расстаться.
— Мне твой совет, Хазенклевер, не нужен. Не сейчас.
А вот фельдфебель вполне мог бы его дать. Что касается Хазенклевера, то он и не собирался давать никаких советов; скорее, он умолял, однако при этом знал, о чем просить.
— Герр лейтенант! — крикнул он, с одной стороны, довольно властно, с другой — с мольбой в голосе.
— Послушайте меня, вы двое. Артиллеристы при желании способны вести прицельный огонь, вы только что сами это видели. Давайте спрячемся среди развалин и, когда обстрел прекратится, ударим по Иванам, прежде чем те поймут, что происходит. У нас будет преимущество, по крайней мере, в пятьдесят метров, если мы двинем на них, как только прекратится огонь. При условии, что вы сейчас отправите со мной своих солдат.
Эти слова были обращены к фельдфебелю; казалось, от удивления у него отвисла челюсть. Он посмотрел на лейтенанта и, не сказав ни слова, направился к своим солдатам. Некоторая доля правды, какая имелась в словах Гебхардта, была уравновешена горизонтальной силой взрывов, что сотрясала «Гамбург». Не один солдат подумал тогда, что если в первые секунды их вылазки с лейтенантом что–то случится, то все они дружно дадут стрекача назад, в укрытие, да что там — в любое более или менее целое здание, какое только окажется поблизости. Потому что они шли под огонь. Солдатский долг или какие–то другие невидимые глазу вещи делали отказ невозможным, если не сказать, немыслимым. Некоторые поднялись сердито, некоторые устало, некоторые с ужасом на лицах, а некоторые даже безразлично, словно хотели навсегда оставить здесь собственные тела. На всякий случай они проверили оружие, ремни, связки гранат, словно не делали того же самого десять минут назад.
Гебхардт, увидев, что они поднимаются, каким–то чудом сдерживался, хотя, похоже, ему до сих пор было стыдно за свое безрассудство. Он быстро пробежал взглядом по лицам тех, кому в ближайшие мгновения предстояло погибнуть, однако отказываться от своего плана не стал.
А затем он ни с того ни с сего сорвался. Подошел к ним и заорал что–то на счет того, что за пулеметом никого нет. Он высился в полный рост над Кордтсом, однако прямо на него не смотрел. Кордтс же, сам не зная почему, жестом попытался привлечь к себе внимание Гебхардта. Стоило ему указать лейтенанту на мертвое тело Хорнштритта и еще одного солдата, что валялся среди вороха пулеметных лент, как Гебхардта передернуло.
— Тогда найдите новых пулеметчиков, — заявил он. — Где Шрадер?
— Здесь.
Шрадер куда–то выходил, но уже вернулся.
— Пока огонь не прекратится, там ни черта не увидишь, — сказал он. — Нас просто прихлопнут на месте, как мух.
— Задействуй мозги, Шрадер. Пусть двое твоих солдат будут наготове, как только закончится огонь.
Шрадер кивнул, но губы его были недовольно поджаты. Черт, этот ненормальный лейтенант прав — он точно позабыл, что у него есть мозги. Потому что сейчас он вернулся снизу, где осмотрел почерневшее тело Крабеля. Ему было странно видеть, как лейтенант сорвался — то ли лишь на секунду, а может, и насовсем.
— Вперед! — крикнул Гебхардт на солдат второго взвода. Он сильно нервничал, но тем не менее был исполнен решительности вести за собой вверенных ему солдат. И они вышли из блиндажа под огонь, споткнувшись у выхода, потому что тела их вздрагивали от взрывов.
Шрадер опустился на колени перед Кордтсом. Тот посмотрел ему в лицо, которое находилось от его собственного всего в нескольких сантиметрах.
— Фрайтаг, возвращайся к пулемету. Заряжай!
Шрадер поднял голову к амбразуре, однако тут же пригнулся, ощутив лицом силу ударной волны, хотя так ничего и не увидел. Он раздраженно потянул пулемет вниз, удивленный тем, что тот еще цел, и бросил его на пол у ног Кордтса. Пулемет был очень тяжел. Кордтс поморщился и что–то сказал. Однако спустя считаные секунды после того, как Шрадер стащил его вниз, артиллерийский огонь прекратился, и они втроем — Кордтс, Шрадер и Фрайтаг — снова установили его перед амбразурой. Фрайтаг с завидным проворством навел прицел. Кордтс сначала наблюдал за ним, а затем глазом припал к резиновому окуляру.
— Он сломан, — сказал он.
Он слишком устал, чтобы честно признаться, что ему просто не хочется подставлять себя под вражеские пули. Поэтому он лишь выпрямился и взялся за спусковой крючок, тупо глядя перед собой, как он делал это всего час назад. Смешавшись с дождем, пыль образовала густую завесу, однако сквозь нее было видно лучше, чем сквозь черное маслянистое облако, окутывавшее танк. Бронемашину артиллерийским огнем наверняка разнесло на куски, потому что где–то поблизости под дождем шипели раскаленные обломки. Кордтс явственно слышал это шипение, тем более что несколько секунд было тихо, и лишь потом дружно заговорили пулеметы «Гамбурга», в том числе и его собственный, обеспечивая огневую поддержку отряду Гебхардта.
Силы русских перед «Гамбургом» к этому моменту уже заметно поредели, и на этот раз Гебхардт дошел–таки до моста через Ловать и занял там передовые позиции. Спустя несколько дней за проявленное мужество он получил Железный крест, а спустя еще несколько обрел неглубокую могилу среди руин.
Ночью к Гебхардту в помощь отправили пулеметчиков, второй взвод и саперов. Солдаты Шрадера, а также те, кто обслуживал противотанковое орудие, остались внутри «Гамбурга» или в непосредственной близости от него. Старшим назначили Хазенклевера. Радиостанция Гебхардта рядом с мостом была уничтожена, и к Хазенклеверу явился вестовой, чтобы тот доложил обстановку в районе моста командованию, находившемуся в «Синг–Синге».
Фон Засс остался доволен и даже захотел лично поговорить с Гебхардтом. Когда же ему сказали, что тот продолжает наступление, генерал поздравил Хазенклевера. В разговоре он несколько раз подчеркнул, как важно удержать мост.
— Так точно, — ответил Хазенклевер, — однако герр лейтенант уже отдал приказ подложить под него взрывные заряды.
— Верно, — ответил в свою очередь фон Засс, — это единственно правильное решение в случае чрезвычайной ситуации. Однако следует думать позитивно, и, если это возможно, необходимо попытаться удержать мост. К нам движется пополнение, и этот мост еще может оказаться для нас крайне важен.
Фон Засс имел смутное представление о том, что говорит, или же в последнее время он слишком устал. «Гамбург» располагался в северной части города, в то время как группа Волера направлялась к Войлочной фабрике. Разумно или нет, однако он полагал, что этот мост, как и любой, следует удерживать как можно дольше, потому что одному богу известно, какими окольными путями придется пользоваться потом и как это скажется на их последующих действиях.
Хазенклевер если и понимал эти тонкости, то лишь крайне смутно. Впрочем, о том, что движется пополнение, им сказали еще несколько дней назад. Фон Засс говорил спокойно и гладко, возможно даже, чересчур спокойно и гладко, однако Хазенклевера его голос взбодрил. Он думал лишь о вверенном ему участке, о том, что хорошо бы получить в свое распоряжение свежие силы. И хотя он считал, что ему не подобает просить генерала о подобных вещах, тем не менее он попросил.
— Какова ситуация у Гебхардта?
Хазенклевер выглянул в амбразуру, однако тишина — относительная тишина — была даже более красноречивой, чем звуки боя. В ответ он сказал лишь, что враг еще не предпринимал контратаки, хотя внутренний голос подсказывал ему, что ее нужно ждать с минуты на минуту, а пока враг затаился и ждет.
— Отлично, фельдфебель. Резервы есть и пребывают в боевой готовности. При необходимости пришлю их в ваше личное распоряжение, однако пока я держу их в центре, на тот случай, если обстановка потребует переброски в другую точку. А вы молодцы. Передайте Гебхардту, чтобы он при первой же возможности связался со мной по радио. Мне нужно с ним поговорить. А еще лучше — отправьте к нему еще одного связиста.
— Так точно, герр оберст!
