Подвигав челюстью, Эдуард Иванович направляется к афганской границе. Пересекает ее. Майора встречает рев работающих двигателей, разрывы снарядов, стрельба. Внизу, по ущелью, бегут запыхавшийся старик с деревянной ногой и мальчик с зажатой в кулачке рогаткой. Их преследуют: танковый корпус, батарея самоходных орудий, бригада бронетранспортеров, полк вертолетов, три звена истребителей-бомбардировщиков и дивизия парашютно-десантных войск.
— Сюда, орлы! — кричит Степанчук. — Сюда, кантемировцы! Эти бандиты вон в той расщелине спрятались!
Ущелье заполняется огнем от сброшенных напалмовых бомб. Скрывается в клубах ядовитого газа. Майор кашляет, чихает, разбрызгивает слюну и слезы, роняет зубы и волосы. Уходит в стратосферу. Затем — в космическое пространство.
В космосе, придя в себя, Эдуард Иванович наблюдает прохож-. дение космического поезда. Поезд состоит из паровоза, на котором весело смеется миру нарисованная мелом широкоокая задница, и цепочки мрачных маленьких вагончиков различных форм и размеров. На них разноцветными мелками выведено: «Счастье», «Братство», «Любовь», «Любовь II», «Бескорыстие», «Честность», «Доверие» «Искренность», «Нравственность», «Чистота», «Преданность», «Любовь III», «Доверчивость», «Дружба», «Свобода», «Равенство», «Доброта», «Верность», «Альтруизм», «Эстетика», «Благотворительность», «Филантропия», «Совесть II», «Якобизм», «Любовь IV», «Этика»… Затем идут вагоны с замалеванными надписями, к последнему из которых привязан веревкой за шею каменный истукан, напоминающий майору в фас капитана Дельцина. Состав украшен флажками, гирляндами, фонариками, воздушными шарами. На самом большом и красивом шаре, прикрепленном к тендеру паровоза, радужными буквами выведено: «Дядилэнд».
— Ну и ну, — хмыкает криво Степанчук. — От души добра насобирали.
Проводив взглядом болтающегося в хвосте поезда истукана, он спускается к Земле и оказывается над дельтой реки Меконг.
Вьетнам встречает майора улыбкой, от которой у Эдуарда Ивановича холодеют пятки. По спине бегут мурашки. На всякий случай он поднимается метров на сто повыше. Проверяет наличие партийного билета.
Под путешественником расстилается ровная гладь полей. Трудолюбивые крестьяне, не разгибая спин, выращивают на них колючую проволоку. Желтый маленький «кукурузник» распыляет удобрения. В кратковременных паузах, отведенных для принятия пищи, труженики, выявив в коллективе очередного контрреволюционера, забивают его мотыгами и подкрепляются теплым мясом врага.
Эдуард Иванович, подтянув сапог, продолжает кругосветный вояж. На территории Китая замечает большую крытыю повозку, в которую впряжен однорогий бык. Вместе с повозкой движется, располагаясь перед ней, за ней и по сторонам от нее, миллиард возбужденных китайцев. Заинтересовавшись, Степанчук спускается ближе к земле.
— Что, Эдя? Любопытствуешь?
— Любопытствую. Что ты везешь, бык?
— Оружие. Страшное. Только я не бык, а дракон.
— Конечно дракон, — соглашается Эдуард Иванович. — А какое оружие? Почему страшное?
Повозка останавливается. Бык сгоняет с тощего хребта слепней. Китайцы колотят его палками по бокам. Бык поводит рогом и, трогаясь с места, поясняет:
— Рисовую бомбу везу. Вот сейчас довезу до Пекина, и всем вам придет хана от Поднебесной. И русским, и американцам, и вьетнамским предателям. Не жди спасения ни стар, ни млад. Мы ее пятьсот лет растили. И вырастили.
— Ладно. Я с вами в управлении поговорю, — скрипит зубами майор. — Ждите. Вас вызовут.
Степанчук покидает быкодракона, повозку, китайцев. Оставляет позади Великую Китайскую стену. Приближается к Амуру.
«Вот я и дома, — думает Эдуард Иванович. — Приму ванну и вздремну пару часиков».
— Здравствуй, Родина-мать! — кричит он.
Родина встречает майора тучей серебристых ракет типа «Земля-Воздух». Степанчук шарахается в сторону. Ракеты устремляются за ним. Майор набирает скорость, закладывает крутой вираж и едва не врезается в двухсотметровую статую Ким Ир Сена. Обогнув статую, Эдуард Иванович снимает сапог и швыряет его в небо с первой космической скоростью. Ракеты на миг останавливаются, затем бросаются в погоню за сапогом.
Степанчук садится на квадратную голову полководца, вождя и учителя, основавшего за четырнадцать лет до своего рождения Корейскую Коммунистическую Партию. Переводит дух. Чешет голую пятку, обозревает Северную Корею.
Из уха великого Ким Ир Сена выбирается охранник с винтовкой, влезает на голову статуи и ползет к майору, стараясь оставаться незамеченным. Подкравшись, вскакивает и наставляет винтовку на Эдуарда Ивановича.
— Руки вверх!
Степанчук, осклабившись, указывает пальцем на грудь охранника.
— А где твой партийный значок, товарищ? Потерял? Кореец бледнеет. С ужасом смотрит на пустой лацкан мундира.
Его начинает бить крупная дрожь. Винтовка падает.
— Потеря-ял, — улыбается Степанчук. — Когда из уха вылезал, тогда и обронил. Эх ты, Аника-воин!
Кореец срывается с места и прыгает вниз. Майор, перебравшись на край головы, следит за тем, как совершает приземление незадачливый сын гениального Кима. Видит, что тот исчезает в люке у основания статуи. Туда же выстроившиеся в очередь женщины кидают младенцев.
«Наливай, маманя, щей, — думает Степанчук. Ощущает, что статуя растет. — Вот это подкормка! С такой любовью к хозяину никакого коммунизма строить не надо. И десяти минут не сижу, а уже метров на пятнадцать подвырос».
Майор обращает взор на восток. Там раскинулись острова страны Восходящего Солнца. У подножия бирюзовой горы Фудзияма на широком лугу стоит пень. Он служит сиденьем для доктора Ока. Вокруг доктора расположилось пятьсот тысяч слушателей. Для остальных не хватило места. С вершины горы Фудзияма на доктора Ока и его последователей нацелено девятьсот телевизионных камер. Доктор Ока поднимает руку. Опускает. Произносит:
— Ом.
— Ом, — доносится до Степанчука многотысячное эхо. Доктор Ока опускает голову. Поднимает. Говорит:
— Омм.
— Омм, — повторяют последователи.
— Оммм, — говорит доктор.
Степанчук пожимает плечами. Смотрит в сторону Окинавы. Там в акватории порта ремонтируется советская атомная подводная лодка. Ветерок доносит до Степанчука:
— Тюря, подай ведро. Тут реактор протекает. Надо эту дрянь за борт слить.
На пирсе в смиренных позах застыли представители местной префектуры.
— Пазалуста, господина капитана, уберите васа заметятельная лотка другой места. Есть очень красивый лагуна — Пила-Хаборе.
— Пошел ты, — вяло отвечает механик. — Тюря, дядек ты соленый, ну где же ведро? Все нижние отсеки уже затопило, — слышит Степанчук.
— Оммммммм.
«А что же, интересно, творится в Австралии?»— думает Степанчук. Глядит на юг. Видит Австралию. На дальнем краю Зеленого континента группа энтузиастов поедает фабрику по обогащению урановой руды. Зрители, расположившиеся в сумках у кенгуру, покуривают сигары, потягивают виски, позевывают.
«Совсем с жиру сбесилась Австралопитекия. Сначала бритвенные лезвия жрала, потом автомобили, а теперь на фабрики перешла. Послать бы этим овечникам каждому по летающему дядьку, вмиг бы зевать перестали».
— Оммммммммммммммммм, — говорит доктор Ока. Майор встает, разминается.
