правило, на отделения и даже на небольшие штурмовые группы. Так легче проникать в комнаты, подвалы, чердаки. Командирам отделений и штурмовых групп приходилось принимать решения на месте самостоятельно. От их сметки, ума, ловкости зависел общий успех операции взвода.
Особенно серьезной преградой был канал, отходивший от реки Шпрее.
Мы вышли к нему под покровом ночи.
Его почти отвесные берега выложены массивными каменными плитами. Это значило — карабкаться по вертикальной стене! А мост весь осел в воду. К тому же противник время от времени пускал осветительные ракеты.
Мы с Досычевым отправились на разведку, решили узнать, как глубоко осел мост и не разорван ли он? Рота залегла на берегу, готовая прикрыть нас огнем.
Заходим в холодную апрельскую воду. Прощупываем настил. Стараемся не плескать, ступаем бесшумно. Руками держимся за шаткие перила. При каждой вспышке ракет застываем на месте. Вокруг ухают разрывы снарядов.
Вода стала доходить до груди. Но тут же начало мелеть. Значит, балка, по которой я шел, сильно согнулась от взрыва, но не треснула.
Сразу отлегло от сердца. Это была радость. Ни плыть, ни наводить переход не придется.
Обратно ноги несут сами, а спешить нельзя: легко испортить дело. Из-за ракет приходится делать частые остановки.
Вот и берег. Выливаем воду из сапог. Мокрая и холодная одежда прилипла к телу. Поясняем бойцам, с какими предосторожностями следует переправляться через канал. Форсировать решили по одному. Растянулись длинной цепью и не теряя ни минуты двинулись. Переправляется первое отделение. Остальные изготовились для поддержки товарищей огнем, если гитлеровцы их заметят и попытаются отбросить. Мы с Досычевым — в качестве проводников. Автоматы на шее.
От нас в обе стороны — бой.
Вот уже отделения сержантов Лосенкова и Зуева на той стороне. Следом выходят солдаты третьего отделения сержанта Лосева. Воины стали рассредоточиваться вдоль набережной. Впереди, метрах в сорока, начинается квартал домов.
Это расстояние можно преодолеть за считанные секунды. Но очередная ракета высветила набережную, и гитлеровцы нас обнаружили.
Тут заработали их пулеметы. Завизжали, зарикошетили пули, веером рассыпаясь по воде. Посылаю связного к мосту, чтобы ускорили выход на берег.
Мы тоже ответили огнем, ударили наши и с другого берега. Немцы освещают набережную ракетами. Но этот свет помогает и нам. Неподалеку замечаем разбитую грузовую машину и танк.
Часть взвода, поддержанная огнем, доползла к этим укрытиям. Прячась за ними, наметили места, куда следовало ворваться. До ближнего разрушенного дома — метров двадцать...
По-пластунски ползем к обломкам стены. Нас чуть больше десяти. Изготавливаемся к решающему броску, не выдавая своего присутствия. Пусть думают, что мы на прежнем месте. Едва очередная ракета погасла, как вся группа стремительно бросилась к дому.
Несколько секунд — и мы у стены. В разбитые окна летят гранаты. Прорываемся в дом. Остальная часть взвода спешит на помощь. А наша группа, отбив у противника несколько комнат внизу, стала подниматься по разбитым лестницам.
Враг пытается сбросить нас вниз. Завязался упорный бой. Те, у кого кончались боеприпасы, брали немецкие автоматы. Бойцы расширяли плацдарм. В дом пробрались другие товарищи, и наши силы стали увеличиваться.
Со второго этажа кто-то заметил бегущих по двору людей. Свои? Чужие?
— Кто там? — крикнули мы.
В ответ — треск автоматных очередей.
— Гранаты! — командует сержант Зуев.
Штурмовые группы, словно весенние ручьи, текут, текут, текут, захватывая все новые участки.
Безысходность берлинского гарнизона была очевидной, но сопротивление не ослабевало. Более того, ближе к центру оно усиливалось, будто сжималась огромная пружина. Гитлер приказал ставить под ружье всех, кто способен держать оружие в руках. Так создавались отряды «фольксштурма», в которые были мобилизованы все мужчины, вплоть до шестнадцатилетних подростков. Из юнцов создавались отряды «гитлерюгенд».
Однажды мы столкнулись с таким отрядом.
Подбегает ко мне рядовой первого отделения Чебодаев, докладывает:
— Товарищ младший лейтенант, там за поворотом улица перегорожена баррикадой!
Поднялись на четвертый этаж.
Так и есть: улица перекрыта двойной стеной из досок, а между ними — мешки с песком. Устроены бойницы. За баррикадой несколько минометов. Бегают какие-то люди в необычной форме с красными повязками на рукавах.
Командуют офицеры. Фигурки торопливо снуют в дом и обратно, подтаскивая к минометам ящики с минами. Как потом выяснилось — «гитлерюгенд».
В тюрьме Моабит
Гитлеровцы несли большие потери. Но и у нас мало оставалось солдат во взводах. 674-й стрелковый полк, которым командовал подполковник Дмитрий Алексеевич Плеходанов, отвели во второй эшелон. После гибели майора Твердохлеба батальоном стал командовать капитан Василий Давыдов. Все мы ждали пополнения. И вот 28 апреля, как только стемнело, наш батальон повели в неизвестном направлении. Подошли к большому зданию. Через ворота — во двор. Мы знали, что это тюрьма Моабит.
Передали приказ: «Офицеры — к комбату!»
Капитан Давыдов сообщил, что здесь получим пополнение. При этом добавил:
— Эти люди бо?льшей частью состоят из пленных советских граждан.
Нас с Николаем Досычевым повели внутрь тюрьмы. Там было слабое освещение. В коридорах и бывших казематах сидели и стояли люди в военной форме. Однако воевать никому из них не приходилось. Накоротке научились обращаться с оружием и стрелять из него. Они хотели отомстить гитлеровцам за пережитое на чужбине.
Мы привели новых солдат во взвод. Объяснили, кто в каком отделении.
Рядовой Чебодаев
Батальоны 756-го стрелкового полка нашей 150-й стрелковой дивизии, захватив мост через Шпрее, завязали упорные бои за овладение домами на другом берегу.
Гитлеровцы оборонялись упорно. Да это и неудивительно: недалеко отсюда стояло огромное здание министерства внутренних дел Германии — дом Гиммлера. От него до рейхстага — рукой подать.
На помощь воинам 756-го стрелкового полка был брошен наш пополненный батальон. Первый взвод ворвался в один из домов, и завязался бой с обороняющимися гитлеровцами. Для наших молодых солдат это был первый бой.
Я бегом спускаюсь по лестнице, соединяющей этаж с подвалом.
Едва оказался в длинном коридоре, вижу: впереди бежит немецкий офицер, а за ним Чебодаев. Был во взводе такой отважный, отличный стрелок. Охотник из Хакасии. Он обладал завидным хладнокровием. Но на этот раз пришлось его отчитать. Без скидки на войну. Отстреливаясь из пистолета, нацист несся к пролому в стене. Я кричу Чебодаеву: «Стреляй!» Мне этого делать нельзя, могу поразить своего. А Чебодаев и не думает подымать оружия.
