христианской религии русскую православную Богиню!
— А разве после крещения я не стала православной христианкой? — садясь на свое место, с любопытством спросила Елена.
— Увы, милая, — вздохнул академик, — православная вера и христианская религия — суть вещи разные. Синтия тебе это лучше меня объяснит!
— Православная вера — не религия, — внимательно глядя Елене в глаза, заговорила журналистка. — Она основана на законах Вселенной, ощущается сердцем и разумом! Православие — русская разновидность ведизма, общего для всех арийцев. Все белые люди — потомки ариев: русские, украинцы, французы, англичане, немцы, сербы, словаки…. И все арии — прямые потомки наших общих Богов!
— Ведизм! — воскликнула Елена, взглянув на мужа. — Ты поэтому вчера назвал себя 'ведающим'?!
— Да, — признался Илья. — Кстати, слово «ведьма» происходит из того же корня, что и ведизм, и означает «ведающая», знающая женщина. Поэтому если я когда-нибудь назову тебя ведьмой, не вздумай швыряться в меня посудой, просто гордись!
— «Просто» гордись, «просто» не ревнуй… — произнесла Елена, подозрительно взглянув сначала на своего мужа, потом — на журналистку. — А если я «просто» согрешу?
— Каждый человек обладает свободой воли, — заговорил Добродеев, обеспокоено взглянув на помрачневшего Илью, — в том числе и твой муж. Так что ты уж лучше не греши: потянется ниточка — не оборвешь!
Елена вспомнила, что предложив ей руку и сердце, Илья обещал сделать ее не только счастливой, но и свободной. Вспомнила, что сама же пообещала ему пользоваться этой свободой разумно. Она оценила слова своего крестного, твердо усвоив, что ее муж — тоже свободный человек, и выбросила из головы щекотливую тему!
— Синтия, а ты тоже 'ведьма'? — спросила она с интересом.
— Еще какая! — улыбнулась рыжеволосая красавица, с удовольствием вспомнив, что так однажды ночью назвал ее Роберт, выкрикнув это слово в пароксизме страсти.
— Тогда «поведай» мне, почему русские христиане называют себя православными?
— До семнадцатого века они называли себя правоверными христианами. В семнадцатом веке патриарх Никон реформировал церковь, причем, сделал это исключительно просто: украл коренное русское слово «православие» и приставил его к названию религии, чуждой вашему народу. Получилась совершеннейшая чушь — православное христианство!
— Зачем ему это понадобилось?! — удивилась Елена.
— Уж слишком долго вы, русские язычники, сопротивлялись навязываемой вам религии, дольше, чем кто бы то ни было другой! После подмены понятий ваше сопротивление было практически сломлено. Но не окончательно. Окончательно сопротивление христианству не было сломлено нигде и никогда! Ты ведь не носишь христианский крест, — заметила Синтия, — можешь объяснить почему?
Еще в «Оазисе», увидев Елену в летнем декольтированном платье, она обратила внимание на то, что в ложбинке ее высокой груди красуется на золотой цепочке крупная жемчужина.
— Могу, — вздохнула начинающая ведьма, — все из-за причастия! Когда мне было двенадцать, мы с Ириной зашли в церковь, просто из любопытства, а там в это время служба заканчивалась. Старушка какая-то подтолкнула нас к священнику: 'Исповедайтесь, — говорит, — как раз к причастию успеете'. Поп, симпатичный, смешливый такой, быстренько нас допросил, и причащаться отправил. Мы хлеб с вином проглотили, перекрестились и нам интересно стало, что же мы такое только что сотворили? Подошли к веселому священнику, он нам и объяснил, что хлеб, который мы съели — тело Христово, а вино, которого мы сделали по глотку — его кровь! Мы с Иринкой пулей из церкви вылетели — так перепугались. И кресты сразу сняли, неловко стало перед Иисусом Христом: мы ведь от него только что по кусочку отгрызли!
После ужина все перешли в гостиную. Илья с разрешения Владимира Петровича побродил по дому и с помощью сканера обнаружил скрытые диктофоны в столовой, в гостиной и в кабинете академика. Значит, противник придает сегодняшнему разговору серьезное значение!
Что ж, решил разведчик, пора переводить беседу в практическую плоскость и вытаскивать «крота» на свет!
— Синтия, — обратился Илья к журналистке, усевшись на диван рядом с женой, тут же склонившей голову к нему на плечо, — ты сегодня так пламенно выступила в программе «Прорыв», что я чуть было не решил переселиться с Еленой в Гиперборею, как только этот материк опять всплывет!
— В самом деле, — заметил Добродеев, сидя в кресле напротив Синтии, — обычно так эмоционально выступают или на каком-нибудь мятежном «майдане», или на Ученом совете!
— Что делать, — вздохнула журналистка, — публика не воспринимает серьезные аргументы, если не подкреплять их эмоциями! Например, сегодня Борис Незалежный нанес идеологический удар коммунистам вообще без всяких аргументов. Зато этот эмоциональный удар достиг цели!
— Точно, — заметил Илья, — их местный лидер долго хватал воздух разинутым от изумления ртом!
— То же касается и научных доказательств какой-либо теории, например, гипотезы о существовании на территории Сибири в незапамятные времена мощной державы, — продолжила Синтия Тейн. — Тому есть масса доказательств, добытых и русскими учеными, и их зарубежными коллегами, но если я сообщаю об этих доказательствах в своих статьях, не сопровождая эти статьи каким-либо сенсационным вздором, читатели либо воспринимают информацию равнодушно, либо не воспринимают совсем!
— Я читал твои статьи, Синтия, — улыбнулся Добродеев, — обратил внимание и на 'сенсационный вздор', который ты в малых дозах в них подмешиваешь, чтобы привлечь к своим работам внимание. Но я обратил внимание также и на то, что 'лукавые умы', как ты изволила сегодня выразиться, в своих комментариях легко опровергают именно этот вздор, даже не пытаясь касаться главного. К чему?! Достаточно зародить у публики сомнение в малом, тогда главное автоматически переходит в разряд журналистской выдумки!
— Так оно в основном и происходит, — призналась журналистка. — Требуются доказательства совершенно бесспорные, которые никоим образом невозможно опровергнуть. Но их нет! Не хватает убедительных артефактов.
— Неужели?! — удивился академик. — Возьмем, к примеру, ту же гипотезу существования древней развитой цивилизации в Сибири. Эту теорию подтверждает артефакт настолько убедительный, что не обратить на него внимания просто невозможно. Одна его длина чего стоит: больше шести тысяч километров!
— Вы, конечно, имеете в виду Великую Китайскую Стену? — усмехнулась Синтия.
— Конечно, — подтвердил Владимир Петрович. — От кого китайцам потребовалось отгораживаться столь громоздким и совершенным фортификационным сооружением, от дикарей? Вот вам и прямое доказательство существования по эту сторону Стены дохристианской мощной державы. И все об этом убедительном доказательстве знают: и ты знаешь, и я знаю, и Елена знает. Илья, ты знаешь?
— Знаю, — улыбнулся Илья.
— Вот видишь, Синтия, — заметил академик, — даже неандертальцы об этом знают! И что?! Разве от этого знания что-то изменилось? Разве россияне признали, что тысячу лет назад не было нужды лишать их коренной веры, чтобы вывести из первобытного состояния, по той простой причине, что они в этом состоянии никогда и не пребывали?!
— На раскопках в Аркаиме, — задумчиво произнесла журналистка, — меня очень удивил тот факт, что многие русские ученые намеренно отказываются от понимания, казалось бы, очевидных вещей! Они дают какие угодно трактовки собственным находкам, только не те, которые напрашиваются сами собой! Одних гранитных плит с очень точными рельефными фрагментами карты нашей планеты, которым многие десятки тысяч лет, было бы достаточно, чтобы сделать однозначный вывод о том, что наши предки владели высочайшими технологиями и летали в Космос. А ваши ученые с непонятными усмешками говорят: какие лазеры, Синтия, какие космические полеты?! Это случайно сотворили вода и ветер!
— Археологи тебе и карту показали? — улыбнулся Владимир Петрович.
— Они показали мне и множество других артефактов, аналогичных по историческому и научному
