— Я… я не знаю, где он. Я… уже сто лет его не видел.
— Зачем вы держите его у себя?
Он пожал плечами.
— Не знаю. Я просто… — Он вздохнул. — Не знаю.
Роза кивнула.
— Я просто не отдал его. Вот и все. Она никогда не просила об этом, вот я и не отдал.
Он сделал умоляющий жест в отчаянии оттого, что ему не верят.
Роза не мигая смотрела ему в глаза. У нее было ощущение, что здесь что-то не так, но в то же время она понимала, что сейчас больше ничего от него не добьется. Она захлопнула свой блокнот и встала.
— Пока это все. Но никуда не уезжайте, чтобы мы могли вас найти. Мы с вами обязательно еще побеседуем.
Она оставила Марка Тернера за столом, довольная тем, что удалось смутить его и заставить нервничать.
Но ощущение победы длилось недолго. Ей еще предстояло путешествие вниз на лифте.
Глава 43
Фил стоял перед входной дверью дома, подняв руку, чтобы постучать. Но в последний момент остановился.
Улица в Новом городе, сплошная застройка, старые дома. Двери выходят прямо на тротуар, никаких палисадников. Окна справа и слева от входа расположены низко, так что прохожие легко могут заглядывать в них и наблюдать жизнь незнакомых людей, как по телевизору.
Вообще в Колчестере нет высотных домов, как нет и беспорядочной застройки. В отличие от Нового города. Тут протянулись бесконечные улочки старых домов из красного кирпича, извивающиеся, внезапно сужающиеся, путающиеся… Здесь ничего не меняется. Наркотики, проституция, уличные банды — все это буйно процветает в Новом городе и управляется именно отсюда. Фил не был наивен и не считал, что все, кто живет здесь, являются преступниками. Но это был бедный район, а бедность — его этому учили, но он знал это и по собственному опыту — создает все условия для разгула преступности. Бедность ведет к зависти, озлобленности, отчаянию. И к преступлению. У дороги возле универсама «Алди» стоял новый элитный охраняемый жилищный комплекс — обреченная на провал попытка облагородить эту территорию, чтобы привлечь жильцов с толстыми кошельками и как-то поднять статус района. Местные жители не приняли его, и теперь здесь был самый высокий в городе уровень краж имущества и машин.
Путь от зависти к озлобленности и отчаянию.
К преступлению.
Он осмотрелся. Большинство домов были довольно ухоженными, ветхие оконные рамы и деревянные двери в них были заменены современными пластиковыми. Но некоторых домов это не коснулось, их двери и окна были просто трухлявыми — внешний признак разрухи, которая царила внутри.
Фил стоял перед новой пластиковой дверью.
— А это точно тот дом? — спросила Фиона Уэлч.
Фил не хотел брать ее с собой, но она настояла. Она будет сидеть тихонько и молчать, пообещала она. Только наблюдать. Это поможет ей составить отчет, правда поможет. Веселая, все время улыбается, глаза блестят. Фил сдался. Не потому что хотел, чтобы она попала сюда, а потому что думал, что для написания доклада ей понадобится вся возможная помощь.
— Тот, — ответил он.
— Держу пари, вы уже не раз бывали на этих улочках, — сказала она.
— Большинству колчестерских полицейских приходится рано или поздно оказываться здесь.
— Не удивительно, — сказала она и слегка улыбнулась. — Все притоны и бордели находятся здесь…
— Не все, — возразил он. Его раздражал ее туристический тон. — Здесь много жилья сдается в аренду. Студенты, иммигранты… Некоторые дома принадлежат пожилым людям. Слишком старым, чтобы следить за своей недвижимостью.
— Так перевезите их в дома престарелых. И не давайте захламлять улицы.
Голос ее внезапно стал холодным.
Фил взглянул на нее и нахмурился. Она улыбнулась ему.
— Так или иначе, — сказала она, и тон ее снова стал бойким, — мне этот район на самом деле тоже знаком. На втором курсе университета я снимала здесь квартиру вместе с подругой. — Она ткнула в сторону. — В двух улицах отсюда.
Фил не смог удержаться:
— В притоне или в борделе?
Она подняла голову и посмотрела ему в глаза. На лице ее медленно развернулась странная улыбка — эдакое книжное воплощение напускной распущенности.
— А вы хотели бы узнать об этом подробнее?
Он отвернулся и постучал в дверь.
В ожидании ответа он смотрел по сторонам, где продолжалась нормальная жизнь. Приближаясь к нему, люди отводили глаза, и у них под ногами на тротуаре сразу же находилось что-то интересное. Если они и не знали, кто он, то догадывались. Такой уж тут район.
Дверь наконец открылась. На пороге появилась маленькая девочка, года два или три, в пижаме и взлохмаченная. Она стояла перед ними и смотрела широко открытыми непонимающими глазами, словно ее только что разбудили от крепкого сна.
Фил улыбнулся ей.
— Привет. А твоя мама дома? — Он тут же понял свою ошибку и, прежде чем девочка успела что-то сказать, поправился: — Я хотел сказать, твоя бабушка.
Девочка переводила взгляд с него на Фиону.
— Пожалуйста, — сказал Фил. — Это очень важно.
Девочка захлопнула дверь. Фил посмотрел на Фиону.
— Вероятно, ей не разрешают разговаривать с незнакомыми людьми.
Фиона рассмеялась.
— Или с копами.
Дверь приоткрылась снова. На этот раз это была Паула Харрисон. Выглядела она ничуть не лучше, чем накануне. Если честно, то еще хуже. Она держалась за дверь двумя руками и осторожно выглядывала из-за нее, словно ожидая нападения. Она узнала Фила, и надежда на ее лице угасла.
— О нет…
Она отшатнулась от него, ноги ее подкосились, но она не выпустила дверь из рук, как будто это было единственное, что не давало ей упасть.
— Адель… нет… о нет…
Слова вырывались из нее на одном дыхании.
— Нет, Паула, — сказал Фил, делая шаг вперед. Он взялся за дверь, готовый подхватить женщину, если она упадет. — Мы не по этому поводу. Мы до сих пор не нашли вашу Адель.
— А в новостях… та девушка, на Мэлдон-роуд…
— Это не Адель. Я вам точно говорю. Можно нам войти?
Она судорожно выдохнула, и, казалось, вместе с воздухом ее тело покинули силы. Фил взял ее за руку и повел в дом. Она не сопротивлялась.
Домик был небольшим. Входная дверь выходила непосредственно в гостиную, которую громоздкая мебель делала еще меньше. Комплект из громадного дивана и двух кресел из пожелтевшей кожи боролся за пространство с большим, почти как для домашнего кинотеатра, телевизором. На бледно-бежевом ковре, покрывавшем пол от стены до стены, лежал искусно сделанный коврик поменьше. На буфетах стояли фарфоровые статуэтки большеглазых детей и всяких фотогеничных животных. На стенах и полках на видных
