приземление. Как оно чаще всего и бывает, определенные трудности возникли уже на первом этапе. Мишка не просто должен был взлететь над стадионом вертикально вверх, а, достигнув определенной высоты (3,5 м от верхнего края трибун), как можно скорее покинуть стадион, не задев при этом чашу с Олимпийским огнем. Проблема заключалась в самой форме объекта: абсолютно, как говорил Фабер, «неаэродинамической». «Идеально было бы, — пошутил как-то один из молодых ученых, — если бы символом Олимпиады стал лосось». Но — увы! — дело пришлось иметь именно с таким неудобным объектом, и оставалось уповать лишь на то, что кто-либо из членов группы предложит нестандартное решение.
Первым такое нестандартное решение предложил Александр Анатольевич Трусов, инженер по образованию, в недалеком прошлом артист Москонцерта, работавший в нашей группе по специальности.
Александр Анатольевич предложил отказаться от идеи огромной восковой игрушки и, вместо Мишки, по его предложению, с арены Лужников вылетел бы человек (!), одетый в специальный костюм (достаточно больших размеров), имитирующий с абсолютной точностью символику Олимпиады в соответствующем масштабе. Другими словами, так называемый «Олимпийский Мишка» смог бы сам управлять шарами при помощи… рук (!). Отец троих детей, А. Трусов сам вызвался доработать проект и, самое поразительное — стать непосредственным участником эксперимента.
На заседании Олимпийского комитета 23 ноября 1979 года его идея была поддержана, и первое испытание на военном аэродроме «Кубинка-2» можно было смело считать успешным: «Олимпийский Мишка» оторвался от земли, пролетел несколько метров и благополучно приземлился в заданном месте. Следующий эксперимент представлял собой более продолжительный полет в условиях максимально приближенных к требуемым: сумерки, подъем на 30 метров (высота трибун Лужников), полет в заданном направлении, мягкая посадка. Держа в руках, буквально, все нити проекта, А.А. Трусов более чем удачно подготовился к эксперименту: на высоте ста метров «Олимпийский Мишка» неожиданно развернулся, пролетел метров пятьдесят, а затем стал резко уходить вверх, исчезнув из поля зрения уже через минуту. Поиски, продолжавшиеся целую неделю, никаких результатов не дали[31].
Приостанавливать работу над проектом не представлялось возможным. И в конце мая, когда, казалось, дела совсем зашли в тупик, один из сотрудников — Юрий Мальцев, разработал систему так называемых «несущих шаров». Суть идеи Мальцева заключалась в следующем: перемещаясь определенным образом, шары способствовали смещению центра тяжести объекта (Мишки), что, в свою очередь, позволяло с достаточной степенью точности контролировать направление полета
Управлять шарами должен был оператор, кабина которого находилась в одной из задних лап (правой). Мальцев предлагал прикрепить шары именно к задним лапам с тем, чтобы оператор мог в случае необходимости управлять ими вручную.
Однако, уже первые испытания обнаружили порочность этой концепции. Оператор И.К. Артамонов, управлявший объектом, вскоре после взлета неожиданно почувствовал, что кабина сильно нагревается. Вслед за этим послышались странные хлопки, и Артамонов, чувствуя, что теряет ориентацию, попытался прервать полет, открыв предохранительный клапан.
С земли же было видно, что, пролетая в непосредственной близости от макета олимпийского огня, Артамонов, видимо, перейдя на ручное управление, неожиданно перевернулся (!), часть шаров была уничтожена огнем, а объект стал стремительно падать. Сам Артамонов от полученных ожогов скончался в машине «Скорой помощи». 25 сентября на заседании коллегии А.И. Фабер предлагает укрепить несущие шары только на передних (верхних) лапах и ушах «Медведя». Идея эта была встречена на «ура», и Мишка вскоре обрел, наконец, свою окончательную форму.
Теперь перейдем к самому главному.
Не меньшие трудности представлял и сам полет. Разумеется, и речи не могло быть о том, чтобы допустить присутствие в небе над Москвой в течение достаточно продолжительного времени постороннего объекта гигантских размеров. Поэтому нами в рекордно короткие сроки (10 дней) был разработан специальный маршрут движения Мишки (так называемый «коридор»).
Предполагалось, что, покинув территорию стадиона, объект пролетит над малонаселенными районами Москвы (Ленинские горы, Дерябино) и после пересечения кольцевой автодороги совершит посадку в четырех километрах к юго-западу от Солнцево, в районе Лебяжьих болот.
Должен сказать, что мы работали в постоянном контакте с метеорологами. Мне довелось беседовать с Дарьей Валентиновной Бибихиной, одним из самых ярких авторитетов в этой области, занимавшей в то время пост заместителя начальника Гидрометцентра СССР.
— За погоду можете не волноваться, — сказала она, допивая кофе. — Хотите солнышка — будет вам солнышко, хотите грозу — будут вам гром и молния. А вот что касается ветра, — тут она сделала паузу — … увы! — пока это не в нашей власти.
Тогда я не придал ее словам особого значения, но, как оказалось впоследствии, именно ветер сыграл с нами злую шутку.
Все вы, конечно, помните церемонию закрытия Московской Олимпиады. Все шло как по маслу, и когда громадный Мишка под звуки песни Александры Пахмутовой медленно оторвался от земли, Фабер откупорил заранее припасенную бутылку шампанского.
— Подождите, Алексей Иванович, — сказал я ему. — Вылет — это даже еще не половина дела.
— Спокойно, Виктор, — засмеялся Фабер, — Суров не подведет!» — и отхлебнул шампанское прямо из горла.
И действительно, все мы были уверены в нашем операторе. Руслан Суров — молодой летчик, на испытаниях зарекомендовавший себя с наилучшей стороны. Он настолько освоился со своим «рабочим местом», что мог управлять «Мишкой» хоть с закрытыми глазами.
Тем временем «Медведь», покачиваясь, пролетел мимо Олимпийского огня (у всех нас вырвался вздох облегчения) и исчез из поля зрения зрителей и телекамер.
Я решил выпить шампанского, взял в руки кружку. Трескучий голос из рации, стоявшей неподалеку, отвлек мое внимание:
— Ветер восточный, 5,7; усиливается.
— Этого еще только не хватало, — проговорил Фабер, ставя под стол пустую бутылку. Наступила тишина.
Вдруг далекий голос Сурова из рации прокричал сквозь неумолкающий треск:
— «Факел»! «Факел»! (Это были наши позывные.) «Медведь» выходит из-под контроля». Похоже, отказала система корректировки.
Фабер связался по телефону со штабом ПВО и повернулся ко мне:
— Курс сильно изменен. Суров где-то над «Багратионовской».
По рации он вызвал Руслана и сказал ему ободряюще: — «Всё в порядке. Минут через пять будешь над кольцевой». Суров не ответил.
Некоторое время рация молчала. Ветер усиливался. Так прошло минут десять.
Вдруг рация снова заговорила. На связи был капитан Шимелов с военного аэродрома «Кубинка- 2».
— «Факел», — сказал Шимелов, — только что пришла радиограмма из Москвы, будем сажать «Медведя».
Некоторое время всем казалось, что ситуацией удалось овладеть. Вскоре, однако, связь с объектом полностью прервалась, и в эфире воцарилась зловещая тишина, лишь изредка нарушаемая тревожными сообщениями метеорологов.
Восточный ветер неумолимо усиливался.
Между тем «Мишка» давно уже пролетел над «Кубинкой-2» и, набирая скорость, низко шел над лесом
