стежков, выбрив при этом волосы размером общей площадью в старорежимный рубль. Женщина-хирург, которой до стандартного киношного образа не хватало только жеваной беломорины в зубах, осмотрев проделанную работу, поинтересовалась:
– У тебя мужик человек прямой?
– В каком смысле? – не поняла Полина.
– В прямом, – хохотнула эскулапша.
В этот момент у Ольховской заголосил мобильник. По странному стечению обстоятельств звонил как раз «мужик». То бишь Ладонин.
– Игорь, хорошо, что ты позвонил. Скажи мне, ты прямой человек? Или нет?
– Когда как. А что?
– Нет, ты прямо скажи: да или нет?
– Ну, наверное, да… Да!
– Понятно. Извини, я тебе чуть позже сама перезвоню.
Полина отключила трубку и ответила врачихе: «Да», подразумевая Ладонина. Сейчас ей было страшно интересно, к чему, собственно, врачиха задала этот вопрос.
– Тогда все в порядке, – успокоила врач. – Прямые – они в губы целуют. А вот некоторые – ходят вокруг да около… Будто в затылок хотят…
Честно говоря, объяснения Полина не поняла, но все равно призадумалась…
Через двадцать минут она уже была на Лиговке, где у запертой и (слава богу!) не угнанной оперативной «девятки» ее поджидал основательно продрогший Лямка – настроечку «Перцев дом» она скинула ему еще до задержания любителя творчества Гарика Сукачева.
– Ну, как покатался?
– Нормально. А что это с тобой?
– Ерунда, бандитская пуля.
– Слушай, а где мужики? Я тут уже замерз как не знаю что!
Полина помрачнела. По правде сказать, она и сама сейчас очень хотела бы знать «где?», а главное, «как они?», мужики. Но телефон Нестерова сообщал, что «абонент недоступен», а Паша Козырев забыл свой мобильник в машине, когда убегал в погоню за Ребусом.
Воспитательное мордобитие Козырева бригадир отложил на более поздний, «мирный» период. На это просто не хватило времени, ибо большая его часть ушла на разборки с проводниками поезда № 51. Вообще-то на подобные, внезапные междугородние случаи в отделе «НН» имелись специальные вкладыши- вездеходы, дающие право беспрепятственного перемещения на любых видах транспорта, за исключением самолета. Но в реальной жизни эти самые «вездеходы» хранились в сейфах руководства и ежели когда-то и использовались, то исключительно для перемещения жен, любовниц и тому подобной поклажи. (Да и то почему-то преимущественно лишь в летний период и преимущественно лишь в южных направлениях.) Короче, если бы не персональное обаяние Нестерова, помноженное на подполковничью ксиву, дело вполне могло закончиться «буранным полустанком» и незаслуженно забытым ныне хитом «На дальней станции сойду – трава по пояс». Но в конечном итоге, с наличием в составе поезда двух «ксивоносных» зайцев проводники смирились. При этом «грузчикам» было четко указано, что на ближайшие восемь часов (время следования до Москвы) их место под солнцем строго ограничивается тамбурами вагонов, либо вагоном- рестораном. Поставленные условия были приняты «грузчиками» сразу и безоговорочно, тем паче что посещение столицы при оптимистическом развитии событий в их планы никак не входило.
Руководство ОПУ, мягко говоря, без восторга отнеслось к инициативе Нестерова продолжать наблюдение, сопровождая Ребуса по железной дороге. Тем более, что инициатива эта с ним (то бишь, с начальством) заранее согласована не была. Впрочем, час назад начальнику управления полковнику Конкину позвонили из Главка и сообщили, что с этого момента информацию от сменного наряда ОПУ, ведущего наблюдение за Ребусом, следует докладывать каждые полчаса лично заместителю Пиотровского, взявшему под свой контроль операцию по задержанию преступного авторитета. При таких раскладах опушное руководство вынуждено было сменить гнев на милость, тем более что большего, в силу географической удаленности «грузчиков», для Нестерова и Козырева оно все равно сделать не могло.
Как изначально и планировалось Есауловым, бригада сыщиков из «десятки» УУР должна была подсесть в поезд на станции Малая Вишера. Фирменные скорые поезда стоят здесь лишь две минуты, однако Максиму удалось договориться с железнодорожниками и в виде исключения намечающуюся стоянку продлили до семи минут. Этого времени операм должно было хватить за глаза и за уши, при том, что номер вагона, купе и даже месторасположение полки, на которой ехал Ребус, «грузчиками» уже были установлены и сообщены.
В отличие от Козырева, несколько часов маяться в холодном и прокуренном тамбуре соседнего вагона бригадиру не пришлось. Ребуса, издерганного и всерьез измотанного событиями дня минувшего, резко пробило на харч – враз охватившее его чувство голода было просто невыносимо. «Это у вас, батенька, нервное», – такой диагноз поставил бы сейчас его персональный лечащий врач и, пожалуй, был бы прав. Несмотря на то, что поспешное бегство из Питера завершилось более-менее удачно, ощущение тревоги и беспокойства Ребуса не покидало. А тут еще и Дорофеев куда-то запропастился – после расставания на вокзале он так и не вышел на связь, хотя должен был это сделать еще полчаса назад.
Словом, внезапно проголодавшийся Ребус направился в вагон-ресторан. Согласно ранее достигнутой договоренности с проводниками, это было одно из немногих мест, в которое безбилетным «грузчикам» было «можно». Вести наблюдение в ресторане вдвоем представлялось и стратегически неверным, да и финансово неподъемным. Сложив всю имевшуюся у Паши наличку с двумя заныканными на черный день нестеровскими сотками, образовалась сумма, равная тремстам семидесяти рублям, – на кофе «по-шараповски» этого было вполне достаточно. Переместившись поближе к объекту, Козырев сменил позицию с тамбура седьмого вагона на аналогичный в вагоне-ресторане и продолжил работать легенду «заядлый курильщик». При грамотном подходе оставшейся половины пачки сигарет ему должно было хватить аккурат до Малой Вишеры. А если не хватит, размышлял Паша, то можно попробовать воспользоваться советом некоего острослова, который в тамбуре, прямо под ручкой стоп-крана, черным фломастером оставил надпись следующего содержания: «Если ехать стало лень – дерни эту хренотень».
Сам же Александр Сергеевич направил свои стопы в ресторан. И здесь удача ему улыбнулась – одно из немногих свободных мест для наблюдения за объектом подходило идеально. Сидя за левым у окна столиком спиной к Ребусу, Нестеров отчетливо видел его отражение в зеркале барной стойки, за которой хлопотала буфетчица, лицом напоминавшая любимую Нестеровым Людмилу Гурченко, а формами – не менее любимую литературную мадам Грицацуеву. Короче, посмотреть было на что, а потому частые взгляды, бросаемые пассажиром в сторону зеркала, насторожить Ребуса в принципе не должны были. Кофе Нестеров заказывать не стал – стоит дорого, а пойла на выходе – на два глотка. А вот пиво в такой ситуации – самое то, это самый «разведчицкий» продукт. При желании и умении над двумя кружками можно промедитировать вплоть до самой Москвы.
Понятно, что Ребус, в отличие от бригадира, заказал обстоятельно. Поизучав меню, Александр Сергеевич на глазок прикинул, что общая сумма его заказа составила штуки три, если не больше. Бригадир разозлился и дополнительно заказал себе еще и фисташки. Так, Нестеров с комфортом, а Паша без такового, они и докатили до Малой Вишеры.
На подъезде к станции часы, совсем как в дешевых американских ужастиках, показывали ровно полночь. За черным вагонным стеклом наливалась ярко-белым полная луна, а сидящий за спиной Ребус на весь вагон зловеще хрустел куриным крылышком – ну, совсем как вурдалак! Короче, страшно – аж жуть!
Сыщики Есаулова примчались на станцию за десять минут до прибытия поезда. За это время они успели высвистать из вокзального пикета двух слегка прибалдевших милиционериков, явно не планировавших, что в эту ночь и именно в их дежурство патриархальная маловишерская тишина будет потревожена шумным визитом нагрянувших как снег на голову столичных гостей. Милиционерики были напуганы и взъерошены, при этом от обоих отчетливо разило пивом новгородского разлива, обладающего специфическим, отличным от питерского, ароматом и выхлопом.
Назначенный старшим группы Олег Некрасов полчаса назад получил от Есаулова инсайдерскую
