пришлось отказаться, их оставили на запас. Фонари освещали только несколько локтей пространства, а зал был очень велик. И, если бы не динамо-машина Сахмада, ничего бы они толком не разглядели. Пожалуй что, вообще побоялись бы углубляться слишком далеко, пошарили бы поблизости среди кучек окаменевшего человеческого говна, которые попадались под ноги там и сям, - тем бы дело и кончилось. Но когда ударил, проломил темноту и ушел вдаль ярчайший, направленный поток света, из глоток ребят вырвались ликующие крики восторга. Даже многоопытный Бакшиш порадовался вполне искренно. Ослепляющий луч воодушевлял, манил, указывал путь, как светозарный перст Аллаха. Казалось, что теперь им никакие демоны ада не страшны.
Команда построилась так: впереди шел Сахмад с электрическим фонарем на голове, выбирал путь. За ним след в след двигался Осама с генератором на груди. Оружие у него было, но за поясом, 'Берета' девятого калибра. По правую руку от Осамы, мягко ступая, крался Хасан с винчестером наизготовку. И еще под рукой у него торчал обрез, засунутый пока за ремень. Сумасшедший мужик не был обременен самокатной сумкой, вместо нее у него имелся свернутый до поры и закинутый за спину холщевый мешок с одной лямкой. Поэтому свободный от поклажи, самый меткий стрелок, Хасан был наиболее боеспособной единицей отряда.
За Хасаном цепочкой шли братья-близнецы. Как детей их поставили в середину колонны. Ба и Джим несли фонари, а Алиф, как старший на несколько минут и потому отвечающий за их жизни, тыкал стволом 'Узи' по темным углам. Шествие замыкал рослый Фарид с автоматической охотничьей винтовкой наперевес. Его обязанностью было прикрывать тыл.
Везде их встречали пустынные, обросшие пылью коридоры, проходы, большие и малые помещения по мере того, как шаг за шагом они исследовали эти безлюдные лабиринты. Все подземелья в черте города уже были осмотрены и разграблены мальчишками. Кое-что еще можно было найти лишь далеко за пределами города. И эти надежды могли оправдаться. Явных следов грабежа не наблюдалось. Благородная мраморная облицовка стен не была ни разбита, ни сорвана, но она потемнела, скрылась под толстым слоем вездесущей пыли. Углы и потолки заросли паутиной так сильно, что казалось, миллионы пауков трудились тысячу лет без отдыха над этими колыхающимися от движения воздуха невесомыми серыми полотнищами.
Сахмад не только выбирал дорогу, но и освещал выбранный путь ярким лучом. Мощный, ровный и длинный, точно волшебное копье, голубоватый луч, пронзал тьму подземелья, заставляя стайки крыс разбегаться веером. Вековая пыль танцевала, серебрилась в световом потоке. Верный Осама, связанный со своим командиром проводом, крутил ручку генератора, высунув язык от усердия. Ребята уже не удивлялись чудесной машинке, но благоговение к ней не проходило. Электрический свет сейчас значил не менее, а может и более, чем хорошая скорострельная винтовка.
По мере того, как они двигались, поскрипывая колесиками своих тележек, но опасность никак себя не проявляла, взвинченные по началу нервы успокаивались. Ребята уже даже осмеливались шутить и устраивать меж собой перебранку. Может быть, они делили еще не найденные сокровища. Сахмад не прислушивался к несерьезным, полудетским разговорам близнецов, к хриплому голосу Бакшиша, а если прислушивался, то - к шумам внешним. Но пока прилетающие звуки были всего лишь отражением от стен собственных шагов: то гулкие, с раскатистым эхом, то близкие, глухие, словно бы придушенные. Поворачивая голову со шлемом, где был фонарь, командир высвечивал лучом наиболее темные, подозрительные, устрашающие, таинственные углы помещений. Но едва туда падал свет, и тьма на черных крыльях уносилась прочь, сразу они лишались всего устрашающего и таинственного. Но все равно было зябко, неуютно. Воздух был холодным, сырым и затхлым. Пыль, поднятая их ногами, попадала в легкие, вызывала кашель. Джим чихал через равные промежутки времени, сморкался, тихо ругаясь. Чих и сопли его всегда одолевали, когда он спускался в катакомбы. Фарид время от времени проводил рукой по оголенной шее, видимо, сожалел, что отдал свой модный шарф на растерзание.
Сахмад уже жалел, что лишил собрата по гильдии необходимой вещи. Ведь шарф для Бакшиша был не только украшением, но и защитой от пыли, когда его натянешь на рот и нос и дышишь через материю. Впрочем, так ему и надо, некая мстительная усмешка надломила ровную линию рта Сахмада. Фарид мог бы вообще не лазить в подземелья, как это делают большинство знающих. Уже изрядно подорвав здоровье, они по большей части занимались скупкой вещей, которые им приносили 'на экспертизу' ученики и ходоки. Но жадность гнала Фарида в запретные для него катакомбы, словно он боялся упустить нечто ценное, которое могло ускользнуть мимо его алчного носа.
Век подземщика короток. Ходоки со стажем, как правило, были уже неизлечимо больны. А сказать салаге, чтобы он предохранялся, носил респиратор, такое правило в гильдии подземщиков отсутствовало. Потому что, при наличие учеников, как это ни странно, не было самого института учительства. Наоборот, ходоки и знающие часто напускали полумистического тумана вокруг своей деятельности. Таким образом, все познавалось эмпирически, ценой личного здоровья, а то и ценой жизни. Эта была своего рода месть ходоков и знающих за свою болезнь. Это было вообще в характере восточного человека, беспечно относиться к собственному здоровью, а уж думать о здоровье ближнего и подавно.
Вот почему не было отбоя от неофитов, которые желали бы стать 'посвященными'. Никто из них не верил в профессиональные болезни. И лишь став знающими, они осознавали свою ошибку. Но осознание этого приходило слишком поздно.
Сахмад вел себя также, пренебрегал средствами защиты, отчаянно бравировал, как все ходоки. Подсмеивался над знающими, над их шарфами, хотя отлично знал и про пыль, и про опасные 'бактерии', о которых предупреждал Данилыч. Но чем же он мог возвыситься над старшим иерархом по гильдии? Только пока еще не подорванным здоровьем. И командирской должностью. Все командиры отрядов были как правило из ходоков.
Обойдя ближайшие помещения и ничего интересного там не обнаружив, они стали обсуждать вопрос, куда идти дальше. От станции в разные стороны шли туннели. Куда идти? Сахмад достал из внутреннего кармана куртки маленький квадратик старинной глянцевой бумаги. Края были истерты, обтрепаны, но рисунок сохранился хорошо.
- Что это у тебя? - спросил любопытный Осама, склоняя голову над квадратиком бумаги, которую Сахмад держал на ладони. Света фонарей не доставало.
- Эй, покрути машинку, - приказал командир ответственному за электрический свет.
Когда вспыхнул яркий луч, на бумаге отчетливо стали видны разноцветные линии, веером расходящиеся из центра небольшого круга.
- Паутина какая-то, - сказал Бакшиш. Его присутствие за своей спиной Сахмад хорошо чувствовал по запаху.
- Это не паутина, - ответил командир, с особым наслаждением уязвляя знающего. - Это древняя карта. План-схема туннелей.
И прочел по складам:
'МОСКОВСКИЙ ОРДЕНА ЛЕНИНА МЕТРОПОЛИТЕН имени В. И. ЛЕНИНА'.
- Мы находимся вот здесь, - командир подчеркнул ногтем четыре вурусские буквы: станция 'ВДНХ'.
Сахмад достал компас, с важным видом посмотрел на бегающую стрелку.
- Если пойдем вон теми туннелями, которые ведут на север, северо-запад, то следующая станция будет 'Ботанический сад'. - Сахмад перевел это название на местный диалект. - А если пойдем на юг...
- Пойдемте в сад, - сказал Джим, младший из братьев. - Может, там еще остались яблоки...
- Что-то я о таком не слыхал, - сказал Осама, который считался специалистом по чужим садам.
- Этот сад давно увял, - ответил Сахмад.
- Я тоже хочу в сад, - вдруг произнес, молчавший Хасан.
Все засмеялись.
- Ладно, - согласился командир. - Нам все равно куда идти. Пойдем к 'Ботаническому...' Только помните, что мы пришли не за яблоками.
Он сложил план вдвое по старому сгибу и аккуратно спрятал документ, который ему на время одолжил Данилыч. С этой картой Данилыч не расставался. Для него этот клочок бумаги был святой реликвией.
