в направлении Бородино. Трудно сказать, что думал и чувствовал в эти минуты Суров; вероятно, ему самому казалось, что полет слишком уж затянулся, да и фосфорные стрелки «командирских» часов, всегда при нем находившихся, должны были показывать к тому времени далеко за полночь. Никаких инструкций на этот случай у него не было.
Сейчас, по прошествии многих лет, можно спорить о том, прав или не прав был молодой офицер, решившийся на отчаянный шаг: открытие Большого аварийного клапана (БАК). Но следует учитывать, что в тогдашней ситуации единственной альтернативой случившейся трагедии была трагедия еще большая в представлении наших чиновников и военных — вылет «Медведя» на Запад, что, несомненно, вызвало бы грандиозный международный скандал и перечеркнуло бы все те спортивные и моральные выгоды, которые принесла прошедшая Олимпиада.
Итак, примерно в 2:10-2:15 по московскому времени лейтенант Суров потянул на себя петлю, открывавшую БАК. Гелий, которым была наполнена оболочка объекта, начал быстро улетучиваться. Мишка падал.
В этот поздний час в пансионате «Вымпел», расположенном на берегу Можайского водохранилища, все отдыхающие спали. Не мог заснуть лишь Е.Матвеев, занимавший вместе со своим соседом, крановщиком Колесниковым, 16-й номер. Накануне вечером Матвеев допоздна смотрел по телевизору закрытие Олимпиады, потом читал журнал, книгу, но сон никак не приходил.
Беспокойно ворочаясь на скрипучей железной кровати, Матвеев с завистью посматривал в ту сторону, откуда доносился монотонный храп Колесникова. Рядом на столике мерно тикал будильник. Матвеев протянул руку, нащупал будильник, зажег спичку и посмотрел на циферблат — половина третьего. Ему сделалось тоскливо и неуютно, захотелось домой. Он перевернулся на спину, закрыл глаза и уже начинал дремать, но тут яркий луч света, скользнув по мокрому от дождя оконному стеклу, упал ему на лицо. Матвеев поднялся, отодвинул стул и выглянул в окно. На лужайке, метрах в десяти от окна, стояли две женщины с фонариками в руках. Одну из них Матвеев узнал сразу — это была Аня Новикова, шеф-повар столовой. Ее подругу Евгений поначалу разглядеть не смог; но когда свет фонарика выхватил из темноты ее лицо, он понял, что видит ее впервые.
Девушки направлялись в сторону ближайшего леса, решив, вероятно, прогуляться перед сном.
У Матвеева же сон как рукой сняло: он встал, засунул ноги в шлепанцы и, осторожно переступив через лежавшего на полу Колесникова. вышел из комнаты. Преодолев длинный коридор и вестибюль, где в пластмассовом горшке стояла пыльная пальма, Матвеев вышел на улицу. Ночь была тихой и безлунной, моросил дождь, почти беззвучный. Под ногами у Матвеева хрустел гравий. Женщины миновали большую клумбу, дальше тропинка шла через неширокое поле и уходила в лес. Матвеев двинулся вслед за ними.
«Не знаю, — рассказывал он впоследствии, — что заставило меня пойти следом. Расстояние между нами было метров двадцать. Помню, погода была не очень, и я еще удивился, что они не взяли с собой зонтиков. Девушки о чем-то оживленно разговаривали на ходу; Аня размахивала фонариком. Мы вышли в поле. Я ускорил шаг, стараясь в то же время остаться незамеченным. Тут мне в голову пришла неожиданная идея: а что, если потихоньку подкрасться к ним сзади и напугать?! То-то, подумал я, смеху будет!
Тем временем началась гроза. С первым ударом грома дождь заметно усилился. Девушки ускорили шаг, я старался не отставать — до леса оставалось совсем немного. Я уже начинал жалеть, что решился на эту глупую выходку.
Кругом сверкали молнии, ветер, невесть откуда взявшийся, с воем носился над кукурузным полем.
Вдруг со стороны леса показались две маленькие фигурки — я услышал знакомый голос Вити Мизина (по-моему он был слегка подшофе), рядом с ним шел, судя по всему, Михалыч — заведующий котельной. Парочка довольно быстро приближалась. Аня с подругой почему-то очень обрадовались предстоящей встрече — по крайней мере, они оживились и даже прибавили шаг. «Мокнуть под дождем приятнее, видимо, в компании, нежели вдвоем», — с горечью подумал я.
Тем временем пижама моя насквозь промокла. С правой ноги соскочил шлепанец. Я сделал несколько шагов в сторону, пытаясь его найти… Ослепительная вспышка молнии позволила мне, наконец, осмотреться: шлепанец, увлеченный грязевым потоком, казался уже недосягаемым; впереди никого не было видно — я подумал, что новоиспеченная компания, наверное, уже вошла в лес, и мой розыгрыш не удался.
В растерянности стоял я на опушке. Гроза закончилась так же внезапно, как и началась. Тьма вокруг была — хоть глаз выколи; казалось, что рассвет уже никогда не наступит, как вдруг из-за туч выплыла яркая полная луна. Мягкий лунный свет вернул миру прежние очертания. Я обернулся, увидел за полем знакомые домики пансионата и решил уже было направиться домой, с досадой вспоминая о нелепой своей прогулке, но тут странный шум привлек мое внимание.
Шум доносился сверху. Внезапно все вокруг вновь погрузилось в темноту. Я посмотрел на небо — увиденное поразило меня. Какая-то коричневая громадина, заслонив собою луну, неслась над полем, быстро приближаясь к лесу. Полет ее сопровождался тихим свистом — так обычно шипит газ, если вы по рассеянности повернули все краны газовой плиты и забыли зажечь конфорку. Очертания этой махины напомнили мне что-то, виденное совсем недавно, но что именно — вспомнить я никак не мог.
Не в силах двинуться с места, наблюдал я за этим зловещим полетом.
Быстро теряя высоту, загадочный объект пролетел несколько метров над лесом, почти касаясь верхушек деревьев — и неожиданно рухнул вниз. Я услышал оглушительный треск ломающихся веток; где- то глубоко в чаще, заскрипев, упала вековая сосна; послышались пронзительные крики, а вслед за ними — глухой удар. Вскоре все стихло. На востоке забрезжила тоненькая полоска рассвета. Не помню, как добрался я до пансионата. Побросав в чемодан самые необходимые вещи, я стремглав выскочил из комнаты, пешком добрался до станции и с первой же электричкой уехал в Москву».
Олимпийские перегоны
После того, как Международный Олимпийский комитет принял решение о проведении Олимпиады 1980 года в Москве, на самом высоком правительственном уровне был рассмотрен вопрос о подготовке столицы к Олимпийским играм.
Вопрос этот оказался весьма непростым. Наряду со строительством новых спортивных сооружений, гостиниц, отвечающих международным требованиям и, наконец, Олимпийской деревни, необходимо было коренным образом реорганизовать всю городскую инфраструктуру и, в первую очередь, транспортные коммуникации.
Поскольку московский метрополитен традиционно считался одной из жемчужин столицы, его реконструкции было уделено приоритетное внимание (например, в феврале 1980 года решением правительства 60 тысяч тонн гранита и 30 тысяч тонн мрамора были изъяты из государственных стратегических запасов и переданы непосредственно в руки метростроевцев). Лишь недавно стало известно, что уже к концу 1979 года все без исключения станции Московского метро (включая не открывшиеся до сих пор «Строгино», «Промзону», «Дубки» и др.) были построены и готовы к вводу в эксплуатацию. Разумеется, в то время эта информация являлась совершенно секретной. Так называемый процесс «рассекречивания» (то есть открытия «новых» станций) продолжается и по сей день.
Осенью 1978 года Госстроем СССР была сформирована группа специалистов, непосредственной задачей которых являлось значительное расширение и оптимизация существующей на метрополитене сети станций. Коллектив возглавлял заслуженный строитель СССР В.Ч. Лунин.
Уже через месяц группой Лунина выдвигается концепция «Больших и малых секретных перегонов» (БСП и МСП). Основная идея заключалась в соединении уже существующих станций метро новыми линиями