Дверь в ванную закрыта неплотно, и, увидев, что Брэдфорд положил бритву, я спешу закончить разговор.
— Может быть, ты возьмешь ожерелье к себе, чтобы оно не пропало? — прошу я Берни, внезапно начиная беспокоиться о драгоценностях, хотя совсем недавно даже не подозревала об их существовании.
— Ты шутишь? — спрашивает подруга. — Лучше я принесу все свои украшения к тебе и положу их в вок. Ни один вор в здравом уме не полезет туда.
Я быстро вешаю трубку, потому что в спальню входит Брэдфорд — свежевыбритый и благоухающий. Я выпрыгиваю из постели и обнимаю его.
— Мои тайные агенты только что проверили, вок, — говорю я, качая головой, но скрыть восторг мне не удается. — Жемчуг из Южного моря с бриллиантовой застежкой невероятной красоты. Это такой дорогой подарок! О чем ты только думал?
Брэдфорд широко улыбается и берет меня за руки.
— Я думал о том, как сильно я по тебе скучаю. И о том, что хочу быть с тобой всю жизнь.
— Это точно подарок на всю жизнь. Он обнимает меня.
— Значит ли это, что я могу не волноваться, чем порадовать тебя на Рождество?
— Именно так. Ты освобождаешься от подарков на Рождество, День святого Валентина и День святого Патрика до две тысячи четырнадцатого года. Я хочу от тебя только одно…
Продолжая обнимать Брэдфорда, я отступаю к кровати и падаю, потянув его за собой. Похоже, он не возражает. Хотя ему опять придется идти в душ.
Наконец мы все же выходим на залитую солнцем улицу и решаем прогуляться вдоль гавани.
— Здесь две основных достопримечательности, — как профессиональный гид, сообщает мне Брэдфорд. — Паром «Стар Ферри». И трамвай, который поднимается на пик Виктория.
— Такое впечатление, что ты там уже был.
— А вот и нет. Работы не в проворот.
— Но я здесь, значит, пришло время развлечься, — говорю я и беру его за руку.
Мы садимся в трамвай и проводим на горе целый час, упиваясь открывшимися сверху красотами и разглядывая дорогущие особняки на вершине.
— Потрясающе, — говорит Брэдфорд, не успевая крутить головой. — Посмотри, что я теряю, когда тебя нет со мной.
— Теперь этому конец, — заверяю я его.
Мы спускаемся вниз, и у меня возникает ощущение, что пик Виктория — единственное спокойное место во всем Гонконге. Улицы переполнены, весь город в непрерывном движении. Мы идем мимо магазинов, где продаются джинсы «Левис», кроссовки «Найк» и всевозможные электрические приборы. Я рассматриваю сумки под Гуччи и решаю, что эти подделки гораздо лучше тех, что продаются на улицах Нью-Йорка, но все равно ничего не покупаю. В северной части города мы попадаем на открытый рынок, где торговцы продают травы, китайские фонарики, тапочки с вышивкой и даже золотых рыбок и певчих птиц. Я выбираю розовый стеганый жилет, отделанный белым искусственным мехом, и предлагаю Брэдфорду купить его для Скайлы.
— Ты думаешь, она будет его носить? — с сомнением спрашивает он.
— Еще как! Я уже достаточно хорошо ее знаю. Мы много времени проводим вместе.
Брэдфорд удивленно смотрит на меня.
— Здорово! — Он явно рад.
Подойдя к прилавку, на котором выставлены последние модели игрушечных мотоциклов, Брэдфорд быстро покупает одну, потом еще одну.
— Что это? — интересуюсь я.
— Это Дилану. Как раз то, что нужно мальчишкам. Мы с ним поиграем как-нибудь вечером, когда вы со Скайлой отправитесь делать маникюр.
Я показываю ему язык, мы смеемся и снова целуемся. За последние двадцать четыре часа мы много целовались — по меньшей мере, по десять поцелуев за каждый день, проведенный вдали друг от друга. Говорят, разлука укрепляет нежные чувства. Пусть даже в итоге все заканчивается распухшими губами.
Мы идем дальше. Торговец нефритом зазывает нас в свою лавку, но я говорю ему, что дома меня ждет самое прекрасное ожерелье, какое только есть на белом свете. Потом мы с интересом слушаем торговца женьшенем — он рассказывает, что его товар способствует приливу энергии и жизненных сил. И не только.
— У вас плохая память? Не забудьте принять женьшень, и все будет отлично, — тараторит он. — Нужно сбросить вес? Улучшить состояние кожи? Покупайте женьшень. Хотите лучше спать по ночам? Берите целую упаковку. Не нравится работа? Он поможет вам найти что-нибудь получше.
Я жду, когда же наконец, он скажет, что женьшень пылесосит гостиную. Ну ладно — достаю кошелек, решив, что всегда смогу найти применение этому чудодейственному корню. К примеру, приготовлю суфле с карамелью и женьшенем. Я протягиваю руку за пакетом и вдруг замечаю, что две девчонки разглядывают меня и показывают пальцем в мою сторону. Они машут своим друзьям, и буквально через минуту компания устремляется ко мне.
Брэдфорд не понимает, что происходит, и, крепко обняв меня за плечи, уводит в противоположном направлении. Но нас продолжают преследовать, и толпа растет.
— Ужасная дама, ужасная дама! — кричат зеваки.
Мы с Брэдфордом ускоряем шаг, но нам не дают оторваться. И не успеваем мы выйти с рынка, как преследователи окружают нас. Может быть, нужно выбросить женьшень? Продавец не говорил, что растение провоцирует агрессивное поведение окружающих.
Но преследователи не кажутся мне агрессивными. Кое-кто зачем-то протягивает мне блокноты и ручки.
— Ужасная дама из телевизора! — возбужденно кричат они и показывают на постер, украшающий ближайший киоск. Это фотография Пэрис Хилтон, рекламирующей джинсы «Гесс». Несомненно, она — ужасная дама, но, уверена, меня с ней спутать невозможно.
И тут я замечаю кое-что еще: рекламный щит высотой в восемь футов — фотография, где мы с Керком стоим у плиты.
— Черт возьми! — говорит Брэдфорд, проследив за моим взглядом. — Я и не подозревал, что ты теперь так знаменита. Твое шоу показывают в Гонконге!
— Для меня это тоже новость. И в самом деле, меня узнают! — Неожиданно для себя я испытываю прилив восторга. Когда мы с Керком дожидались рекламного автобуса, до торжества дело так и не дошло.
Брэдфорд улыбается:
— Давай, ты ведь не оставишь своих поклонников без автографа?
Вот он, полный триумф! У меня кружится голова. Я несколько раз пишу в блокнотах свое имя — крупным красивым почерком. Это лучшие минуты в моей жизни! Жаль, что я не знаю китайских иероглифов, обозначающих «Продолжайте готовить! Продолжайте смотреть!». Я уже давно решила писать именно эти слова, если у меня вдруг когда-нибудь попросят автограф. И вот свершилось.
Наконец толпа начинает расходиться, но одна из девушек — она заметила меня в числе первых — остается. Смущаясь, она начинает что-то говорить на неплохом школьном английском.
— Я так рада, что тебе нравится мое шоу, — говорю я. — Но у меня все же вопрос. Почему вы называли меня ужасной дамой?
Она снова показывает на рекламный щит, где название нашей программы написано по-китайски.
— Ваше шоу называется здесь «Ужасные американские десерты», — с гордостью объясняет девушка. — Вы нам очень нравитесь. Все смотрят и смеются над забавной едой, которую готовят американцы.
На секунду я теряюсь. Но потом начинаю хохотать. Жаль, что мы не подумали о таком названии! Я никогда не предполагала, что стану знаменитой. Но быть известной в качестве «ужасной дамы»… Что ж, в этом что-то есть!
В течение двух следующих дней Брэдфорд завершает свои дела. У меня же остается один
