разницы. Что убийцу следует убеждать, что он поступает неправильно, и строго осуждать всякие попытки жертвы защищаться силой оружия — ведь «насилие не решит проблемы, а лишь породит ответное насилие»... Также в рамках борьбы с юдофобией они, очевидно, заклеймят «кровавое беззаконие Фолшпиля» и реабилитируют визенталевцев в качестве жертв политических репрессий. И это еще не все. Националисты заботятся главным образом о собственной стране, но либералы презирают такой подход. Им мало поставить все с ног на голову у себя дома — их совесть не будет чиста, пока они не сделают то же самое у соседей... Они начнут бороться за права человека в Израиле. К счастью, нашу систему не так просто разрушить извне, арабы вон пытаются с 1948 года... Но они будут активно сманивать наше население, в особенности выходцев с территории Райха и их потомков, «вернуться на историческую родину», где «навеки покончено с позорным юдофобским прошлым». Может быть, даже пообещают выплатить компенсации. Многие, увы, на это клюнут. Вы понимаете, Израиль вот уже больше сорока лет — фронтовое государство. Мы не жалуемся, ибо лучше иметь такой дом, чем никакого. Мы даже сумели неплохо устроиться, превратить бесплодные пески во фруктовые сады, а теракты — в регулярную тему для шуток. Но когда появится альтернатива... возможность уехать туда, где не стреляют и не взрывают — по крайней мере,
— Вполне убедительны, — согласился Фридрих. — Итак, что у нас в сухом остатке? Вы хотите получить Зайна и готовы ради этого уступить нам бумаги Эренбурга, даже если найдете их первыми. Как и самого Зайна, но лишь во вторую очередь. При этом, очевидно, никаких гарантий мы не получим и должны просто поверить вам на слово...
— Что поделать, господин полковник, — улыбнулся Гуревич, — все отношения между нашими странами строятся на доверии, не так ли? Вы прекрасно понимаете, сколько шума поднимется и у вас, и у нас, если документальные доказательства нашего сотрудничества попадут не в те руки. Кстати, Пакт о ненападении между Райхом и СССР был вполне официальной бумагой с большими печатями, но, кажется, большевикам это не очень помогло — как и множество других красивых бумажек, противоречивших интересам подписантов... Но вы понимаете, что обе наши страны заинтересованы в продолжении сотрудничества — а значит, и в том, чтобы не обманывать доверие друг друга.
— Но кое-что я не совсем понимаю, — заметил Фридрих. — Почему со мной говорите вы, а не та же Эстер Шляйм. И почему вы говорите именно со мной.
— Есть две причины — маленькая и большая. Маленькая в том, что офицер Шляйм, вероятно, будет снята с этого задания. Она допустила серьезный просчет, упустив Зайна. Нет, мы, конечно, не сомневаемся в ее лояльности. Но мы обычно не склонны закрывать глаза на столь серьезные ошибки. Впрочем, окончательное решение будет принимать ее начальство, мне оно не подчинено... К тому же она слишком ненавидит Зайна и может недооценить важность того факта, что он нужен нам живым. Нет, потом, конечно, мертвым, но сначала все-таки живым.
— А большая причина? — поторопил Власов.
— Большая причина в том, что слово Эстер Шляйм — это только слово Эстер Шляйм. А слово Аарона Гуревича — это слово Республики Израиль.
— Польщен доверием, — усмехнулся Фридрих, — но слово Фридриха Власова — это тоже только слово Фридриха Власова. Я не уполномочен давать какие-либо обещания от лица Райха. И даже от лица Управления, если уж на то пошло.
— Мы понимаем, господин полковник, мы прекрасно это понимаем. Равно как и то, что, вздумай мы действовать по официальной субординации, скорее всего, получили бы отказ. Не на уровне вашего непосредственного начальства, так на следующем. У нас сложилось весьма устойчивое впечатление, что Зайн — это часть игры, которую ведет кто-то в Райхе. Кто-то из самых верхов.
Фридрих мысленно вздрогнул. Израильские аналитики не зря ели свой хлеб.
— Вижу, вы тоже это понимаете, — спокойно констатировал Гуревич. — С умным человеком и поговорить приятно, как писал русский классик... Поэтому мы обращаемся непосредственно к вам. Как к честному и искреннему патриоту вашей страны. И в то же время — таки да, разумному человеку, а не фанатику. Поверьте, это не дежурные комплименты.
Фридрих не сомневался. Должно быть, досье на него израильтяне собрали обширное. Однако о том, что Зайном занимается Эберлинг, они, похоже, не знают...
— И что вы от меня хотите? — спросил он вслух.
— Именно этого — чтобы вы помогли нам взять Зайна. Вы понимаете, что ситуация намного упростится, если его возьмем именно мы. Не сомневайтесь, второго прокола не случится.
Фридрих усмехнулся. О да, ему предлагают очень простую вещь — чтобы в том случае, если он узнает, как можно захватить Зайна, он сообщил эту информацию израильтянам и не сообщал — по крайней мере, какое-то время — собственному начальству и подчиненным. Неужели Гуревич действительно так наивен или, вопреки собственным словам, держит его за дурака?
Фридрих бросил демонстративный взгляд на вазу и отчетливо произнес:
— Вы, кажется, забываете, что я работаю на Имперскую Безопасность, а не на Моссад.
— Наш разговор не записывается, господин полковник, — устало произнес Гуревич. — Впрочем, вы, конечно, можете мне не верить. Более того — как профессионал, обязаны мне не верить. Но сформулируем так. Допустим, вы узнаете, где находится Зайн. И допустим, у вас будут основания считать, что наши люди могут добраться до него быстрее, чем ваши — ну уже хотя бы потому, что мы не будем ничего согласовывать с русскими. Что в том случае, если вы будете полагаться исключительно на ваших людей, у Зайна появится хотя бы небольшой шанс уйти. Или не уйти, а сделать то, ради чего он сюда прибыл. В этом случае проинформировать
— Мне бы не хотелось, чтобы результатом стала перестрелка между нашими и вашими людьми, с подключением в процессе русских, — заметил с усмешкой Фридрих.
— Не станет, если дело будет правильно организовано, — улыбнулся Гуревич.
«То есть, опять-таки, если я проинформирую их с достаточной форой по времени», — понял Власов.
— Я не говорю, что вам следует взять всю ответственность на себя, — продолжал израильтянин. — Вообще, разумеется, это не мое дело — лезть в вашу внутреннюю кухню, но если вы меня спросите, я скажу, что счел бы вполне уместной вашу консультацию с начальством. С теми, кому вы доверяете.
По тону Гуревича последние фразы можно было счесть скорее синонимичным. Но на самом деле, конечно, тот подчеркивал, что не всякому начальству Власова следует доверять. И что, вообще говоря, затевать такие «консультации» стоит лишь в случае уверенности в успехе. Встретив взгляд Фридриха, израильтянин чуть приподнял уголки губ, показывая, что они поняли друг друга.
— Я не тороплю вас, господин полковник. Хочу лишь напомнить, что предлагаемое нами — в интересах обеих наших стран.
Фридрих размышлял. Он понимал, что если даст обещание Гуревичу — точнее говоря, Израилю — то это не должны быть пустые слова. Это будет обязательство, которое придется исполнять. Взамен Райх получит бумаги Эренбурга, если израильтяне их найдут и если они вообще не пустышка — все это, как говорят русские, писано граблями по воде. Также Управление получит Зайна, если Моссад доберется до него первым — а это уже, кстати, вполне вероятно, учитывая, сколько информации он сам сообщил им не далее как позавчера. Но получит его уже выпотрошенным. И хуже того — получит выпотрошенным даже в том случае, если отыщет его раньше израильтян. А это значит, что достоянием Израиля могут стать некоторые очень неприятные секреты. «Высшие чины Райха нанимают знаменитого международного террориста для устройства грязных делишек на территории своих союзников» — шапка, хорошая не только для «Едиот ахранот», но и для «Вошингтон пост». И хуже всего, что израильтяне об этом догадываются. А значит, будут целенаправленно рыть в этом направлении. Конечно, от появления такой статьи Израиль ничего не выиграет, скорее наоборот. Но сама возможность ее появления... Такой козырь лучше не давать даже лучшим друзьям. А странные отношения между Райхом и Израилем все-таки трудно назвать дружбой. Может быть, те, кто не хотел ставить Моссад в известность о Зайне, были не так уж неправы. И прикрывали вовсе
