Никто не отозвался, когда Гарри постучал в дверь дома Миллеров. Дверь была чуть приоткрыта. Гарри громко позвал, и по-прежнему ему никто не ответил. Он уловил запах кофе.
Он в нерешительности постоял мгновение, затем вытащил из сумки пару писем и экземпляр «Эллери Квинс Мистери мэгэзин» и держа их словно верительные грамоты, открыв дверь вошел в дом. Он пел — еще громче, чем раньше:
Проспавшись, помчался к приятелю я, Ах мать его три-четыре! (Он был преклонных годов свинья По имени Джон О'Лири). Плача в свинарник к нему я влетел И прильнул к его пятачку. Джон, так его мать, на свой окорок сел И поднял свою башку. А супруге Джона под пятьдесят, Эй, мать вашу, слышите вы? Она родила на днях поросят — И все как один мертвы! Я терся щекой об его пятачок, Рыдая, мать в перемать. И вот улыбнулся, очухался Джон И что-то стал понимать. Но его голова со стуком глухим Напрочь слетела с плеч. Супруга Джона ударом одним Сумела ее отсечь. Потом она отшвырнула тесак, Не замечая меня. «Господи», — крикнула (мать ее так!) «Дождалась я этого дня!» Гарри оставил почту на столе в гостиной, там где всегда оставлял ее в День Хлама. Потом направился в кухню, на запах кофе. Он продолжал громко петь: чтобы не приняли за грабителя. А то ведь могут встретить и выстрелом из ружья.
Я брел сквозь город «Страна раба» Меж придурков и подлецов. И все, с кем сводила меня судьба, Мне харкали гной в лицо. Милость господня и благодать Иногда нас приводят в смятенье. И мы застываем, так вашу мать, Раскрывши рот в удивленьи. Господних замыслов смертная плоть Не в силах понять конечно, Но если кого возлюбил господь, То это уже навечно. На кухне было кофе! Горела газовая плита, и на ней стоял большой кофейник, а неподалеку три чашки. Гарри налил себе полную чашку и запел с триумфом:
Я это знаю, мне дан был знак. Ни от кого не скрою, Что происходит, мать его так, Когда я голову мою. Я не шучу, говорю всерьез: Там где было говно, Вода, стекая с моих волос, Обращается вдруг в вино! Бесплатно я это вино раздаю (Пусть до отвала пьют!) Людям, за жизнь познавшим свою Одно лишь: тяжелый труд. Ведь если почаще вино хлестать, Поверишь, что все же есть В подлунном мире, так его мать, Любовь, доброта и честь. И пусть упивается, мать их так, Те, кто нужной поражен, Но не пинают встречных собак И не мордуют жен. Гарри обнаружил вазу с апельсинами. Целых десять секунд боролся с искушением, потом взял один. Идя через кухню к задней двери, Гарри очистил его. И вышел из дому — к расположенной за домом апельсиновой роще. Миллеры — коренные уроженцы здешних мест. Они должны знать, что произошло. Они должны быть где-то поблизости.
Чудо если дар посылаемый нам, Добрый подарок небес, И кто-то шествует по волнам, И мир этот полон чудес. Душа у людей далеко не чиста — В дерьме с головы до пят. Люди распяли когда-то Христа, Но я-то еще не распят! Не надо смерти бояться и ждать, Прозрев я вам говорю. И ежедневно, так вашу мать, Я голову мою свою! — Эй, Гарри! — крикнул кто-то. Крикнул откуда-то справа. Меж апельсиновых деревьев,
