настроении, они ехали через широкие, словно море, поля Гнитахейд. Незаметно пропали цветы. Высокие зеленые и желтые травы присели на корточки, а потом и вовсе поползли по-пластунски сначала изумрудными, потом серебристыми мхами. Воздух заметно охладел. Чувствовалось приближение чего-то исполинского. И это открылось.
6
Путники вышли к берегу Великого Океана. Седые валы бесконечной чредой катились от туманного горизонта и разбивались о грудь ледяных скал, теснившихся по урезу воды. Безбрежный простор завораживал, пробуждал смелые мысли о дальних странствиях. Но студеный ветер, бивший в грудь, трепавший волосы, несколько охлаждал дерзкий пыл. Завернутые в плащи Вёльд и Элзор стояли среди сверкающих торосов, вытирали соленые брызги с лиц и думали, что же делать дальше. Интуиция подсказывала капитану, что нужно пересечь этот океан, но как? и на чем?
Берег был суров, неприветлив, даже костра развести было не из чего.
Посиневшие губы Элзора, беззвучно просили поторопиться, иначе двумя ледышками будет больше на этом неприветливом берегу.
Наблюдая одинокий полет чайки, Вёльду Хорнунгу пришла в голову мысль - перелететь Великий Океан по воздуху. Странно, что он раньше до этого не додумался. Конечно, что может быть проще, как использовать здешние физико-магические свойства материи.
Капитан легко представил стандартный четырехместный спасательный джет: овальное как у бабочки тело из парасплемента, широкие граненые крылья с обратным изгибом, на концах которых находились шестигранные вертикальные стабилизаторы, они же боковые шасси.
- Ух, ты! - выдохнул Элзор, увидев на смерзшемся песке пляжа невиданный аппарат. - Это что, волшебная птица?
- В какой-то мере, да, - рассеянно ответил Вёльд, инспекторским взглядом осматривая аппарат, пробуя на прочность крылья, фонарь кокпита и другие выступающие части. Потом они уселись в мягкие кресла, и Хорнунг-старший, благословясь, стал включать тумблеры бортовой энергосистемы, систем пилотирования, навигации, двигателей. Включал сериями и одиночные, внизу на пульте и вверху на потолке кокпита, но приборы были мертвы: ни одна стрелка ни качнулась, ни один индикатор не отреагировал. Торопясь, капитан включил аварийную цепь, шкалы приборов осветились, зашелестел кондиционер, вдувая в кабину теплое блаженство.
- Ну вот, ну вот... - радостно бормотал капитан и, задержав дыхание, нажал клавишу стартера. Двигатели не включились. Оставалась надежда, что барахлит прерыватель триггерных цепей. Это наиболее капризная часть двигательной системы, ахиллесова пята джетов такого класса. Хорнунг сосредоточился и проделал вся операцию запуска снова - аккуратно, не торопясь. Движки даже не чихнули. 'И биться сердце перестало!' - в сердцах произнес Вёльд, используя ругательство одного знакомого русского пилота. Но даже всесильный русский мат не помог.
Капитан вылез на крыло, открыл капот и осмотрел асимметричные блоки. По внешнему виду ничего нельзя было сказать, но когда он вскрыл крышки накопителей, то все стало ясно. Триггерные цепи были прочные, звонкие, обросшие микроэлектроникой, как якорная цепь водного корабля ракушками. Короче, это был бред свободных ассоциаций, а сам джет не более чем муляж. Как декорацию к фильму его можно было использовать, но летать на нем было нельзя. Хорнунг пнул ногой чертову железяку.
- Может быть, ты употребляешь не то заклинание? - сделал предположение Элзор. Он страстно хотел помочь отцу, но не знал, как.
- Боюсь, заклинания здесь не помогут, - ответил Хорнунг-старший. Перед сыном было очень стыдно. Хотел показать могущество XXYI века, да облажался. Потому что могущество это базируется на комплексном знании миллионов индивидов. А когда человек один, он по сути так же беспомощен, как и первобытный дикарь. Дикарь-то, пожалуй, более приспособлен к первобытной жизни. Знания образованного одиночки не полны, не точны, однобоки, поверхностны, а если где-то и глубоки, то в крайне узком диапазоне. После универсального XVIII столетия и еще охватного умом XIX, Сайрусов Смитов становилось с каждым веком все меньше и меньше. А может быть, их вообще никогда не было? Многие ли из нас могут похвастаться, что досконально знают ТЕХНОЛОГИЮ изготовления привычных вещей, которыми они пользуются каждый день? А ведь достаточно малейшего отклонения от технологии, - и ничего работать не будет.
А сколько надо затратить времени, чтобы овеществить каждую детальку? Даже чтобы прочесть роман, надо его прежде написать. Надо придумать фабулу, построить и прожить сюжет, выстрадать каждую строчку, каждое слово, напечатать каждую буковку, каждый знак. А это значит проделать миллион операций интеллектуальных и физических.
Хорнунг уже сомневался, удастся ли ему сотворить простую весельную шлюпку. О более комфортабельном судне и речи не шло.
- Кажется, кто-то сюда идет, - сказал чуткий Элзор.
Хорнунг вскинулся, повел головой и вскоре действительно услышал приближающиеся шаги. Скрипела галька под чьими-то тяжелыми ступнями. А вскоре и земля стала вздрагивать от этой поступи. Создавалось впечатление, что идет великан или какой-нибудь древний ящер.
И он вышел из-за торосов, которые были ему по пояс, в одежде, сшитой из шкур примерно сотни белых медведей. На широких его плечах умещались аж три головы. Бицепсы, трицепсы и прочие '...цепсы' огромными валунами ходили под смуглой кожей, продубленной морозами. Ноги его были подобны мощным колоннам. Даже, когда великан просто переминался на них, соображая, что ему делать с жалкими карликами, происходило небольшое землетрясение от двух до трех баллов (по шкале Рихтера). Великан, когда думал, то ковырял пальцем в носу центральной головы. Выглядело это так, как если бы обломок телеграфного столба пытался пролезть через слуховое окно на крыше многоэтажного дома.
- Отец, сдается мне, мы попали в страну великанов - Гримтурсенов, жестоких и коварных, - сказал Элзор, - от матери я кое-что слышал об этой студеной стране. Ёе жители не всегда соблюдают законы гостеприимства.
Между тем великан, задумчиво ковырявший в носу, вытащил из ноздри парочку коз, пустил их гулять по пляжу. Стряхнув слизь, рогатые побежали разыскивать корм, не удовлетворились скудным ягелем, побежали в глубь степи за сочной травой.
- Не нравятся мне надавыши, - произнесла наконец средняя голова на языке великанов. От звука этого голоса ближайший айсберг треснул, от него откололся изрядный кусок и обрушился в воду. Левая голова перевела фразу на людской язык:
- Центровой говорит, что вы ему не нравитесь.
- Передай центровому, что мы сейчас отчалим, - сказал Хорнунг, надрывая глотку, чтобы перекричать шум ветра, - только лодку построим и уплывем...
- Да чего с ними разговаривать, - прогромыхнула правая голова, особенно злобного вида, - замочить их, и вся недолга. Правая рука приподняла дубину - хорошо обработанный ствол дуба (дубина должна быть из дуба).
- Правый говорит, что с вами пора кончать, - добросовестно перевел Левый.
- А где наши лошади? - спросил Вёльд Элзора.
- Я не заметил, когда они убежали.
- Надо было мне тебя вернуть еще на подходе к Берегу, - запоздало раскаялся Хорнунг-старший.
- Я буду биться рядом с тобой, - воинственно воскликнул Элзор.
- Нет, уж ты, пожалуйста, отойди подальше, я разберусь с ним один на один.
Хорнунг повернул камень на кольце в правую сторону. И сразу крепок стал, как стальной столб. На сей раз Вёльд внимательно пронаблюдал весь процесс. Прозрачный камень стал вдруг сапфиром. От него побежали нежнейшие волны интерференции голубых и синих оттенков спектра. Волны текли, искрясь, омывая тело мягкой, упругой, непробиваемой текучей броней.
