Снаружи тьма и сияние. А в капсуле «Аполлона» Рик Деланти не в силах встать с койки. Глаза его плотно закрыты, он неподвижно лежит, кулаки стиснуты. «Прекрасно, черт побери. Я заболел, как только мы вышли в космос. Не сообщай Хаустону. Они ничего не смогут сделать».
— Ты проклятый дурак, ты же умрешь с голоду, — сказал Бейкер. — Черт, здесь же нет ничего позорного. Каждый может заболеть космической болезнью.
— Но не на целую неделю.
— Тебе все известно не хуже, чем мне. Мак-Аллиард проболел весь полет. Не в такой тяжелой форме, как ты — но его лечили. Я сообщу доктору Малик.
— Нет!
— Да. На проявление мужества и гордости у нас нет времени.
— Дело не в этом. Ты сам все понимаешь, — сказал пронзительным голосом. — Она сообщит о моей болезни. И тогда…
— И — ничего, — сказал Бейкер. — Никто не станет срывать полет только потому, что у тебя непорядок с желудком.
— Ты уверен в этом?
— Угу. Они не могут признать, что полет окончился неудачей… пока я не потребую, чтобы они это признали. А я этого не потребую. Пока что…
— Пока все более-менее в порядке, — сказал Деланти. — Вот ведь в чем дело. Господи боже, Джонни, если экспедиция из-за меня окажется сорванной… Черт возьми, жаль, что они не выбрали кого- нибудь вместо меня. Тогда все это не было так важно. Но я — я
— Почему? — спросил Бейкер.
— Потому, что я…
— Человек, у которого кожа не белого цвета?
— Черного цвета. И об этом забывать нельзя, — Рик попытался улыбнуться. — Ладно, зови госпожу докторшу. Пусть как-нибудь лечит. Может, вылечит, покормив меня грудью?
— Так будет лучше, если ты будешь лежать с закрытыми глазами.
— Что я и делаю, и это самое большое, что я могу сделать, — в голосе Деланти звучала горечь. — Я старое железное ухо — и подхватил космическую болезнь. Бред какой-то, — он осознал, что Бейкера рядом уже нет, и лихорадочно стал застегивать ширинку.
Официально это одеяние называлось «повседневной служебной формой». Кто нибудь мог сказать: «это — теплое белье». Или: «это белье — комбинезон». Во всяком случае это — одежда астронавтов. Очень хороша с практической точки зрения одежда — но Рик Деланти не мог скрыть как он нервничает: не часто он представал перед женщинами в нижнем белье. Тем более, если это — белые женщины.
— Парень, друзья-приятели, проживающие в глубинке Техаса, сошли бы от этого с ума, — пробормотал он.
— Почему вы не сообщили раньше? — женщина сказала это отчетливо, с профессиональной интонацией, и от этого голоса из головы Рика Деланти выдуло остатки мыслей — если они еще там оставались. Войдя в кабину, Малик отсоединила трубку комбинезона Рика и сунула освободившейся конец в отверстие переносной термостанции. Второй конец трубки уходил внутрь белья Рика Деланти и далее, вглубь его тела. Любого астронавта пугает, если врач подобрался к его заднепроходному отверстию: измерение температуры не сулит ничего хорошего.
— Вы хоть что нибудь едите? — спросила Леонилла. Посмотрела показания термометра, записала.
— Во мне ничего не задерживается.
— Ваш организм обезвожен. Так что сперва мы попытаемся справиться с обезвоживанием. Разжуйте эту таблетку… Нет, не глотайте ее. Разжуйте.
Рик разжевал:
— Иисусе Христе, что это? Ничего более тошнотворного я…
— Глотайте пожалуйста. Через две минуты попытаемся принять питье. Питательный раствор. Вам нужна вода и питание. Часто ли случалось, что вы не сообщали о своем заболевании?
— Нет. Мне казалось, что я могу справиться с болезнью самостоятельно.
— В каждом космическом полете космической болезнью заболевает приблизительно одна треть из состава экипажа. Различия лишь — слабая это окажется форма болезни или сильная. Вероятность того, что заболеет кто-нибудь из участников этого полета, вероятно, была высока. Теперь выпейте это. Медленными глотками.
Рик выпил. Питье было густое, на вкус отдавало апельсинами.
— Неплохо.
— Основные компоненты его — американского производства, — сказала Леонилла. — Я добавила фруктовый сахар и витамины. Как вы теперь себя чувствуете? Нет, на меня смотреть не надо. Надо, чтобы то, что вы сейчас выпили, усвоилось вашим организмом. Закройте глаза.
— Теперь мне чуть лучше.
— Хорошо.
— Но на черта мне лежать с закрытыми глазами?! Я должен…
— Вы должны восполнить нехватку воды в своем организме. Вы должны выжить, чтобы полет не был сорван, — сказала Леонилла.
Деланти почувствовал, как что-то холодное коснулось его предплечья.
— Что это?…
— Инъекция снотворного. Расслабьтесь. Вот так. Вы будете спать несколько часов. Пока вы спите, я сделаю вам внутривенное. Потом, когда вы проснетесь, попробуем использовать еще кое-какие лекарства. Спокойной ночи.
Леонилла вернулась в главный отсек «Молотлаба». Теперь в середине отсека было свободно: оборудование было перемещено туда, где ему и следует находиться. Масса загромождающей пространство идущей на упаковку губчатой пластмассы было выброшено в космос.
— Итак? — требовательно спросил Джон Бейкер. Петр Яков — по-русски — повторил этот же вопрос.
— Плохо, — сказала Леонилла. — Полагаю, что в течении последних двадцати четырех часов его организм был вообще не в состоянии усваивать воду. Двадцати четырех — по меньшей мере. Возможно — дольше. Температура — тридцать восемь и восемь десятых. Организм очень обезвожен.
— Что будем делать? — спросил Бейкер.
— Думаю, что лекарство, которое я дала, поможет ему удерживать в организме воду. Сейчас он выпил почти литр — и без всяких затруднений. Почему он не сообщил о том, что заболел раньше?
— Черт возьми, он первый чернокожий, оказавшийся в космосе. И не хочет оказаться последним, — объяснил Бейкер.
— Он полагает, что только для него путь не был усыпан розами? — спросила Леонилла. — Он первый негр в космосе, но физиологические различия, обусловленные принадлежностью к разным расам, невелики по сравнению с, например, различиями, вызванными половой принадлежностью. Я — вторая женщина, оказавшаяся в космосе, а первая забо…
— Пора вести наблюдения, — перебил Петр Яков. — Леонилла, вы поможете мне. Если только вам не нужно заняться вашим больным.
Оборудование было размещено на нужных местах, но все равно свободного места в «Молотлабе» оставалось очень мало. Все же были найдены способы хоть как-то уединяться: Деланти оставался в «Аполлоне», Леонилла Малик уходила в «Союз». Бейкер и Яков посменно вели наблюдения и спали в «Молотлабе»— когда им вообще удавалось поспать. Три члена экипажа выполняли работу за четверых, и на сон много времени не оставалось.
А Хамнер-Браун все приближалась. Она приближалась хвостом вперед, мчалась прямо на «Молотлаб», и разреженный газ, извергаемый кометой, уже окутал и Землю и Луну и космическую лабораторию. Участники полета часами вели визуальное наблюдения и ежедневно выходили в космическое
