Страна Тюрягия

Геннадий П. (Свердловская обл. Серовский р-он, п. Сосьва, учр. АБ – 239/23):

«…Мне 23 года, нахожусь в местах лишения свободы. До освобождения осталось 5 месяцев. Я детдомовский и ехать мне некуда и освобождаться не в чем, вообще нет никаких вещей. Если есть такая возможность, помогите мне, пожалуйста. Денег я не смог заработать, т. к. весь срок пролежал в больнице для туберкулёзно-больных. Сейчас вроде бы излечился, но еще нужно пробыть в диспансере на наблюдении».

Евгения К. (Ивановская обл., г. Кинешма, учр. ОК-3/3):

«Нахожусь в заключении почти шесть лет. А вот пишу впервые. Стыдно, неудобно. Но Бог видит, что не от сладкой жизни решила написать, просить о помощи. Больше обратиться не к кому, за всё время не видела помощи ниоткуда. Нет у меня ни моральной, ни материальной поддержки. Работаю я здесь инструктором, обучаю женщин правильно шить, работаю рядом с вольными. И ходить в рванье просто неуважение к ним. Раньше как-то было легче. Помогали свои же осуждённые, но настало время, когда просить что-то уже невозможно. Нет ничего, начиная с нижнего белья и до тёплых вещей, конечно, нет и обуви.

Всем тяжело, а нам тяжело вдвойне. Забыла, что такое овощи и фрукты, нет витаминов, зубы все стали шататься, сильно понизился гемоглобин в крови. Организм полностью истощён за 6 лет, а ведь мне ещё быть здесь 4 года. Написала на помилование, но с первого раза обычно приходит отказ.

Прошу только Бога, чтобы дал терпения и здоровья. Это у меня в жизни первая и последняя ошибка. Хочется верить, что люди откликнутся на мою просьбу. Ведь я совсем одна, никому не нужна. А так хочется с кем-то переписываться, с кем-то поделиться своими радостями и горем, ведь здесь доверять никому нельзя. Все ждут писем, ждут каждый день, ведь этими весточками здесь живут и так горько смотрят, когда другим приходят письма, посылки, а у меня одни лишь слёзы.

Прошу вас ради Бога, помогите мне».

Из этого письма понятно, что любому заключённому милы и приятны встречи с родственниками и друзьями (и подругами). Международные правовые нормы эти встречи считает необходимой частью перевоспитания, и наш закон тоже их разрешает. Вот как трактуют необходимость таких встреч Европейские тюремные правила:

«43.1. Заключённым должно быть позволено поддерживать связь со своими семьями, а при условии соблюдения требований исправления, охраны и хорошего порядка и с лицами или представителями внешних организаций, а также по возможности чаще получать разрешение на визиты других лиц.

43.2. Для поощрения контактов с внешним миром должна быть введена система тюремных отпусков, совместимая с целями исправления, изложенными в части IV этих правил.

65. в. …поддерживать и укреплять те связи с родственниками и внешней общиной, которые способствуют интересам заключённых и их семей.

67.3. Должны быть приняты все усилия к тому, чтобы размещать заключённых в заведениях, которые по характеру являются открытыми или создают достаточные возможности для контакта с общиной за пределами данного заведения…

70. В программе исправления заключённых следует подчёркивать не их исключение из общины, а продолжение их участия в этой общине. Общинные органы и работники социальных органов должны, всякий раз, когда это возможно, привлекаться к оказанию помощи персоналу заведений в поддержании и улучшении взаимосвязей с семьями заключённых, с другими лицами и социальными органами».

В России, как всегда, попроще. Никаких «по возможности чаще», но всё же встречи с пока ещё не посаженым населением разрешены. Так, согласно части 2 статьи 89 УИК РФ длительные свидания предоставляются осуждённым с родственниками, а в исключительных случаях, с разрешения начальника ИУ, с иными лицами. Это – закон.

А вот разъяснение подзаконного акта, Правил внутреннего распорядка:

«Длительные свидания с иными лицами предоставляются лишь в тех случаях, когда, по мнению администрации, такие свидания не будут отрицательно влиять на осуждённого» (§ 14).

Кто и, главное, как определит, положительно или нет повлияет свидание на осуждённого, неизвестно, но что эта формулировка опошляет закон и предоставляет широкий простор для «творчества» отдельных чиновников – несомненно. Приезжает, представьте, к заключённому «иное лицо», например, невеста, хотят они провести вместе ночку-другую. Выходит начальник, сурово на девицу смотрит и выносит вердикт: нет, такая на тебя отрицательно повлияет. Другую заведи, положительную.

В том же параграфе Правил сказано, что во время проведения краткосрочных свиданий пронос каких- либо продуктов или вещей не разрешается, кроме как в воспитательных колониях для несовершеннолетних. Запрет совершенно необъясним с точки зрения здравого смысла и целей воспитания, но и он имеет ту же оговорку: «по усмотрению администрации». Тебе вот можно, а тебе нельзя!

Таких необъяснимых записей в Правилах предостаточно.

Можно ли осуждённым играть в карты? Согласно части 3 § 3, запрещается «играть в карты, в другие игры с целью извлечения материальной или иной выгоды». То есть, по смыслу, играть в карты на деньги нельзя, а просто так, чтобы убить время, можно. Ан нет! Хоть и можно, но нельзя, так как Приложение 1 гласит: осуждённый не имеет права их иметь.

А как вам нравится такой фокус? Осуждённым запрещается «давать и присваивать клички». Каким же образом практически данный запрет может быть воплощён в жизнь?

В Правилах немыслимо большое количество мелких пакостных нелепостей и запретов. Так, если УИК оговаривает порядок передвижения зэков без конвоя, то Правила внутреннего распорядка тут же вводят запреты осуждённым на выход из жилой зоны, на приём поручений от других осуждённых и т. д.

Питаться нужно, оказывается, в столовых. Очень хорошо. Это правильно. Сразу вспоминается профессор Преображенский из романа Булгакова «Собачье сердце», который не хотел обедать в кабинете, а в ванной держать кроликов. Но в российской колонии такое требование позволяет как угодно наказывать осуждённого, которого застукали с горбушкой в зубах вне столовой.

Александр К. (Тюмень, учр. ЯЦ-34/1) сообщает:

«В жилзоне остаётся основная часть осуждённых, так как из 1100 человек на работу выводят 100—120 человек. И горе тому, у кого нет ни родных, ни близких, то есть тем, кому не помогают с воли. Со столовой выносить продукты запрещено. К примеру, заболел человек, а его пайку хлеба ему принести нельзя. Поймают с пайкой – бьют у всех на виду. Чтобы другим неповадно было».

Осуждённые, обслуживающие бани, прачечные, столовые, склады, территорию и работающие посменно по своим графикам, тоже кушать хотят. Сделать это на своём рабочем месте им нельзя, только в столовой, но беда не в этом. Эти работяги, в соответствии с Правилами, должны принимать пищу в составе своих отрядов. Характер работы лишает их такой возможности. Что ж, Правила демократичны: такие осуждённые могут отобедать и «не в составе отрядов», для этого всего-то и надо получить разрешение начальника колонии.

Это значит, что каждый электрик, банщик или истопник, не попадающий вовремя на обед по причине исполнения основных обязанностей, должен всё бросить и идти на прием к начальнику колонии (!) проситься отобедать не в составе своего отряда. Не захотел тебя принимать начальник? Ходи голодный.

Разумеется, на большинство этих чепуховых благоглупостей никто в тюрьме или колонии внимания не обращает. Но мы ведь о том и пишем: нормы зэковской жизни сами по себе, а жизнь – сама по себе. Мухи, так сказать, отдельно, а котлеты из мух отдельно. Но зачем, почему придумываются такие нормы?

Новыми правилами запрещено вывешивать фотографии и картины на стенах бараков. Почему? Пусть хоть картинки оживят зэковскую общагу.

А почему радиоприёмники разрешено приобретать только для коллективного пользования? Даже в законе (ст. 94 УИК), каким бы убогим он ни был, об этом говорится отнюдь не в запретительной форме: осуждённым разрешается индивидуально или группами приобретать (получать от родственников) теле– радиоприемники.

Почему сон должен быть обязательно непрерывным? Что это вообще такое,