Девушка, мгновение поколебавшись, села на низкий диванчик неподалеку от окна. Андреев по- прежнему оставался на ногах.
— Не хотите садиться? — Карповский издал короткий смешок. — Как угодно. Итак, слушаю, господин ученый. Кажется, у вас к республике кое-какие претензии? Вы чем-то недовольны, не так ли?
Андреев подумал, что лучше будет, если он сразу пресечет намерение этого субъекта вести разговор в развязном тоне.
— Не паясничайте, господин Карповский, — сказал Александр Михайлович, и в голосе его прозвучали недобрые, почти грозные нотки. — Вы знаете, зачем я пришел. Заявляю вполне официально: вы должны немедленно, слышите, немедленно освободить экипаж и возвратить захваченное судно.
— Какой вы скорый, какой несговорчивый! — Упитанное лицо Карповского расплылось в снисходительной улыбке. — Правду говорил Вальтер: вас, коммунистов, убеждать — мертвое дело. А ведь вам уже объясняли: потерпите, и все будет о’кэй. Если кому у нас понравится — милости просим, а нет — счастливого пути. Но не сразу, не сейчас… Мы не можем не считаться с интересами республики, неужели вам это неясно? Ах, как они непрактичны, эти ученые!
Андреев сделал два шага к стене, придвинул кресло и сел лицом к президенту. Ни к чему, решил он, изображать партизана на допросе. Надо проще.
— Как долго вы намерены держать нас в своем логове? — не смягчая резкого тона, спросил он.
— Послушайте, — Серж досадливо поморщился. — Выбирайте выражения, в конце концов, не то я вас, ей богу, снова упеку за проволоку. Вы можете сколько угодно оскорблять меня — у нас, как-никак, свобода слова. Но антифроянских выпадов я не потерплю: это было бы с моей стороны нематриотично. Вы находитесь на территории свободного государства — так уважайте, черт побери, его святыни! Впрочем, я забыл, что для вас, «советов», все, что за железным занавесом, — заведомо плохо. Даже воплощенный гуманизм, даже совершеннейшая демократия… Вы неизлечимы, да-да, неизлечимы… А ведь на острове, куда вы случайно попали, при желании можно увидеть то, о чем мечтали многие-многие поколения.
Карповского понесло. Минут десять, не меньше, он, размахивая руками, с упоением расписывал достоинства фроянских порядков, которые, по его славам, воплотили наиболее светлые идеи Кампанеллы и других великих утопистов. Он говорил, все сильнее распаляясь, говорил искренне, самозабвенно и многословно.
Андреев и Сузи молча слушали его: японка — бесстрастно, Александр Михайлович — с возрастающим интересом. Но интерес был вызван не тем, что говорил велеречивый президент: присматриваясь к Сержу Карповскому, Александр Михайлович пытался определить, что за человек сидит перед ним — параноик, наглый демагог или просто набитый дурак?
— Нет, вы представьте себе, — продолжал краснобайствовать Карповский, — какой высокой ценой нам досталось право строить новое общество, не подвергаясь ничьему вмешательству! Огромные усилия, безумный риск — но все для того, чтобы никто не смог…
— Достаточно, господин президент, — насмешливо произнес Андреев, легонько постучав ладонью по столу. — Вы зря тратите порох, поберегите его для своих фроянцев. Лучше ответьте на вопрос: вы и в самом деле не сознаете, в какой сложный переплет попали, захватив «Иртыш»? Неужели ни у вас, ни у ваших приспешников не мелькнула мысль о расплате?
— Вот как? — Президент ухмыльнулся.
— А я бы на вашем месте, Карповский, не веселился. Честное слово, не стал бы. Положение у вас скверное. Не думаете же вы, что наше правительство посмотрит на захват советского корабля сквозь пальцы? Были б вы скажем, суверенным государством — и то конфликт был бы нешуточный. А ведь вы пираты, вы вне закона. С вами церемониться не станут. Ладно, положим, засадили вы моряков с «Иртыша» за проволоку. Но долго они там все равно не пробудут, сами понимаете. Зато вы и ваши сообщники, Карповский, угодите прямо за решетку, и то в лучшем случае. Что там по международным законам полагается за пиратство, не помните? Не смертная ли казнь, а?
Видимо, слова Андреева попали в цель: глаза Карповского забегали. Однако он мгновенно взял себя в руки. Иронически сощурившись, президент отчеканил:
— На вашем месте, доктор Андреев, я не стал бы угрожать человеку, от которого зависит ваша судьба.
Андреев медленно покачал головой.
— А нам нечего бояться, — сказал он веско. — Нас все равно выручат. А вот на вашем месте я не хотел бы оказаться, это точно.
— Прекратите! — заорал Карповский, бледнея от гнева. — Еще слово, и я вас…
Он замолчал, нервно сжимая пальцами массивную зажигалку.
— Ладно. На этом кончим, — хмуро сказал Андреев. — Поговорили, как меду напились. Итак, повторяю наше требование: «Иртыш» немедленно получает свободу. И предупреждаю заранее: не ждите, что мы станем хранить ваши «марсианские» тайны. Никаких условий, навязанных бандитами, мы не примем, знайте.
— Сузи, проводите! — сухо бросил Карповский, кивнув на Андреева. Самообладание понемногу возвращалось к нему.
Глава III
ВАЦЕК
Андреев уснул под утро.
Спал он не раздеваясь и недолго — часа три, не больше. Его разбудил тоненький скрип: открыв глаза, увидел, что кто-то внимательно смотрит на него через узкую щель между дверью и косяком.
Александр Михайлович быстро спустил с кровати ноги на пол, сел. В то же мгновение человек исчез. Андреев выждал, затем громко сказал по-английски:
— Войдите! Слышите, вы!
За дверью раздался короткий жирный смешок, и в комнату просунулась гладко выбритая голова. Мясистые щеки, маленький приплюснутый нос, улыбающиеся губы — воплощенное добродушие смотрело на Андреева веселыми глазками.
— Доброе утро, господин доктор, — громко, с ласковыми интонациями произнес по-русски загорелый толстяк, переступая порог. — Мое имя Арнольд Вацек… Господин Вальтер обещал прислать вам гида — ну вот, я и есть ваш гид… И немножко — опекун.
Толстый человечек лукаво рассмеялся, отчего его глазки сразу превратились в щелки, и, не ожидая приглашения, опустился на ближайший к двери стул. Скрестив короткие ножки, он торопливо полез в карман, достал сигареты и щелкнул по коробке пальцем:
— Можно? — и, протягивая пачку. — Закурите? Или натощак, хе-хе, не употребляете?
Андреев с холодным интересом рассматривал развязного субъекта, который держался с нагловатой фамильярностью.
«Значит, этот будет моей тенью, — подумал он. — Скользкий тип. И хитрый, по глазкам видно, хитрый».
Вацека не смутило откровенное пренебрежение к его особе: Андреев даже не взглянул на протянутую пачку. Он с удовольствием затянулся дымом и продолжал беззаботно болтать.
— Вы, господин Андреев, напрасно, право, напрасно вы так сердитесь. Ну, поживете немного на острове, ну, поскучаете без своих. У нас много интересного, ужасно много необыкновенного. Разве не любопытно? Посмотреть, как другие живут, а? Раз уж попали, раз уж секреты наши узнали, так не торопитесь теперь, будьте философом…
— Ладно, — сказал Андреев, вставая. — Там посмотрим.
«Брэгг… — вспомнил он. — Сразу к нему. Если он не заодно с этой шайкой, кое-что прояснится. Возможно, Брэгг и подскажет выход…»
Будто угадав его мысли, Вацек неожиданно заговорил о Брэгге:
— Вы, конечно, знаете, кто за вас ходатайствовал? — Толстяк покровительственно ухмыльнулся. —
