А Павлик даже немножко робел перед этой красавицей, прекрасной альбиноской. Ночью, когда в теплой мелкой речонке купали коней, ему казалось, что от белого крупа его Яшмы восходит сияние. Через год Павел ушел на фронт добровольцем, после войны в родные места не вернулся, забыл он и об Яшме и вспомнил вот сейчас, во сне...
На следующий вечер каурая лошадка снова пришла к дому Павла, она словно подгадывала, когда он вернется с работы и вынесет ей кусок хлеба. Павел спрашивал соседей, домочадцев, не знают ли они, чья это лошадь, но все пожимали плечами. А Павлу почему-то очень важно было узнать, как зовут молодую кобылку. Его сердце замирало при мысли, что он может услышать знакомое имя. А вдруг, чего не бывает на свете! Может, совсем не случайно пришла эта сивка-бурка к его дому, может, хочет вызвать что-то в его памяти, в его сердце, например, забытое уже теперь детство.
Однажды к лошадке подъехал мальчонка на велосипеде, похлопал ее по холке, но та не сдвинулась с места.
— Иди, иди домой, — говорил мальчик, и Павел бросился к нему, начал расспрашивать, но мальчишка ничего не хотел говорить.
— Да как звать-то ее?
— А никак, лошадь, и все... — Ну, а тебя как звать?
И, уже оседлав велосипед, стукнув еще раз лошадку, малец, уезжая, издали что-то крикнул, и Павлу послышалось «Па-а-шка я...»
И опять Павлу долго не спалось. Снова кружило мысли вокруг Яшмы, детства на конезаводе, ухода на фронт. Он то и дело переворачивал холодной стороной подушку, вставал пить воду, вздыхал. Так много было пережито за эти сорок лет, что приходилось словно из чащобы выбираться к далекой юности. И так потянуло в родные края, такая тоска взяла!
Несколько раз, проезжая по городу в служебной машине, он встречал свою знакомую. Она спокойно, неторопко шла по обочине дороги и не обращала никакого внимания ни на машины, ни на сочную зелень газонов. Было удивительно не только то, что она шла сама по себе, каким-то своим путем, но что прохожие, даже дети, не обращали на нее никакого внимания, будто такое обычное дело — гуляющая в городе лошадь. Павел даже шофера своего спросил: «Серега, ты эту лошадь видишь?» — «Ага, идет куда- то...»
Вечерами он ждал, когда придет лошадь, будет жевать конотопку или тереться шеей о ствол клена. Павел разговаривал с ней, гладил гривку, выбирал из хвоста колючки репья. Но лошадь знала свой дом и с наступлением темноты уходила. Он еще шел ей вслед, потом возвращался, присаживался на скамейку к соседкам, слушая их байки. Рассказы в эти вечера все вились вокруг деревенской жизни, ранней молодости. Вспоминали, как весело катались на масленице в кошевах, как ездили на худых клячонках на дровозаготовки, как стоял в войну в их городе кавалерийский полк. Павел понимал, что в этих рассказах повинна лошадь, которая только что была здесь, что это красивое гордое животное осветило укромные уголки памяти, что чихающим рядом машинам никогда бы этих воспоминаний не вызвать...
Уходило лето, блекла трава, и однажды вечером лошадка не пришла. Соседки ни с того ни с сего повздорили. Павел ушел с улицы в дом, но дело не шло в руки, и перед телевизором не хотелось торчать. Он то и дело подходил к окнам, но жена скоро закрыла их ставнями, и сердитый Павел улегся спать.
Мало-помалу воспоминания улеглись, успокоилась совесть, что совсем забыл отчий край, улеглась и грусть, и только осталось сожаление, что он так и не узнал, как зовут лошадь.
Челябинский областной клуб любителей фотографии существует с марта 1983 года. Организовал его Владимир Богдановский. Кто захочет, тот сделает...
ОНМЦ, областной научно-методический центр, сразу взял клуб под свою опеку: выделил просторный выставочный зал, помещения для лабораторий. Результаты не замедлили сказаться: на сегодня в клубе более пятидесяти членов — инженеры, врачи, рабочие, пенсионеры и школьники. Многие из них живут в районных центрах и селах области. Раз в месяц приезжают на общее собрание, после которого обязательно проводится мини-конкурс снимков для отбора их на выставку. В обсуждении снимков принимают участие все желающие, даже прохожий, заглянувший на огонек. Никакой кастовости, никакого деления на бронзовых мэтров и зеленых дилетантов. Стать членом может каждый, ведь назначение клуба — пропаганда фотоискусства в области.
В клубе сильна группа пейзажистов; однако мало кому из них удалось превзойти в своих работах Анатолия Щербакова и Юрия Горохова. Два молчаливых, одаренных человека много лет подряд фотографируют одни и те же скалы на хребте Таганай. Предвкушая удовольствие, они целую неделю готовятся к съемке. В субботний день едут на электричке до Златоуста, потом шагают по тайге добрый десяток километров с тяжелыми рюкзаками за спиной. Летом коротают ночь в палатке, зимой у костра — с нетерпением ждут утренний рисующий свет и мягкую дымку. Но утром зарядит дождь или снег, и они возвращаются домой, не сделав ни одного кадра.
В хаосе диких, обомшелых скал они ищут гармонию, созвучную душе, и находят ее. Им в радость мглистый март без солнца: после оттепелей на скалах нарастает иней, пейзаж напоминает гравюру на платиновой пластине. Разглядывая их великолепные работы, с грустью думаешь, что и сам бы охотно снимал Таганай, да вечно не хватает времени. А может, терпения, а может, и чего-то другого. Таганай их необъятный космос...
Ремесло — подножие искусства. Эту истину прочно усвоил Юрий Ермолин, студент ленинградского института киноинженеров. Первый жгучий азарт любительства Юрий пережил и уже не торопится выставлять на мини-конкурсах клуба «сырые» работы. Сюжет будущего снимка придумывает, как правило, заранее, не надеясь на озарение и репортерскую удачу. Очень долго ищет нужный по замыслу типаж, продумывает фон, освещение, рисует эскизы. В его записной книжке каллиграфическим почерком записаны названия челябинских улиц, где есть выразительные фактуры для задуманных снимков: гранитная стена купеческого амбара, резные наличники, дверная бронзовая ручка старинной работы. Так обстоятельный умелец-пенсионер годами конструирует диковинный автомобиль из подобранных на свалке деталей.
Казалось бы, печать холодноватой рассудочности неизбежно должна метить работы Юрия. Ан нет, и доказательство тому — его первая удача, снимок «Парное молочко». В том и загадка...
Трудно поверить, что элегантный постановочный снимок «Ретро» и снимок из цикла «Ильменский заповедник» сделаны одним автором — Сергеем Феофилактовым. Большое удовольствие наблюдать, как Сергей фотографирует. Вот он пружинисто подошел к натурщице, неуловимо поправил на ней шляпку, шепнул ей на ухо нечто забавное, сам расхохотался, аж стекла задрожали. И тотчас играючи, словно снайпер птицу на лету, поймал натурщицу в кадр, она и спозировать не успела. Представляю, сколь нелегким трудом дался ему этот артистизм профессионала...
Однажды старший коллега-фотограф упрекнул Сергея, мол, эстетством, брат, грешишь. Дескать, с твоим-то дарованием взял бы и отбабахал «актуалку» про сегодняшний день. Куда как больше пользы, глядишь, и в газете напечатают, а то и в журнале. Увы, живуч еще утилитарный подход к искусству фотографии. Еще путают всевозможные критики (и авторы!) два разных понятия: мне полезно и мне дорого для души... Не оттого ли, как две капли воды похожи «подлакированные» портреты сталеваров, строителей, доярок?
Пришел черед сказать и об успехах клуба — они весомы. Клуб и десять его авторов — лауреаты Всесоюзного смотра самодеятельного художественного творчества, посвященного 40-летию Победы. Клуб — участник выставки «Родина моя», проводившейся на ВДНХ. За обширную серию «Танкоградцы» Юрий Горохов, Петр Зайнулин и Аркадий Ходов представлены к бронзовым медалям ВДНХ. Редкий успех! Девять авторов клуба экспонировали свои лучшие работы на выставке «Объектив и жизнь» в центральном выставочном зале города Москвы. За два года клуб организовал две выставки фотолюбителей области. Одна из этих выставок путешествовала с агитпоездом по городам области. Есть первые награды с
