Володька Страшный все еще терпеливо ждал, когда я вернусь к нему из своих мыслей. И дождался. Сколько минут я отсутствовала, пока обдумывала, что же мне делать с поцелуями, не могу точно сказать. Прилично, наверное. Потому что Страшный смотрел на меня уже изучающе.
– Ку-ку, я здесь! – поприветствовала я его. И, вспомнив о том, что последняя реплика была его, решила поддержать разговор. – Ну да, об этом, конечно, не нужно вслух говорить. Я правда рада, что тебе нравлюсь.
– Да?
– Да. Честно – рада. А ты... а ты тогда можешь мне помочь?
Ладно, видно, делать нечего. Пусть Володька из осуждающего меня народного заступника превращается в сообщника. Правда, Руслан тоже был сообщником. Но все закончилось... А, неважно, как закончилось. И фигня, что все повторяется. Такая, значит, жизнь.
– А в чем помочь?
– Говори: можешь помочь или не можешь? – Я была непреклонна. – Потому что я по себе знаю: если мне человек нравится, я для него на что угодно готова. А ты? Ты готов?
После такого вопроса у Страшного не оставалось выбора. Либо отказываться от своих предыдущих слов – про то, что я ему нравлюсь, либо соглашаться. Надо же, я и на шантаж способна...
– Или ты тоже откажешься от меня быстренько, как Руслан? – добавила я.
Бедный Володька оказался припертым к стенке.
– Ну чего, Володь?
– Да.
– Что?
– Да помогу, конечно. Только если ты хочешь... – начал Страшный, поглядывая на территорию Парасоловых.
– Да, именно это, – кивнула я. – Это надо сделать, Володька. Пусть они помучаются, побегают, пусть решают проблемы с дальними соседями, которых они обязательно зальют своим дерьмом. Или ты считаешь, что пусть мучаются только те, у кого они деревья и огороды ободрали? Есть справедливость? Ну?
– Есть, – вздохнул Володька. – Варька, тебе бы только на Лубянке работать. Ты прямо Железный Феликс какой-то. В юб...
– За Феликса спасибо. А вот «юб» не надо! – отрезала я. Хорошо, что Страшный не заметил, насколько он мне польстил с этим самым Железным Феликсом. – Никаких «юб». Как видишь, я в шортах. Но надо идти уже, а то рассвело, Володька.
Но мы даже подняться с лавочки не успели. Из-за поворота, прямо из мокрого, покрытого росой жасминового куста, к нам шагнула моя разлюбезная бабуленция, схватила меня и Володьку за шкирки и бесцеремонно заголосила:
– Я о ней переживаю, а она тут с кавалерами любезничает! Мала еще! Как на огород идти, бабке старой помогать, – так нет ее! А как под кустами сидеть – так запросто! Вот я тебя хворостиной, Варька! Выхожу из дома, слышу: бу-бу-бу, бу-бу-бу! Кто, думаю, там такой? Вроде не дачники. А это ты им тут спать мешаешь! Хочешь, чтобы все дачники съехали, да? Съехали они чтобы все, ты хочешь? А где мы новых будем искать, ты подумала? Нет, ты подумала? Чего молчишь?
Вариантов не было. Мы с Володькой переглянулись, одновременно изо всех сил дернулись, вырвались у бабки из рук – и побежали.
Мы перепрыгнули через забор Парасоловых – показывать Володьке свою неприметную лазейку мне было некогда. Промчались наискосок по их территории – причем я с удовольствием растоптала грядку с каким-то экзотическим бамбуком. Черт его знает, что они там такое посеяли, в утренней розовой дымке все казалось чем-то необыкновенным. Страшный с таким же удовольствием наступил на крупный блестящий огурец, который выкатился на дорожку между гряд, – наверное, Парасоловы растили его на семена и каждый день этим огурцом любовались.
В общем, проскакали мы по вражеской территории, перемахнули на следующий участок, оттуда быстренько на улицу – и поминай, бабуля, как нас звали!
По улице мы брели уже медленно. И смеялись.
– А ты говоришь – Железный Феликс! – притворялась обиженной я. – А на самом деле – пожизненно угнетаемая Каштанка!
– Но бабуля твоя – натуральный Малюта Скуратов! – вспоминая стремительное бегство, смеялся Володька.
– Да, вот такая у нас семья, – соглашалась я.
– Серьезные люди.
– Ты еще мою маму не видел.
– А она кто?
– А она просто мама.
– Так чего ж ее тогда бояться?
– А меня чего? – Мне было приятно Володьку подлавливать.
– Ну... Да я тебя и не боюсь. Вот еще...
– Ладно, не бубни.
– Пойдем купаться? А то мне уже скоро, сама понимаешь... Хозяйство – не фиг собачий...
Мы отправились на речку. Кто не знает: купаться утром – это самый большой кайф. Вода гораздо теплее воздуха. Он и сам-то уже не холодный, а вода кажется необыкновенно теплой. И такой спокойной, что просто на какую-то другую реальность все это вместе похоже.
Но сейчас я купаться не стала. Володька полез один. Плескался он недолго – прыгнул пару раз с «тарзанки» и выбрался ко мне на бережок.
– Красота! – потянулся он. – Эх, хорошо быть просто дачником!
– Хорошо, Володька, – согласилась я.
– А ты куда сейчас? – спросил он.
– Не знаю.
– Слушай, а давай я тебе свою футболку оставлю...
– Зачем? – Я испугалась, что он сейчас начнет дарить мне самое лучшее, что у него есть, – вещи любимого брата. И что я с ними буду делать?
Но все оказалось проще.
– Понимаешь, так видно, как над тобой бабуля потрудилась... – С этими словами он осторожно ткнул пальцем мне в спину.
Я оглянулась, насколько смогла, и тоже посмотрела себе на спину. Места бабкиных изуверств превратились в багровые синяки. Было понятно – сейчас они багровые, а скоро станут конкретно синими. Как раз то, что надо девушке для абсолютной красоты. Так вот зачем футболка...
Мне снова стало неудобно перед Володькой. Надо же – мысль уже не поднималась назвать его Страшным. Он ко мне по-человечески, а я все капризничаю...
– А ты?
– А я домой же сейчас, – ответил Володька, поднимая с земли свою здоровенную футболищу и протягивая ее мне. – Там переоденусь.
– Спасибо. Я верну, – просто, без выпендрежа сказала я.
И нарядилась в ставшую уже почти привычной футболку.
Володька нацепил свои тоже не по росту широкие штанища, затянул их как следует на поясе.
– Так что ты делать-то сегодня будешь? – спросил он.
– Придется бастовать, – улыбнулась я. – Бабка нарушает мои права. Угнетает. Причем совершенно ни за что. Вторгается в мою личную жизнь. Так что я буду с этим бороться.
– И на огород не пойдешь?
– Придется не ходить, – ответила я.
А сама подумала: «Тогда надо будет на участке убираться. А там Русланчик. И его маман. И все эти проблемы...»
Утро наступило совсем. Володька щелкнул браслетом своих тяжелых часов, – очевидно, тоже наследство братиково, – посмотрел на циферблат, качнул головой:
