крестной; и ни разу у нее не возникало желания воспользоваться его чудодейственной силой; и вот сейчас она решилась достать его. В это время весь город Аугсбург пребывал в хлопотах: близилась годовщина принца Максимилиана, августейшего сына императора Фредерика. Торжественное празднество, роскошный банкет, пышный бал и народные гулянья ожидали жителей Аугсбурга. Три дня продолжалось всеобщее веселье: были приглашены все без исключения дворяне и прелаты славного города; каждый день устраивались рыцарские турниры с богатыми призами, каждый вечер самые прекрасные девушки города танцевали с благородными рыцарями до захода благословенного солнца. Граф Конрад не мог не принять участие в празднестве, тем более что он всегда находился в центре внимания высокого общества и считался любимцем милых дам и выгодной партией у придирчивых и строгих матрон. Однако ни одна титулованная прелестница не могла надеяться на его законную любовь по той простой причине, что он был тамплиером; и все-таки сердцу не прикажешь: граф Швабек был так статен и танцевал так обворожительно.
На этот раз Матильда наконец-то решилась отправиться на поиски приключений. Она прибралась на кухне и подождала, когда все в доме затихнет, затем заперлась в своей спаленке и смыла с себя коричневый слой ореховой краски, обнаружив лилии и розы на своих щеках, благоухающих душистым мылом. Она положила на ладонь мускатный орех и пожелала себе роскошное платье, богатое и изящное, какое только можно было представить, со всею бесподобной вычурностью мельчайших деталей; потом отвернула крышку и, к своему изумлению, увидела, как из маленького орешка потекла, заструилась с нежным шуршанием шелковая ткань и, разворачиваясь всеми складками, превратилась в чудесное платье. Оно было как раз впору, словно сшито по ее мерке. Когда Матильда надела платье, у нее в груди вспыхнул огонек сладкого торжества, какой девушки всегда испытывают, когда украшают себя ради своих возлюбленных, расставляя им опасные сети. Оглядев себя, она осталась довольна собою и, не теряя времени даром, сразу приступила к исполнению своего замысла. Трижды повернула она мускатный орех и произнесла заклинание:
Немедленно тяжелая дремота пала на всех обитателей дворца: и на строгую Гертруду, и на бдительного Януса, охранявшего двери. Матильда выскользнула из дома, невидимкой прошла по улицам города и вступила в огромный бальный зал с грациозностью, не уступающей божественным Грациям. Очарование новой гостьи вызвало шумный восторг среди всех собравшихся; вдоль высокого балкона, опоясывающего залу, пробежал громкий шепот. Одни восхищались изяществом незнакомки, другие — фасоном ее великолепного платья, но все без исключения были смущены ее появлением и терялись в догадках: как ее имя и откуда она; но никто не мог удовлетворить любопытство своего соседа. Среди благородных рыцарей, столпившихся у балконных перил, чтобы получше рассмотреть прекрасную незнакомку, тамплиер был далеко не последний. Хотя его положение обязывало придерживаться монашеских уставов, он отнюдь не был женоненавистником, напротив, в кругу друзей он слыл взыскательным знатоком женских прелестей и искусным любовником. Увидев новоприбывшую гостью, он внезапно почувствовал, что прежде ему никогда не доводилось видеть прекраснее девушки и созерцать более счастливого облика. Не медля ни минуты, он подошел к ней и пригласил на танец. Она скромно подала ему руку и танцевала с пленительным совершенством. Ее проворные ножки едва касались пола; грациозные и трепетные движения приводили в восторг зрителей, которые, не отрывая глаз, следили за парой. Танец стоил графу Конраду сердца; во весь вечер он не смог оторваться от незнакомки. Он произнес так много красивых слов, с таким пылом одергивал свой костюм и поправлял складки жабо, что невольно мог сравниться с героем чувствительного романа, для которого все прелести мира — ничто по сравнению с милой улыбкой его возлюбленной. Первое любовное испытание Матильды увенчалось успехом, отвечающим всем ее самым фантастическим желаниям. Но не в ее силах было хранить счастливое расположение чувств под плащом женской осторожности: пришедший в упоение рыцарь скоро догадался, что ему не грозит удел безнадежного любовника, однако в каждой минуте упоения была растворена горечь беспокойства, и час от часу она становилась все невыносимее: кто эта незнакомка, откуда она, неужели так счастливо начавшееся знакомство прервется в самой своей завязи и цветок, столь прелестно раскрывшийся, облетит и не принесет заветного плода? Но все его попытки открыть инкогнито своей дамы были напрасны. Она с улыбкой отклоняла его вопросы и единственное, чего смог он добиться, было обещание прибыть завтра на бал. Однако он не совсем поверил ей и принял меры, чтобы найти ответы на интересующие его вопросы: в уверенности, что она живет в Аугсбурге, он приказал слугам выследить ее до самого дома. Компания же его друзей, видя внимание, какое он уделял прекрасной незнакомке, пришла к заключению, что они давно знают друг друга.
Рассвет уж занимался, прежде чем она смогла найти предлог, чтобы ускользнуть от рыцаря и покинуть веселое празднество. Только закрылась за нею дверь, как она сразу взяла в руки свой волшебный орех, трижды повернула его и произнесла заклинание:
Незамеченная слугами графа, она возвратилась во дворец и вошла в свою спаленку. Не мешкая, сложила она в сундучок свое прекрасное платье, надела перепачканную одежду кухарки и вновь обрела свой прежний вид. Старая Гертруда, которая совершала в тот час свой утренний обход, размахивая связкой ключей и рыча на сонную прислугу, нашла ее суетящейся на кухне. Довольная усердием молодой кухарки, она ободрила Матильду кривой ухмылкой и ласково потрепала ее по щеке.
Никогда еще ни один день не казался рыцарю таким скучным, как тот, что последовал за балом. Каждый час казался неделей. Приступы нетерпения и опасения, что загадочная красавица обманет его надежды, поминутно сменяя друг друга, терзали его. Подозрение, подобно острому клинку, раз за разом пронзало его сердце, так же мало давая покоя, как ураганный ветер — знаменам над башнями замка. Еще не зашло солнце, а он уже стоял перед зеркалом, с болезненной щепетильностью выбирая себе наряд. Наконец он был готов: на его груди, осыпанные брильянтовой пылью и драгоценными камнями, сверкали и переливались древние знаки принадлежности к высшему дворянству; дорогой атласный костюм вишневого цвета с богатым жабо и с голубой лентою через всю грудь украшал его фигуру. Вскочив на коня, он поторопился на свидание и пришел в бальную залу первым из приглашенных. Оглядевшись и найдя нужным занять такое место, чтобы сразу же увидать свою дульцинею, он немедленно принялся с пылом нетерпения разглядывать каждого, кто появлялся перед его глазами. Вечерняя звезда уже сияла высоко над горизонтом, когда молодая леди смогла освободиться от своих обязанностей и укрыться в спаленке, чтобы решить, что же ей делать дальше: то ли использовать свое второе желание, то ли сохранить его для более важного случая, который обязательно должен был когда-либо наступить, в этом она ни капельки не сомневалась. Верный вожатый, Разум, внушал ей последнее; но Любовь с такою страстью призывала ее к первому, что голос Разума становился все тише и тише, пока совершенно не умолк; и тогда Матильда, обрадованная его поражению, загадала себе платье из розового атласа, украшенное драгоценными каменьями. Услужливый волшебный орех проявил свою силу: роскошное платье превзошло все ожидания юной леди. Восхищенная новым нарядом, она совершила перед зеркалом кропотливую церемонию одевания и, убедившись, что ничего не забыла, весьма довольная собой, воспользовалась мускатным орехом, чтобы незамеченной появиться на бале. Она предстала перед графом Конрадом в еще большем великолепии своего платья, чем в предыдущий день, и тем привела рыцаря в восхищение. Сила, такая же необоримая, как сила земного притяжения, повлекла его через водоворот танцующих. Он ждал ее слишком долго и совсем было отчаялся увидеть; и теперь спазмы радости сдавили ему горло и не давали вздохнуть, чтобы излить на нее переполнявший его восторг. Не зная, как скрыть свое замешательство и выиграть время, чтобы прийти в себя, он, не говоря ни слова, повел ее на середину зала; и каждая танцующая пара,