сдирать с умирающего драгоценности. Агурто устремил свой потухающий взор на небо, к вершине горы, пламенеющей в лучах заката. Что видел он там?
Брата Миранду, сумевшего перебороть в себе ненависть? Или закованных в кандалы индейцев, которых он продавал в рабство владельцам каучуковых плантаций? Или, может, прошлое стерлось в его помутившемся разуме, и властителю Вселенной сейчас виделись его храбрые воины, бегущие вперед с луками, копьями, палицами: они спешили на помощь своему владыке…
Блики заката упали на потускневшие глаза Агурто, и казалось, что зажгли их: они засветились словно два раскаленных угля. Это было так страшно, что даже видавший виды Руи закрыл лицо руками. Из оцепенения его вывел крик Фабиана Зуде:
— Вы, что же, ваше святейшество, никак собираетесь оплакивать эту падаль? — указал он дулом револьвера на труп Агурто и затем вскинул револьвер на Руи. — А ну-ка, сволочь, живо давай сюда мешок, если не хочешь отправиться вдогонку за Капитаном! Фесталь, на всякий случай, забери-ка у него оружие!
Дух Руи надломился. Он беспрекословно отдал револьвер и подчинился приказу трактирщика.
Солнце зашло. Вершины деревьев, обрамлявших поляну, еще пламенели багрянцем, а внизу ночь уже торопливо затушевывала очертания предметов. Казалось, сама земля излучает темноту, чтобы поскорее скрыть от неба картину отвратительного мародерства.
Трясущимися от алчности руками Зуде и Фесталь засовывали в мешок усыпанные самоцветами пряжки, браслеты, нагрудники, сорванные с Агурто, при этом не спуская друг с друга глаз, как бы компаньон не вздумал утаить какую-нибудь драгоценность. Они пытались растоптать тяжелыми башмаками, расплющить шлем, но тщетно. Шлем легко пружинил, изгибался и снова так же легко выпрямлялся; ни одна царапина не оставалась на его матовой поверхности. Не удалось грабителям и выковырять алмаз: камень плотно сидел в металле, будто был отлит вместе со шлемом.
Угрожая револьвером, Фабиан Зуде заставил Руи взять в одну руку мешок, а в другую зажженный факел и входить в храм первым. Руи сделал три-четыре шага и остановился, стараясь различить что-либо в плотной, почти осязаемой темноте.
Сюда, внутрь храма, не проникали шумы джунглей. Руи были слышны лишь треск горящего факела да тяжелое прерывистое дыхание конвоиров за спиной.
Трепетный свет факела вырвал из мрака силуэт какого-то сооружения, возвышавшегося прямо против входа. Руи оно показалось закругленным внизу форштевнем океанского корабля, стоявшего на стапелях. От подножия, по обеим сторонам «стапелей» — мраморного постамента, высотой в полтора человеческих роста, — и выше, вдоль плавных обводов «корабля», вели широкие, сужающиеся кверху лестницы. На их ступенях стояли светильники — слегка вогнутые чаши на высоких тонких витых ножках, из такого же золотистого металла. В чашах была налита какая-то темная жидкость.
На носу «корабля» проступал барельеф пятилепесткового цветка монстеры, чем-то напоминающего кисть человеческой руки.
Торжественная тишина подавляюще подействовала на непрошеных гостей. Все трое молча обошли сооружение вокруг, с непривычной робостью разглядывая его.
То, что спереди показалось форштевнем корабля, составляло главный элемент всего сооружения и сбоку и сзади выглядело совершенно иначе. Оно было изготовлено из какого-то золотистого металла и походило на огромный наконечник стрелы, покоившийся на скошенном пьедестале. Его утолщенное спереди острие было направлено вверх под углом сорока пяти градусов, а задние заостренные концы, расходящиеся как ласточкин хвост, опирались о землю.
Если бы кто-нибудь из непрошеных гостей когда-либо интересовался авиационной литературой, он сравнил бы этот металлический элемент сооружения с фантастическим летательным аппаратом будущего, который авиаконструкторы называют «летающее крыло». Различие с ним состояло лишь в том, что по оси «наконечника» помещалось еще нечто, похожее на индейскую пирогу с изящно выгнутым носом. Ее прикрывал прозрачный полукруглый колпак, за которым смутно угадывались очертания лежащей человеческой фигуры.
Сомнений не было: они находились в усыпальнице вождя Таме-Тунга.
Взоры пришельцев невольно устремились кверху, туда, куда было нацелено острие «наконечника». Но что за чудо? Вместо купола здания, который они видели снаружи, над ними был небесный свод, усыпанный ярко мерцавшими звездами. Острие «наконечника» было направлено к одной из семи, особенно ярко сверкавших на темном куполе главных звезд созвездия Плеяд — звезде Майя.
Но грабителям было не до звезд. Глаза их освоились с темнотой, здесь им ничто не угрожало, и они стали действовать уверенней. Фесталь ткнул пальцем в одну из чаш светильника.
— Э, братцы, да никак нефть! — воскликнул он, поднося палец к носу. — Хотя, черт его знает, на вид — нефть, а пахнет, не поймешь чем…
— Наплевать! Лишь бы горела, — отозвался трактирщик. — А, ну-ка, Руи, зажигай огни! Хватит топтаться в темноте!
Через минуту все светильники пылали…
Ровное, бездымное, какое-то необычайно яркое и благовонное пламя светильников запалило в разных концах храма мириады огней. Они отражались на матово-золотистой поверхности «крыльев», переливались на выпуклостях золотых драконов, что подпирали свод, стоя у стен на задних лапках с фигурками маленьких человечков на головах. Огни дробились в гранях больших прозрачных сосудов и ларей, наполненных самоцветными каменьями, лучились, струились из крупных алмазов, вставленных в глазницы драконов, искрились во множестве драгоценных украшений на ярких одеждах, золотых шлемах, оружии, утвари, развешанных по стенам. Это была вакханалия света, радужных цветов, причудливой, трепещущей игры холодного пламени…
Вид неисчислимых богатств еще больше разжег алчность грабителей. Даже Руи, на которого смерть Железного Капитана подействовала отрезвляюще, готов был сейчас прыгать, плясать, кричать от радости. Черт побери! Наконец-то он богат! Один алмаз, что торчит в глазу вон того страшилища, подпирающего свод, может обеспечить ему, Руи, многие годы привольной, безбедной жизни. А таких алмазов здесь… Святая мадонна! А сколько здесь золота!..
Теперь уж трактирщику не пришлось подгонять своих компаньонов. Все трое, ослепленные богатством, не сговариваясь, принялись за дело.
В том, что все это — и крылья, и светильники, и драконы, и утварь — изготовлено из золота, сомнений не было. Фабиан Зуде предусмотрительно захватил с собой пузырек с азотной кислотой и первым делом проверил отобранный у Агурто шлем: действительно ли он золотой? Поэтому сначала бандиты набросились на золотую утварь. Они пытались ее сминать, сплющивать, чтобы побольше уместить в мешки, но безуспешно. По-видимому, какая-то добавка в металле делала тончайшие листки золота твердыми, гибкими, как пружинная сталь. Неведомым мастерам-умельцам известен был и особо прочный способ соединения драгоценных камней с золотом.
Незаметно, чтобы камни были зачеканены в металл, скорее казалось, будто они приклеены, причем так прочно, что когда Фесталь попытался отделить ножом алмаз от шлема, камень раскололся, но не отскочил.
— Ладно, золото от нас никуда не уйдет. Заберем в следующий раз, а сейчас, ребятки, поживимся камешками. С ними дело иметь проще! — сказал трактирщик.
Бандиты принялись опоражнивать сосуды, вскрывать ларцы. Они насыпали горстями самоцветы в мешок, чтобы через минуту у соседнего ларца высыпать содержимое мешка на пол и набивать его новыми, больше приглянувшимися им драгоценностями.
Позабыв об опасностях дальнего обратного пути, бандиты выбросили из всех имевшихся в наличии мешков продовольствие и корм для мулов и стали наполнять их награбленным добром.
За какие-нибудь два-три часа все мешки были туго набиты, так что их с трудом можно было поднять. Грабители пытались взобраться на фигуры драконов, подпирающих свод, чтобы выковырять из их глазниц алмазы, но не дотянулись до них. Не удалось им и вскрыть прозрачный колпак пироги, под которым покоилась запеленутая мумия вождя. Колпак составлял как бы единое целое с золотыми бортами пироги и не поддавался ударам ножа и прикладов.
Грабеж продолжался всю ночь. Перед рассветом Фабиан Зуде приказал Руи отправиться за мулами.
