с-мечами? Мне и без того много лет. Вы трое — лучшие из моих учеников. Вы должны остаться жить. Вы — защита людям. Это слово Тано и мое слово, тарни.
Рука сжала рукоять меча:
— Я принимаю, тарно.
… — Харт'ан Мелькор, он говорит слово к хар-ману Рагха, — посланник хорошо знал язык иртха, но имя Тано не смог произнести так, как они. — Хар-ману Рагха, она слышит слово?
— Йах, хагра, сын Волка, — ответила мать рода, указав черному воину на медвежью шкуру у очага. — Огонь иртха — твой огонь.
Воин поклонился и сел. Высокая честь — быть приглашенным к очагу матери рода, он знал это.
— Харт'ан говорит, хар-ману собирает иртха, хар-ману уводит их за горы, откуда приходит солнце.
— Слух Рагха открыт речам хагра. Зачем?
— Он говорит: три, четыре луны проходят, улахх идут из-за горькой воды, много — сосчитать нельзя. Улахх несут смерть. Он говорит — будет битва битв. Он говорит — уходи.
Рагха задумалась, теребя длинные, во много рядов, бусы из пестрых камешков.
— Много холодов ушло, — медленно заговорила она, — сосчитать нельзя; Рагха тогда говорит, иртха — меч в руке Высокого. Много битв ушло, иртха сражаются за него. Теперь харт'ан говорит, будет битва, иртха уходят. Харт'ан, он уходит тоже?
— Йирг, — словно сталь рассекла воздух.
— Кто тогда сражается за харт'ан Мелхар?
— Хагра из Высокого Дома. Харт'ан говорит, когда улахх приходят, эта земля, ее не будет совсем. Никого не будет. Горт'ханг, злая смерть для иртха. Надо уходить.
— Рагха слышит слово.
На этот раз мать рода умолкла надолго. Наконец протянула руку ладонью вверх, коснулась ею лба:
— Рагха принимает. Хагра, он идет к харт'ан, он говорит: иртха принимают слово Высокого. Десять на десять хагра из иртха, они приходят, они остаются. Рраугнур, сын Волчицы-Рагхи, ведет их. Другие иртха, они идут за горы восхода: так велит Высокий. Харайа, — она поклонилась воину.
— Хар-ману посылает своего сына?..
Мать рода выпрямилась; проговорила, прикрыв глаза:
— Рраугнур.
Иртха, неподвижно стоявший у входа в пещеру, подошел к очагу; поклонился:
— Много новых солнц прошло, сосчитать нельзя. Иртха помнят: Высокий, он вернул Рраугнуру жизнь, вернул сына к очагу Рагхи. Теперь у Рраугнура дети есть, у его детей дети есть. Рраугнур, он в долгу перед Высоким. Рраугнур много новых солнц видел. Теперь Рраугнур долг отдает. Жизнь его, кровь его, дыхание его принадлежат Высокому. Рраугнур, он решил, он говорит так.
Воин сцепил руки в замок, молча поднес к груди: благодарю.
— Харт'ан Мелькор, он говорит: один иртха, он идет к Сосновым горам, к уруг-ай, он несет слово харт'ан.
Мать рода сморщилась неодобрительно:
— Уруг-ай, они глупый совсем. Иртха слышат, уруг-ай, они убивают черных хагра, воюют с Высоким Домом. Уруг-ай — враги всем. Харт'ан, он хранит их жизнь. Зачем?
Воин заколебался — видно, и сам не знал, что на это ответить; пожал плечами:
— Харт'ан, он говорит так.
Мать рода вздохнула, подумала еще.
— Мерх-ха, — ответила. — Харт'ан, он — тот, кто знает. Рагха говорит: уруг-ай, они дают хагра для харт'ан, воевать с улахх, тогда другие уруг-ай, они уходят. Так хорошо?
— Йах. Харайа, — воин повторил знак благодарности.
Но когда он собрался уходить, мать рода остановила его:
— Много холодов назад, сосчитать нельзя, было так. Харт'ан ушел. Проходит много новых солнц, он возвращается. Теперь — когда вернется?
Воин опустил голову, стиснув до хруста зубы.
— Хагра, он слышит слово Рагха? — не получив ответа, осведомилась мать рода.
Юноша коротко и как-то судорожно кивнул. Рагха помолчала: по всему, воин не мог или не хотел ответить ей.
— Мерх-ха, — сказала она наконец. — Рожденный волком, пусть он говорит перед харт'ан Мелхар. Пусть харт'ан Мелхар знает: он уходит, иртха ждут его — много холодов, много новых солнц.
— Харайа… — казалось, воин поперхнулся этим словом; низко поклонился Рагхе и вышел.
— …Они уйдут, Тано. Рагха просила благодарить тебя. Сотня воинов ирхи остаются здесь, остальные уйдут. Они говорят — ты сделал им много добра, их воины будут защищать тебя. Рагха обещала отправить гонца к дортонионским ирхи. Сказала, велит им выставить несколько десятков своих воинов, а остальные пусть уходят. Вала молча кивнул.
— Послушай… правда, зачем ты их спасаешь, Тано? — с некоторой нерешительностью в голосе спросил воин. — Этих, дортонионских?
— А они разве не арта-ири?
— Но… они все-таки нелюди…
Вала пристально посмотрел на молодого воина, потом горько усмехнулся:
— Я, знаешь, тоже не человек. Иди, Лхайно. Тебе пора собираться в путь.
На пороге юноша обернулся.
— Тано, — каким-то чужим, неровным голосом проговорил, — Рагха сказала — они будут ждать тебя. Много зим и много весен. Они будут…
Не договорил — отчаянно затряс головой и поспешно зашагал прочь из зала.
…В ожидании он медленными шагами мерил зал. Знал, Каков будет разговор. Знал, что скажет ему Ортхэннэр. Знал, что ответить и что делать, когда доводы разума окажутся бессильными перед словом сердца.
Но прежде всего — знал, что сделают с Сотворенным, не успевшим стать Свободным, если его судьбой станет плен и суд Валар.
А будет — черное распятие на белой скале, но он не закричит, я знаю, он не будет кричать, не позволит им увидеть его боль, и это будет тянуться бесконечно, он сильный, очень сильный, он умрет и вернется, и умрет снова…
А из толпы будет смотреть — тот, второй. Что он подумает? Задохнется в ужасе от мысли — я тоже мог быть там? Усмехнется, торжествуя победу, или отвернется безразлично?..
Бесшумно отворилась дверь. Он обернулся.
— Таирни.
— Тано…
— Возьми. Настало время твоей клятвы. Слово верности, Ортхэннэр.
Гортхауэр благоговейно принял в ладони меч Силы и коснулся губами льдистого черного клинка:
— Мэй антъе къелла…
Замолчал. Протянул меч Мелькору, но тот жестом остановил его:
— Он — твой. Мне — больше не понадобится. Собирай людей…
Ученик поднял глаза на Учителя:
— Я уже сделал это, Учитель! Мы готовы и ждем только приказа вступить в бой! Я… я стану щитом тебе. Учитель, — очень тихо.
Что-то дрогнуло в глазах Валы, но голос прозвучал глухо и холодно:
— Ты не понял меня, Ортхэннэр. Собирай людей. Уходите на Восток. Ты поведешь их.
— Что?..
Лицо смертельно раненного — растерянное, потрясенное, беспомощное. Невозможно ошибиться в смысле слов — и невозможно поверить.
Фаэрни судорожно вздохнул:
