засветила свою ксиву, не раскрывая, а вот кой-какие данные ходатайствовавшего за них старшего в голове пэпээсника отложились. Данные были такие: подполковник, ГУВД, Нестеров.
Таким образом в расследовании Жукова появился третий «подозреваемый». Причем, в отличие от первых двух, не абстрактно-безликий, а с вполне конкретной фамилией и званием. Окрыленный удачей дознаватель подключил свой контакт в управлении кадров ГУВД и буквально через пару часов получил ответ: в настоящее время в штате главка именно подполковника и именно с такой фамилией нет. Зато есть два майора и один полковник на выбор. Все как полагается: с полными установочными данными, послужными списками и домашними адресами – не желаете приобрести? Жуков не пожелал, но за предложение поблагодарил. Добрым словом и стодолларовой купюрой.
Именно на этом этапе ушлый дознаватель посчитал свою миссию завершенной, так как по логике вещей подполковник главка, не проходящий по спискам управления кадров главка, мог быть: а) липовым, то бишь с поддельным удостоверением; б) эфэсбэшником, работающим под легендой милицейского подполковника; в) негласником, служащим в системе ОПУ. Искать липового подполковника дело длительное, муторное и скорее всего дохлое, а подходов к отработке пунктов б) и в) у дознавателя Центрального РУВД капитана Жукова не было. Не тот, знаете ли, калибр.
Жуков набрал номер Завьялова и уже через час они встретились в Катькином садике. Здесь капитан четко и обстоятельно рассказал все, что ему удалось нарыть, присовокупив к сказанному пленку с записью драки и «уликовым моментом» с неизвестным пареньком, возможно, имеющим отношение к милицейской «семерке». Завьялов изложенным аргументам внял, информацию оценил, отстегнул дознавателю заранее оговоренную сумму, и они расстались, вполне удовлетворенные результатами сделки.
После трудов праведных требовалось расслабиться, и Жуков, не мудрствуя лукаво, отправился все в то же «Дэ Фэ». В третий раз за неполные три дня. Красиво заказав уже знакомой, отличившейся отменной наблюдательностью официантке, он достал сигарету, затянулся и подумал о том, что, наверное, такой и должна быть настоящая жизнь – легкой, красивой, элегантного покроя, не жмущей в плечах и подходящей по длине. «Жаль, что полковника этого не удалось до конца доустановить», – кольнула Жукова легкая профессиональная досада, но тут принесли горячее, и мысли капитана переместились в более земную плоскость.
И каково же могло быть его удивление, если бы Жуков знал, что тут же рядышком, на Караванной, на втором этаже офисного здания корпорации «Российский слиток», в этот самый момент в мягком кожаном кресле и с бокалом вина в руке сидит подполковник милиции Нестеров, а этажом выше некто Николай с усердием потрошит содержимое той самой злополучной зажигалки?
Леха Серпухов слов на ветер не бросал, и уже через два дня после его звонка нестеровцы выставились по «срочной», выписанной розыскным отделом УУР. Приемку объекта вели от здания главка на Суворовском, что внутренними служебными инструкциями в принципе не дозволяется по причине риска быть расшибленными своими же собратьями по оружию. А это, согласитесь, идеологически неправильно.
Но в данном случае бригадир решил пренебречь подобного рода условностями, тем более что Серпухов клятвенно заверил, что всей работы у «грузчиков» сегодня будет лишь на два-три часа, не больше. А раз так, то можно было рискнуть и подставиться под светлы очи окон руководства. В конце концов, начальство все равно в них не смотрит – ему некогда. Потому как у него, в отличие от «грузчицких» делишек, настоящие Дела. «Шумим, братец, шумим…»
Объект, кличка которому была дана Мышонок, вышел из дверей главка в начале двенадцатого. Из этого следовало, что кулуарное общение с вызвавшим его для дачи показаний Серпуховым продолжалось почти полтора часа. Те, кто не понаслышке знал Лехину манеру ведения допросов, могли бы искренне посочувствовать Мышонку, ибо его психофизическое состояние в данный момент должно было быть близким к «депрессивно-суицидальному». Судя по выражению лица объекта – так оно и было на самом деле. Тем более, что для пущего «ужасу» Леха провел допрос не у себя в отделе, а на территории здания главка, где сама атмосфера способствует нагнетанию необходимых для задушевной беседы страстей.
Ежеминутно озираясь по сторонам, Мышонок прошмыгнул с Суворовского на Кирочную и засеменил в сторону метро «Чернышевская». В пути следования он несколько раз совершал однотипные проверочные действия под условным наименованием «развязавшийся шнурок». То есть приседал на корточки и, согнувшись в позе воткнувшего голову в песок страуса, пытался разглядеть, нет ли за ним хвоста. Тем временем «хвост» шел параллельным курсом по противоположной стороне улицы и вовсю потешался, с трудом сдерживая в себе жгучее желание подскочить и с очередным «развязанным шнурком» дать Мышонку хорошего пенделя. На «Чернышевской» объект снял стресс, залпом выпив банку пива «Балтика крепкое», после чего прошел на остановку маршруток и занял очередь. Вслед за ним в очередь встала красивая незнакомка в солнцезащитных очках, имя которой было Полина Ольховская. Но этого Мышонок, естественно, знать не мог.
Через сорок минут объект выгрузился из маршрутки на углу Пискаревского и Металлистов. Прекрасная незнакомка, коею Мышонок все это время украдкой любовался, к сожалению, поехала дальше. Кстати, из салона маршрутки незнакомка послала тональный сигнал, означающий выгрузку, но и этого объект, естественно, тоже не знал. Он прошел к точечной шестнадцатиэтажке, поднялся на крыльцо и, еще раз оглянувшись, набрал на панели домофона номер квартиры. В этот момент непонятно откуда сзади нарисовался небритый тип в неопрятного вида промасленной куртке. В соответствии с азами конспиративного искусства, почерпнутыми Мышонком из детективов Корецкого и Марининой, он хотел было скинуть запрос, однако в следующую секунду динамик откликнулся настороженным голосом Вани Чухова: «Кто?» Причины быть настороженным у Вани имелись весьма убедительные – уже третий месяц он числился в розыске, как скрывающийся от органов следствия, ранее избравших ему меру пресечения «подписка о невыезде» (статья обвинения 159 ч. 2 УК РФ).
Мышонок автоматически назвал пароль (а это уже не из Корецкого – это старая кинофильма «Подвиг разведчика»), и дверь, запищав, открылась. Объекту ничего не оставалось, как войти. Следом за ним вошел и небритый тип. Вызвали лифт. Подождали. Вошли.
– Вам какой этаж? – осторожно спросил Мышонок.
– Жми, не сумневайся, – добродушно ответствовал тип. – Мне на самую верхотуру.
Объект доехал до девятого этажа. Вышел. Не удержался, обернулся. Дверцы плавно закрылись, и лифт поехал дальше. Мышонок облегченно вздохнул, прошел к двери квартиры с номером 117 и втопил кнопку звонка. Защелкали замки, металлическая дверь открылась и, впустив объекта внутрь, с шумом захлопнулась. Одновременно с раздавшимся гулким эхом с черной лестницы вынырнула фигура небритого типа, который внимательно огляделся по сторонам, прислушался и, видимо, оставшись вполне удовлетворенным увиденным, широко улыбнулся и тихонько пробормотал: «Дело сделано, Билли».
Через пятнадцать минут к дому подъехала группа захвата во главе с бравым Лехой Серпуховым. Кроме него, из пятерых вылезших из машины на свет божий ребят Нестеров знал еще опера Диму Травкина, с которым однажды очень плотно посидел в ныне почившей в бозе, а некогда гремевшей на весь Выборгский район забегаловке с легкомысленным названием «Молодость».
– Сергеич, – с места в карьер затараторил Серпухов. – Подождете? Мы быстро, туда-сюда-обратно. Лады?
– Да уж подождем, – согласился бригадир. – Нам, сам понимаешь, спешить особо некуда.
– Вот и ладушки, – обрадовался Леха. – Какая, говоришь, квартира, 117-я? Все, мужики, начнем помолясь.
В общей сложности, серпуховское «туда-сюда-обратно» обернулось почти двумя часами. Зато когда оперативники наконец вывалились из подъезда, ведя под заведенные за спину локотки отбегавшегося Чухова и перепуганного Мышонка, лицо Серпухова сияло, как начищенный медный пятак.
– Прикинь, Сергеич, вот это улов. Мало того, что беглого взяли, так у него на квартире еще и «ПМ» с полным боекомплектом нашли. Накрутил себе парень срока – теперь к Пекинской олимпиаде уже точно не выйдет… Короче, план такой. Я сейчас своих отправляю в контору – закреплять-отписываться, а мы с тобой, пока суд да дело, пойдем-ка накатим по сто пятьдесят с огурчиком, а? Ну как, Сергеич, одобряешь?
– Да ты что, Леха! Мне ж тоже в контору надо. И тоже отписываться-сдаваться.
– Да перестань ты. Что, твои орлы за тебя не сдадутся? И отпишутся сами – не дети малые. Ну как? Да перестань ты мяться… Ну хочешь, я сам твоему Нечаеву позвоню и тебя на сегодня отмажу?