Очередную сходку назначили в одном из самых романтичных мест далеко не самого романтичного района города. Карьеры у бывшего кирпичного завода, что на пересечении Бухарестской и Димитрова в Купчино, в летнюю пору становятся местом паломничества жителей окрестных кварталов. Тех, которым либо влом, либо жаба душит ехать загорать на залив или на перешеек. Конечно, это вам не Копакабана, но, между прочим, в иных уголках города и такого нет. В самом деле, не полезешь же в здравом уме купаться, к примеру, в Мойку или Фонтанку. И не потому, что существует риск попасть под гребной винт речного трамвайчика или там скутера. Просто скученность в главных городских речках ныне такова, что даже микробам здесь уже тесно.
Идея встретиться в Купчино принадлежала Смолову. Сложилось так, что последние нескольких месяцев он практически все выходные проводил на работе. В результате количество негативных эмоций супруги перешло в качество, в связи с чем Смолову был предъявлен жесткий ультиматум: один выходной в неделю – исключительно семейный. В противном случае в его жизнь вводятся жесточайшие санкции – как экономические, так и физиологические. Вплоть до отлучения от супружеского ложа. А поскольку вчера Виктор Васильевич весь день потратил на анализ телефонных соединений компьютерщика Николая и изучение трафика электронной почты секретарши, ему стоило немалого труда придумать грамотную отмазку для воскресной вылазки на встречу с партнерами по «ладонинской концессии». Пришлось закосить под крепкого хозяйственника и тем самым заполучить разрешение отлучиться на авторынок – новые колпаки присмотреть, опять же неплохо бензонасос поменять, надо то, надо се…
Получив благославение, Смолов вышел из дома, под внимательным перископом супруги нарочито лениво пересек двор и свернул за угол. После чего двинул свои бразды в противоположную от знаменитой автобарахолки на Фучика сторону.
Ох и народу было в это время на южном берегу! Не то что яблоку – огрызку некуда упасть. Козырев и Катерина оказались здесь впервые. Так что пришлось минут пятнадцать блуждать по озвученным начальником вешкам и ориентирам, дабы отыскать те самые живописные кустики, в куцей тени которых их поджидал мучаемый отнюдь не духовной жаждой Смолов.
– День добрый, – первым поприветствовал Паша, – Еле вас нашли. Народу столько, что без GPS фактически не обойтись.
– И вам не хворать… Я тоже еле вас дождался. Так пива хочется, ажио в мошонке… Пардон, забыл, что здесь дамы. Принесли?
– Да принесли, принесли, – успокоила Катерина, – Вон у Пашки целый пакет этого добра. Вообще, не представляю, как можно за один присест столько пива выпить?
– А что там пить-то? Судя по объему пакета, там всего-то… – Смолов прищурился, прикинул в уме, – всего лишь шесть банок.
– Семь.
– Старею. Не тот уже глазомер, не тот… Кстати, к вопросу о человеческих возможностях в плане выпивания. Вы в курсе, что еще в середине семидесятых в некоторых японских портовых городах владельцы баров, специально для американских моряков, завели ремни безопасности? Навроде тех, что имеются в автомобилях и в самолетах?
– Это зачем?
– Слишком много было случаев травматических падений принявших на грудь завсегдатаев с высоких табуретов у барной стойки. И с тех пор спиртное понабравшимся морякам отпускают, лишь предварительно закрепив на сиденьях страховочными ремнями.
– Жуть какая!
– Э-эх, Катюш, мало в тебе романтизьму, – констатировал Смолов, выуживая из принесенного пакета первую банку. – Оп-па, а на фига вы этого хохляцкого пойла набрали? Что, ничего приличнее не было?
– Так вы же не сказали, какое брать.
– Досконально знать вкусы и предпочтения руководителя есть наипервейшая обязанность подчиненного, – назидательно заметил Смолов. – Та же «семерка», почитай, на каждом углу продается. А вы мне тащите «Оболонь». Да еще и выпущенную чуть ли не во времена первой оранжевой революции.
– А вы, Виктор Васильевич, тоже «Балтику» любите? – поинтересовался Паша.
– Огненной страстью к пиву вообще не пылаю, но… уважаю. Особенно «семерку». А что?
– У нас в экипаже парень есть. Так он на почве любви к пиву окончательно свихнулся. У него даже прозвище Балтика-три. Мы тут на днях шутканули, что японцы палочками едят все, включая пиво. Так он на это дело купился и пообещал, что скоро тоже научится.
– Из «Балтики-три» хороший моряцкий «Ворошилов» получается, – задумался о своем Смолов.
– Вы хотели сказать «шило»?
– Э-э, брат, это до дерьмократической власти на флоте «шило» гнали. А вот после нее – сплошь и всюду «Ворошилова».
– А это как?
– Да, в принципе, рецептура прежняя. Вот только раньше на кораблях спирт без проблем доставали. А теперь – исключительно воруют. Потому и «Ворошилов»… Кстати, я не наблюдаю на горизонте нашу очаровательную работодательницу.
– Полина в курсе, где и во сколько мы встречаемся, – пояснил Козырев. – В принципе, уже должна была подъехать. Мы договорились, что, как только она доберется до поворота, сразу отзвонится. А дальше я ее встречу.
– Ну раз такое дело, малость подождем. Давай, Павлентий, накатим, пока не нагрелось. Катьк, а ты чего? Присоединяйся к мужской компании.
– Спасибо, не хочется. Если не возражаете, я лучше пока немного позагораю.
– Еще бы мы возражали, – усмехнулся Смолов и заговорщицки подмигнул Паше.
Катерина непринужденно сняла футболку, под которой обнаружилась предусмотрительно надетая верхушка купальника, поднялась и, отойдя в сторону, с наслаждением вытянулась, подставляя солнцу зажмуренное лицо. Глядя на Востроилову, а в первую очередь на ее правильной, полуокруглой формы и достойную во всех остальных отношениях грудь, туго прихваченную невеликим кусочком материи, Козырев невольно замечтался, вспоминая события недавней ночи. В эту минуту заниматься делом, хотя бы и столь благородным, как спасение друга, абсолютно не хотелось. Хотелось неги, хотелось безделья. В конце концов, дико хотелось секса. Но в этот момент Пашу совсем некстати обломал Смолов:
– Браток, ты варежку-то малость прикрой. А то слюна на песок капает, – беззлобно порекомендовал Катин начальник. И, высосав до последней капли свою банку, добавил: – Что, хороша девка?
– Ага, – автоматически согласился Козырев.
– Самому нравится… Слушай, а чего вдруг тебя сегодня подорвали? Я утром дежурному звонил, вроде никакого ЧП в городе не приключилось. Даже все эти пидорасные-несогласные, и те стройным маршем на пляжи отправились.
В ответ Паша вкратце пересказал Смолову историю вчерашнего «елдового побоища» за место парковки под солнцем. Выслушав, Виктор Васильевич отработанным движением лишил невинности вторую банку и, весомо глотнув, констатировал:
– Н-да, есть такая буква в этом слове. Народ нынче совсем с глузду съехал. Причем поголовно. Крутые буквально все. Амбиции буквально амбарные. В нашей фирме, кстати сказать, с неделю назад нечто похожее приключилось. Сотрудник у нас есть, Генка Пеззнер. Давно работает, неплохой паренек, даром что еврейских кровей… Кстати, ничего, что я малость нетолерантно выражаюсь?
– Да все нормально, – отмахнулся Паша. При чем тут «еврейский вопрос», когда в непосредственной близости от тебя маняще выгибается навстречу солнечным лучам такая… Такая, выражаясь словами старика Паниковского, «фемина»?
– Так вот. Ехал он на работу по Фонтанке. Там, как водится, вечные пробки. Ну, пригорал, туда- сюда… Прикинул, попробовал втиснуться меж двух сосен и своими диоптриями малость просчитался. Короче, царапнул крылышко иномарке. Хотя, какое царапнул? Так, слегонца лизнул шершаво… Оно фигня, конечно, но Генка как честный человек остановился, вылез: дескать, готов принести извинения и удовлетворения в удобной для вас форме и валюте.
– И что?
