— Как он объединил планету?
— Но правление Теброна Марла запомнилось как эра всеобщего мира.
Райнасон вдруг подался вперед, следя за тем, как самописец регистрирует этот ответ.
— Выходит, Теброн покончил с войнами на Хирлае?
Райнасон вдруг ощутил, как все его существо охватило возбуждение. Это было именно то, что они пытались найти все это время — ту самую точку в истории планеты, когда было покончено с войнами, когда хирлайцы полностью перешли к мирной жизни. Он уже знал, что этот переход носил резкий и единовременный характер. Это был последний знак вопроса в краткой истории планеты, которую составляла прибывшая бригада исследователей. Загвоздка заключалась в получении ответа на вопрос — как хирлайцам удалось так резко и внезапно установить на своей земле эру мира, которая вплоть до настоящего времени ни разу не прерывалась.
Трудно было даже мысленно представить этих огромных, неповоротливых созданий в роли воинов. Но когда-то они были воинами, причем на протяжении тысяч лет, постепенно создавая свою культуру и науку до тех пор, пока не прекратились войны. С того времени хирлайцы становились все более самодовольными, пассивными и, в конечном счете, пришли в упадок. И вот сейчас от всей этой расы осталось что-то порядка двух дюжин.
Они обладали телепатическими способностями, эти обтянутые собственной кожей аборигены, сохранившие историческую память своего народа. Опыт всех поколений на протяжении веков телепатически передавался каждому индивидууму; образовался банк памяти, который делил каждый оставшийся в живых хирлаец. Они, конечно, не могли объединить в своих собственных умах весь этот огромный объем информации и четко разобраться, что она представляет собой. Но как бы там ни было, все воспоминания были при них.
Все это было как для Райнасона, так и для остальных членов бригады одновременно и благодатью, и тяжким испытанием. Да, они были опытными археологами… натасканными в этом предмете настолько, насколько им давала возможность работа в этом далеком секторе удаляющегося от планеты Земля Края, как называли границу того, чего достигла во Вселенной экспансия землян. Райнасон умел не только работать с портативными карбоновыми самописцами, но и ремонтировать их; он владел тонкостями извлечения предметов обихода и искусства из пластов культурного слом почвы чужих планет и их восстановления. Он имел уже такой опыт в анатомии инопланетян, что мог по крайней мере высказать обоснованное суждение о реконструкции существ по фрагментам окаменелых остатков иди не полностью сохранившихся скелетов… или того, во что эти скелеты превратились со временем.
Но на Хирлае была ситуация, с которой они до этого никогда не сталкивались. Здесь Райнасону пришлось иметь дело не с остатками мертвых цивилизаций, а с живыми представителями одной из них. Здесь работа заключалась не в просеивании и анализе фрагментарных свидетельств о науке, ремеслах и обычаях, не в склеивании в единую картину отрывочных свидетельств, которые удавалось найти, как это они делали, например, с предметами быта Пришельцев извне — неизвестных существ, оставивших руины своих сторожевых постов и поселений на шести галактиках, уже исследованных и заселенных землянами; все, что требовалось от археологов здесь — это правильно ставить вопросы и получать на них готовые ответы.
Находясь под массивным куполом, напротив этих устрашающе спокойных глаз сидящего напротив аборигена, Райнасон не мог полностью подавить в себе ощущения комичности создавшейся ситуации. Проблема заключалась в том, что на хирлайцев нельзя было положиться. Вся информация, которая относилась к исторической памяти расы, располагалась в мозге неупорядоченно, поэтому все, что оставалось делать исследователям, — только пробовать наугад различные фрагменты памяти до тех пор, пока не удастся случайно наткнуться на нужный участок, и уже от него следовать дальше. В результате получаемая информация была не всегда надежной.
Но теперь, казалось, он подобрался к чему-то определенному. Поработав три недели с Хорнгом, постепенно познавая особенности его чужеродного для человека менталитета, он наконец напал на что-то, что могло оказаться поворотным пунктом в истории цивилизации Хирлая.
Хорнг говорил, и Райнасон повернулся посмотреть, что выводит движущееся по бумаге перо электронного переводчика.
— Что это были за науки?
Хорнг снова закрыл и открыл глаза.
Райнасон взглянул на аборигена, который сидел на грубом камне, отдаленно напоминавшем что-то похожее на лавку.
— Но ваша раса не забывает.
— Но ты можешь вспомнить их, если попытаешься?
Голова Хорнга склонилась в сторону, что являлось характерным для него движением, которое Райнаган пока еще не мог никак интерпретировать. Затененные морщинистые глаза медленно закрылись.
— Ты уже однажды упоминал Кора. Кто это?
Райнасон нахмурился. Переводчик автоматически переводил термины, которые не имели надежной параллели в языке землян, путем выдачи двух или трех слов со смежными понятиями, и обычно смысл был достаточно ясен. Но в данном предложении это было не так.
— Бог и знание в нашем языке являются разными понятиями, — сказал он. — Можешь ли ты более полно разъяснить значение этого термина?
Хорнг тяжело переместился на своем сидении, его короткие пальцы стали более энергично биться друг о друга.