Она хотела быть равной Герасиму во всем. Это было для нее теперь самое главное. Ее идеал — Вера Павловна из романа Чернышевского.
Лицо Анюты раскраснелось. Она сказала убежденно. Она верила в свои слова.
— Я съезжу. Я была в Саратове с Герасимом, знаю город, — с мольбой в голосе говорила Анюта. — Есть знакомые…
— Нет, нет! — вырвалось у Хаустова. Он уже ругал себя за «длинный язык».
— Я съезжу, — повторила она и так взглянула, что сказать уж нечего было Хаустову.
Где-то над рекой загремел раскатом гром. Вдоль улицы пронеслись хвосты бурой пыли. Проснулась дочурка.
Анюта подбежала к кроватке, взяла Галочку на руки, прижала к себе.
— Тебе нельзя, Анна Алексеевна. У тебя малышка.
— С Галочкой я и поеду. Меньше подозрений.
— Ох, и задала ты мне задачку, — покачал головой Хаустов, — на все четыре действия задачку!
Над Белой гремела гроза. Анюта крепче к сердцу прижимала дочурку, целуя ее в пухленькие щечки.
5
Владимир Ильич наклонился, протянул руку, пристально посмотрел на Герасима. Надежда Константиновна, стоявшая рядом, представила его:
— Азиат. Агент «Искры», помнишь, я рассказывала…
Припомнил, как писал Организационному комитету по созыву съезда, чтобы крупнейший рабочий район страны — Урал был представлен достойным искровцем. И только настойчивое требование, отправленное Надюшей в Самару, помогло: в списках участвующих появилась Уфа…
— Делегат Урала, — приветливо, с мягкой картавинкой сказал Ленин. — Из Уфы. Знакомый и милый город. — Он прикоснулся к плечу Азиата. — Дважды бывал в Уфе. Рассказывайте…
— Прежде всего, вам низкий поклон от Хаустова.
— От Хаустова? — Владимир Ильич прищурил узковатые глаза и посмотрел на Крупскую. — Запамятовал… — Он ладонью коснулся большого лба.
Герасиму стало неловко.
— Слушали вас с Якутовым…
Ленин всем туловищем подался вперед.
— С Якутовым! — повторил он и вопросительно посмотрел на жену. Лицо его сделалось огорчительным. Надежда Константиновна слегка улыбнулась:
— «Пульверизацией» Маркса хотел заняться. Брал у меня «Капитал» прочитать, чтобы популяризировать в своем кружке, а потом вернул книгу и признался — ничего не понял, не дорос до Маркса…
— Ну, как же, помню, помню! — радостно произнес Ленин. Он рассмеялся.
— Хаустов! Такой тихий молодой человек?
— Да, да! — выдохнул Азиат.
— Припомнил, Надюша, отлично припомнил. За спину Якутова все прятался. — Владимир Ильич резко повернул голову, доверчиво наклонился к собеседнику.
— Ну, как они чувствуют себя? Я об уфимцах самого отличного мнения. Здоровые и сильные люди, не так ли?
Азиат, благодарный Крупской за такую выручку, успел отметить, что Надежда Константиновна, в скромном своем платье с накинутой на плечи клетчатой кофточкой, напоминала учительницу Кадомцеву и располагала своей обыденностью. И Ленин, под стать жене, тоже был одет просто, по-домашнему, в темно-синюю косоворотку навыпуск. Она придавала его коренастой фигуре подчеркнутый «российский вид» и так не вязалась сейчас с чинным укладом швейцарского быта и с первой встречей, которую Азиат представлял совсем иной.
Герасим почувствовал себя раскованнее, свободнее.
Ответил с улыбкой:
— Уфимцы зло сделают, не каются, Владимир Ильич, добро сделают, не хвалятся. У дела стоят, руками жизнь ворочают. Измечтавшиеся люди о революции… о свободе.
— Сверхпохвально! Я за такую мечту.
— Главное, учатся в воскресных школах…
— У нас должны быть свои Бебели. Лучших рабочих обязательно вводите в комитеты РСДРП.
— А мы так и делаем, Хаустов связан с комитетом, много учится, а Якутов…
— Что с ним?
— Удалось скрыться. У нас ведь аресты были. Теперь где-то в Сибири…
Ленин задумался.
— Хороший и надежный товарищ!
Он чуть коснулся руки Надежды Константиновны.
Крупская согласно кивнула. Поправила гладкие волосы, аккуратно причесанные и собранные на затылке узлом.
— Такие на каторгу, на смерть пойдут! Он, кажется, так и сказал тогда, а? Много ли таких на Урале? В Сибири, России? — Ленин вскинул руку. — А кружки? Как работают кружки?
— Читаем «Искру», распространяем ее среди надежных товарищей, беседуем…
— Так, так! — подбодрил Владимир Ильич.
— Пропагандистские кружки действуют на заводах Миньяра, Усть-Катава, Белорецка.
— Не замыкайтесь на работе этих кружков. Нет ничего порочнее такой практики.
— Зачем же! Комитет организовал издание нелегальной литературы. Выпускаем газету «Уфимский листок». Вышло три номера. Только в Уфе напечатали и распространили сотни первомайских прокламаций. Они отосланы на заводы Златоустовский…
— Златоуст! — особенно мягко поспешил сказать Владимир Ильич. — Не бывал в городе… проезжал. Но наслышан о нем. Родич по матери жил там, врачевал рабочих… Да и детство матери моей связано с этим городом…
— Наши рудокопы прозвали Златоуст божьим урыльником, — сказал Азиат.
— Божьим урыльником, — рассмеялся Ленин.
И сразу же подтянулся.
— Простите, — он попросил подробнее рассказать о рабочих кружках. Владимир Ильич придавал огромное значение их деятельности и убежденно проговорил:
— Главная сила революционного движения в организованности рабочих на заводах, и только в ней! Каждый завод должен быть нашей крепостью.
Он стал торопливо излагать ближайшие и самые неотложные задачи.
Ленин то закладывал обе руки за поясок, то опускал в карманы брюк. Движения эти словно подчеркивали в нем избыток энергии.
Таким на всю жизнь и запомнился Мишеневу Ленин и тот домик, обнесенный палисадничком, где впервые увидел он Владимира Ильича.
Грушевые деревья протягивали через изгородь свои корявые и душистые ветки, все домики- близнецы на этой спокойной улице Сешерона были не высокие, запрятанные в зелени. Здесь, в рабочем предместье Женевы, Владимир Ильич мог свободно встречаться с делегатами, слушать их и рассказывать об обстановке в редакции «Искры», о своих спорах с Плехановым.
Все, что он говорил, было нужно, а самое главное — необходимо в работе, являлось школой. И слушать его было приятно, интересно, все покоряло в Ленине.
— Что же мы стоим? — спохватился Владимир Ильич. — Пойдемте на берег. Озеро особенно красиво в предзакатный час. Величественно прямо-таки!
