— Давай! А то дел — невпроворот! Новый котел монтируем, каждый человек на счету. Думаю определить тебя к монтажникам, все равно у тебя с Ивановым нелады.
— А вы откуда знаете? — удивился я.
— Должность у меня такая, Саша: все знать надо. Иначе как таких молодцев, как ты с Ивановым, воспитывать? Ну да ладно, ты скоро в армию пойдешь, а там все плохое забудется.
Я и сам знал, что скоро мне служить, ждал этого, как ждут счастливых перемен.
Мастер вдруг задумчиво посмотрел на меня, поймал ответный взгляд, кашлянул и сказал:
— А ты, Сашок, злой, однако!
Я возмутился:
— Злой?!
— Надо уметь прощать.
Значит, Витька рассказал ему и о ночном происшествии, и о своем визите ко мне.
— Ты должен помириться с Виктором. Он ведь парень хороший. Бывают, конечно, заскоки, но у кого не нет? Как он переживал, прежде чем к тебе пойти! А ты послал его к чертовой бабушке…
— Но он же…
— Знаю, — перебил меня мастер. — Так что же, теперь его и за человека нельзя считать?
— Нельзя! Вы — как хотите, а для меня его все равно что нет!
— Ладно, Саша, как хочешь. Время подумать у тебя будет, а завтра, значит, с утра иди прямо на новую котельную в распоряжение Василия Павловича Артаманова, бригадира монтажников — спросишь там…
И снова дни без особых происшествий и новостей. Зато ничто не отвлекало от подготовки к экзаменам. Я получил аттестат без троек. Некоторое время наслаждался свободой: не надо ходить в школу, не надо заниматься уроками дома…
Однажды гитара почти произвольно пропела аккорды песни нашей компании, и, словно услышав ее, пришли ребята: Сарыч, Воробышек, Туман. Я обрадовался, но тут же сник, когда узнал, что Сарычева и Воробьева призывают в армию. Мелькнула мысль, что теперь мой черед. На проводах ребята пожелали мне и Туману: догоняйте! Туман пообещал шутя, что если не поступит в институт, то так и сделает, а я промолчал, думая о маме: «Как она одна?..»
Я не знал, что на следующий день получу повестку. Что нового сулила она мне? Куда забросит солдатская судьба? На работе вручили наказ «хорошо служить и вернуться в родной коллектив», подарили авторучку, чтобы не забывал писать, выдали последнюю зарплату.
Песня пятая.
МАРШ-БРОСОК
В тишине послышался дальний рокот самолета, и сразу по расчетам прокатилась отрывистая команда: «К бою!» Солдаты засуетились у орудий, искоса поглядывая на небо, на самолет.
— К бою! — скомандовал охрипшим вдруг голосом Гошка Батурин, командир расчета.
Гошке совсем недавно присвоили звание сержанта. Эти стрельбы важны для него, нельзя ударить в грязь лицом: скоро ему командовать отделением. Мне тоже хочется отличиться, хотя впервые участвую в стрельбах. Может быть, именно потому раз за разом прокручиваю в уме свои действия. Знаю, что от меня многое зависит. Главное — не переслать обойму, иначе снаряд проскочит, но не дослать еще хуже: заклинит магазин. Впрочем, это дело техники, освоенной на тренировках до автоматизма: никто не мог быстрее меня взвести затвор.
— Первый гтов!
— Второй гтов!..
— Пятый гтов!..
Это я — пятый номер расчета. Важная, конечно, должность, но мысленно я ставил себя на место наводчика, не по азимуту, так по высоте. Наводчики тем временем поймали цель — конус, как маленький парашют, распустившийся метрах в двухстах от самолета. Попасть в него трудно. Будет отлично, если снаряд разорвется рядом.
— Ребята, — заметил кто-то, — начштаба дивизии…
Я оглянулся:
— Сюда идет!
Один из наводчиков, ефрейтор Рябов, выругался, и я с любопытством взглянул на него. Рябов кусал губы. Со стороны соседней батареи раздались выстрелы, запахло пороховым дымом, зазвенело в ушах. Прошли мгновения, и чистая ткань неба украсилась белыми облачками разрывов.
— Ребята, не забудьте рот приоткрывать, — предупредил Батурин новичков. — Наша очередь стрелять…
А у нас одно желание — скорей!
— Огонь!
Первый номер, а это Рябов, судорожно нажал на педаль. Ствол трижды дернулся, стало больно перепонкам.
— Кто наводчик? — неожиданно раздалось позади нас.
Мы увидели, что это начштаба дивизии, полковник.
— Ефрейтор Рябов и ефрейтор Глазырин! — вытянулся в струнку Гошка Батурин.
— Плохо, товарищ сержант, стреляете!
Полковник оказался низкорослым толстячком, добродушным на вид. Впечатление это усилилось, когда он достал из кармана кителя носовой платок и вытер вспотевшую под фуражкой лысину.
— Кто желает попробовать себя на месте первого номера? — обратился к нам полковник.
Это был шанс отличиться, и я, не задумываясь, среагировал:
— Я, рядовой Бекетов!
Мы поменялись с Рябовым местами. Самолет заходил на второй круг, но еще оставалось время
