Ахэ.
В Высоком Зале пел менестрель Айолло эр'Лхор, седой юноша со странными глазами цвета сон-травы. Он пел, глядя в огонь, и в сумерках его глаз плясали алые отблески. Не о войне и смерти — он пел о цветущих яблоневых садах, о птицах, возвращающихся домой, о любви и верности, и о тех, что ждут. Его слышали все в замке, и никто уже не мог удивляться этому: просто — было так. Он пел, и вторили его девятиструнной
— Высокий… мы хотим быть вместе. Прошу тебя — соедини нас. Пусть это будет сегодня. Пусть это сделаешь ты.
Склонив голову, юная Ити тихо подошла и встала рядом с Алтарэном. Поднялся и Вала; одно неуловимое движение — и невесомое кружево белых цветов легло на их волосы.
— Перед Артой и звездами Эа, — глуховато заговорил Вала; маленькая рука Ити легла в ладонь Алтарэна, — вы — супруги, идущие одним путем…
Не будет свадебного пира в эту ночь: пуст Высокий Зал. Не будет золотого свадебного вина: в обсидиановой чаше, окованной черненым серебром, — густая и темная терновая влага, вино печали. Только — когда раскрыл ладони Айо, медленный дождь прозрачно-белых лепестков осыпал Ити и Алтарэна.
Завороженный печальным этим и светлым мгновением, смотрел на них Золотоокий, повторяя одними губами:
Глаза в глаза: пальцы сплелись решеткой на чаше, терпкий вкус вина на губах:
— …отныне и навеки.
Сменялись стражи на башнях у Врат, и пела Айрэнэ — Айрэ, дочь Твердыни, солнечный лучик Аст Ахэ, и вторили ей струны маленькой арфы —
А небо начинало светлеть, хотя еще ясными были звезды, еще скрадывали цвета и очертания предутренние сумерки; и в этот час последние защитники Твердыни собрались в Высоком Зале. Каждый знал — уже давно, несколько дней, — что будет делать. Не было слов и не было клятв: молча каждый касался губами клинка, молча склонял голову перед Тано и своими соратниками — но казалось, что снова, как на последнем Совете, неслышное эхо подхватывает, уносит под своды слова тех, кто еще остался в живых:
Только теперь они уже не прибавляют к своим именам имена кланов. Они, последние защитники Аст Ахэ, называют себя сыновьями Твердыни —
И Айолло из рода Волка, седой юноша с глазами цвета сумерек, медленно опустил лютню на алые угли — словно тело друга на погребальный костер; и взял меч.
Когда-то в поединке пред ликом богов вожди северных кланов решали споры. Теперь их потомки сами шли в бой с воинством богов.
И тот, кто был душой и сердцем Твердыни, взял в руки
Их оставалось не более пяти сотен. За воротами выстроили стену щитов; во втором ряду стояли лучники.
Их было слишком мало.
Они просто — ждали.
Изначальный опустил лютню на черный камень и замер в неподвижности посреди Высокого Зала — один.
А замок пел.
Авангардом нападающих были — майяр. Они тоже слышали Песнь — но для них в ней было их собственное отражение: ненависть и страх. Каждый из них знал, что оплот Врага должно уничтожить. Каждый из них думал, что вернется победителем в Валинор, даже если будет убит. И каждый из них был обманут — потому что, взглянув в глаза своей смерти, они уже никогда не смогли забыть, что это — смерть. Никто из них не смог больше ступить на берега Сирых Земель, потому что для Арты все они были мертвы.
Замок пел.
Обреченные, воины Аст Ахэ могли сделать только одно: до последнего мига защищать сердце Твердыни. Того, кто был сейчас с каждым из них —
…они слышали только Песнь.
…Знаменосец был молод — самый младший из тех, кто остался в Твердыне. Он был наделен странным, невероятно редким для людей даром:
И рухнули Врата, и они бились, отступая плечом к плечу, — не было ветра, но черным крылом билось над ними знамя Твердыни.
— Не сейчас, — ровно проговорил Тайхэллор. — Еще не время. Не сейчас.
Они падали в молчании — воины Меча и Знания, Слова и Свершения. Они уходили в молчании, и в смерти лица их были спокойны. А замок пел.
— Не сейчас.
Каждый из них знал свое место, каждый знал, где и как ему придется умереть. И наступающие шли вперед, оскальзываясь на крови. Но сердце Твердыни еще продолжало биться.
— Не сейчас.
Защитники откатились назад, к высокой лестнице, и тогда Тайхэллор почти беззвучно проговорил:
— Пора.
…и яростным пламенем рванулись из боковых коридоров Ллах'айни, а с черных башен взмыли в золото- голубое ясное небо четыре золотых и три черных крылатых стрелы, отсекая авангард нападавших, уже