курсивом тянулся девиз: «Где не погибло слово, там и дело еще не погибло. А. Герцен.»
— Пять рублей, — деловым тоном сообщила девочка.
Власов машинально вытащил пятерку, с опозданием сообразив, что за демократический листок ломят совершенно безумную цену. Ушлая девочка, однако, настолько ловко вынула деньги у него из пальцев, что делать было нечего. Он взял газету (из неё тут же выпала неаккуратно вложенная рекламка, зачем-то подхваченная Лемке), после чего решительно направился к стоянке.
— Лучше купим хлеба поближе к дому, — объяснил он своё решение.
— Тоже верно, — не стал спорить Лемке, — на Тверскую не за хлебом ездят, разве что такие вот... — не вынимая рук из карманов, он мотнул головой в сторону «Запорожца», который как раз в этот момент осторожно выезжал во второй ряд. — Куда теперь?
Власов хотел было ответить, но осёкся: он почувствовал спиной чей-то пристальный взгляд.
Примерно в пяти шагах от них стояли две женщины в дорогих шубах — одна в горностаях, другая в норке — с какими-то бумажками в руках. Одна из них держала в руке целленхёрер. Власов успел разглядеть нечто вроде глазка: похоже, аппаратик был с фотокамерой.
Через мгновение даме срочно понадобилось поправить воротник. Интересный предмет тут же пропал — видимо, канул в рукав шубы.
Вторая дама ловко повернулась. На тёмной спине шубки была инкрустация из серебристого меха с изображением лисьей головы и какой-то надписью. Присмотревшись, Власов понял, что это логотип мехового салона. Фридрих на глазок оценил стоимость шубы в два «зонненбранда».
Лемке скосил глаза на женщин, сделал понимающее лицо, кивнул.
— Тут многие работают на полицию, — объяснял он через пару минут, усаживаясь в машину. — Например, в «Германии» есть массажные салоны... ну, вы понимаете, о чём я... так вот, там всё прослушивается и просматривается крипо. Сами понимаете, иностранцев полно, истории всякие случаются. Ну и дэгэбэшники, конечно, тоже тут пасутся... Вы ещё хотите что-нибудь посмотреть? Может, в «Чай- Кофе»? Есть тут такой павильончик, интересное место.
— Нет. Поехали отсюда. Хватит с меня Тверской, — решительно заявил Власов.
Он решил, что ни в какое «Чай-Кофе», или как его там, он не пойдёт. Лучше уж поесть в проверенных «Калачах». Там, по крайней мере, никто не пытается забросать тебя визитками ещё десятка лавочек и магазинчиков. Понятно, разумеется, что половина этих торговцев в доле друг с другом и делятся прибылью с поставляемых друг другу клиентов, и нет в этом, в принципе, ничего предосудительного... но все равно, ощущение такое, что тебя со всех сторон опутывают липкой паутиной.
Около машины их уже поджидал охранник — толстомордый мужчина в зелёной униформе какого-то частного охранного предприятия. Он потребовал ни много ни мало тридцать рублей за тот кусок асфальта, который занимал «BMW». Потом он заметил глянцевый прямоугольник в руках Лемке, услужливо осклабился и тут же снизил свои притязания до двадцати рублей — после чего, интимно понизив голос, посоветовал «прямо сейчас» подъехать к «Германии», где через десять минут начнётся показ новейшей французской эротической комедии. Он также изъявил готовность продать — опять-таки «прямо сейчас» — билеты на хорошие места в одиннадцатом ряду, а также место на забитой стоянке возле «Германии».
Власов, с трудом сдерживаясь, молча устроился за рулём. Тем временем бойкий страж порядка, смерив взглядом Лемке, наклонился к его уху и что-то зашептал, похабно ухмыляясь. Лемке отрицательно потряс головой. Тогда охранник буквально впихнул ему в руку крохотную визитку и услужливо захлопнул за ним дверь.
Мягко заурчал мотор.
Власов с облегчением вздохнул: несмотря на удачные покупки, впечатления от Тверской остались не самые приятные.
— Странно, что эти охранники конфетами не торгуют, — заметил он, выруливая со стоянки.
— Конфетами не торгуют, — не понял юмора Лемке. — Они обычно американскую жвачку предлагают, ну и презервативы. Вместе с адресами массажных заведений.
Фридрих поймал себя на мысли, что сейчас он с удовольствием зашёл бы в обычный берлинский магазин — чистый, просторный, без назойливых вертлявых холуёв, зато со скромными и милыми девушками у касс.
— Кстати, здесь почему-то нигде нет кассовых аппаратов, — заметил он.
— А зачем они? — пожал плечами Ханс. — Налогов здесь не берут, государственный контроль минимальный. Ставить кассы — лишняя площадь, лишние расходы на кассира, к тому же потеря времени. Время эти ребята ценят. Работают круглосуточно, кстати. Ну разве под утро закрываются на час-другой, и то не все.. Утром здесь, между прочим, бывают большие скидки, так что народу хватает... Опять же, оборот...
— Ладно, — перебил Власов. — Вы знаете где-нибудь поблизости хороший тир? — Пользоваться почти насильно всученной карточкой ему не хотелось.
— Я тренируюсь в стрелковом клубе, — охотно ответил Лемке. — Хорошее место, много наших... правда, среди них тоже свиньи порядочные встречаются. Но там нельзя просто с улицы зайти пострелять, туда вступать надо. Вы ведь в Москву не надолго?
— Надеюсь, — ответил Фридрих, думая о сроках завершения расследования. — Тогда... как там выражаются американские пропагандисты? «Москва — город контрастов»? Хочу взглянуть на московскую подземку. Тир подождёт. Надеюсь, в ближайшие полчаса стрелять на поражение мне не придется.
Kapitel 13. Тот же день, после полудня. Москва, подземка, станция «Площадь Гёте» — станция «Воскресенское шоссе».
Арбалетный болт пробил перегородку прямо над головой. За проломленной стенкой что-то треснуло и посыпалось. В воздухе блеснула тонкая нить, идущая от болта во входной проём.
Фридрих взмахнул левой рукой, не выпуская из правой «стечкин». Треугольное лезвие «зонненбранда» со щелчком выпрыгнуло из рукояти и сверкнуло в воздухе. Перерезанная нить задрожала и лопнула.
Власов перехватил пистолет поудобнее. Если какая-нибудь тварь попытается просунуть хотя бы кончик носа... Впрочем, с них станется зашвырнуть сюда дымовую шашку. Или какую-нибудь дрянь с химией. Или просто ком пакли в бензине.
— Слышь, гуй, — донеслось из-за спины. — Пес-сец тебе, гуй.
Власов высунул руку с пистолетом и выпустил пулю в наиболее вероятном направлении. Выстрел разорвал гулкий воздух тоннеля. Зарокотало эхо.
Первый бандит неподвижно лежал на рельсах. Похоже, он был мёртв или серьёзно ранен. Власов предпочёл бы первое.
— Чуешь, цао, сыла пришла? — это был всё тот же голос из-за спины. — Щаз те будет...
Фридриху надоело слушать угрозы, и он, не оборачиваясь, выстрелил в угол, откуда вещало радио. От грохота заложило уши, зато мерзкий голос заткнулся.
Через две секунды в дверном проёме что-то мелькнуло. Фридрих, уже готовый, спустил курок. «Стечкин» дёрнулся, выплёвывая свинцовый зуб с керамическим наконечником — но, похоже, напрасно.
Послышался звон. Похоже, бандит взобрался на балкончик. Потом — быстро удаляющиеся шаги. И тишина.
Меленько затряслось тельце целленхёрера в кармане куртки.
Власов бросил нож, и, продолжая держать наготове пистолет, с трудом выпростал левой рукой из правого кармана чёрную коробочку.
— Herr Erste? — это был слабый, но отчётливый голос Лемке. Похоже, подчинённый паниковал.
— Да, это я. Я на станции, в тоннеле. То есть в служебном помещении, приблизительно в тридцати метрах от выхода среднего тоннеля против хода поезда. В меня стреляли из арбалета. Одного я, кажется, уложил. Но их тут несколько.
