Лесной житель неожиданно усмехнулся. Усмешка вышла неприятная и донельзя кривая, потому что один глаз и половину лица прятала широкая кожаная повязка. Он сказал:
– Я приеду к тебе, сын Рагнара, на твой остров и спрошу тебя о том же. Что ты мне ответишь?
Молодой викинг на миг даже остановился. Дерзкими были речи незнакомца, но не слова огорошили, а то, что человек произнёс их по-датски, и говорил он на родном языке Харальда, как датчанин. И одноглазый откуда-то знал его. Откуда?.. Харальд даже попробовал мысленно стереть с его лица кожаную повязку и уродство, наверняка под нею скрывавшееся. Он всё равно мог бы поклясться любой клятвой, что никогда не видел его. Он сказал:
– Зачем ехать на Селунд? Я и здесь тебе сумею ответить так, как мы, сыновья Лодброка, всегда отвечаем на неучтивые речи…
Его рука не торопясь потянулась к мечу, он не сводил глаз с чужака – как-то тот, безоружный, отнесётся к угрозе? Ведь понимает небось, что двое богато одетых юнцов тоже не одни шастают по чащобам!.. Рассудительный Искра попробовал остановить его.
– Плохо, – покачал головой молодой Твердиславич, – начинать сразу со ссоры! Скажи, чуженин, не видел ли ты вчера на закате где-нибудь здесь подбитого волка? Мы…
Договорить Искра не успел. Харальд вытянул руку, указывая на тёплые сапоги незнакомца:
– Да он венд!.. Это Хрёрека конунга человек!.. Подсыл тайный! Соглядатай!..
Меч коротко зашипел, вылетая из ножен, – Харальд бросился вперёд. О том, что Рюрик послал воеводу Сувора с малой дружиной устраивать возле порогов заставу, в Новом Городе знали. Там пролегала граница, о которой договорились между собою князья, и на своей стороне каждый волен был делать, что пожелает. Однако зимовьюшка, где обосновался одноглазый варяг, стояла – не сказать в глубине новогородских земель, но уж и не на сумежье – прочно по сю сторону. Что делать здесь воину ладожского князя, да ещё тайно?..
…А он был воином, да таким, каких Харальду ещё не доводилось встречать, хоть и ходил он в учениках у лучших бойцов, у старших братьев и у Хрольва ярла по прозвищу Пять Ножей. Он не побежал от меча, не попытался схватить брошенное полено. Шагнул, как показалось Искре, под самый удар, вскинул руки навстречу… Всё произошло гораздо быстрей, чем можно про то рассказать. Левая ладонь одноглазого встретила руку Харальда, опускавшую тяжёлый клинок, и, вписавшись в движение, увела её по безопасному кругу, не дав себя зацепить. А правая, с согнутыми, как кошачьи когти, пальцами, коротко и резко впилась Харальду в лицо. Молодой викинг даже головы отдёрнуть не успел. Он никогда не видел, чтобы так оборонялись от меча. Или так нападали. Ему показалось, будто в лицо – в лоб над переносицей, под подбородок и в обе щеки как раз под глазами – одновременно попали четыре стрелы. Слепящим потоком хлынули слёзы, он понял, что глаз у него больше нет, и хотел закричать, но не смог даже и этого. Способность дышать изменила ему, как и зрение. Он хватал воздух ртом, пока багровая тьма, окутавшая сознание, не превратилась уже в настоящую черноту.
Варяг носком сапога отбросил черен меча подальше от безвольной Харальдовой ладони.
– Когда очнётся этот недоношенный, – устало обратился он к Искре, – скажи ему, что я не подсыл.
Харальд был жив – он корчился и вздрагивал на снегу и, наверное, впрямь должен был скоро прийти в себя. Искра понимал: в его положении самое разумное было остаться смирно стоять. Потому что одноглазый и с ним сотворит всё, что пожелает, как с Харальдом, только ещё быстрее и легче. Он, наверное, сумеет разделаться даже с Эгилем, если тот прямо сейчас выбежит из-за кустов… Искра покачал головой и ответил, зная, что обрекает себя:
– Такого не бывало ещё, чтобы моих побратимов калечили у меня на глазах, а я спокойно смотрел. Я не хотел ссориться с тобой, чужой человек!
– Ты не так сноровист, как он, зато ты умней, – кивнул одноглазый. – Вот только не хватило твоего ума отсоветовать ему на меня нападать. А ещё лучше – совсем сюда не сворачивать.
Искра выдернул меч из ножен и устремился к нему, заранее ведая – идёт на срам, если не на гибель. Последнее дело – с такими мыслями начинать схватку, но что поделаешь, если они справедливы, а и отступиться – сам себе потом будешь не мил?.. Искра успел заметить во взгляде единственного глаза нечто похожее на уважение. Больше ничего заметить он не успел. От страха и сознания обречённости руку вынесло в такой же замах, какой сделал только что Харальд. Искра даже съёжился, ожидая удара в лицо, но его не последовало. Лесной житель вправду прянул навстречу, только бить не стал – разминулся с Твердятичем и мягко скользнул ему за спину. Искра понял, что его сейчас ударят сзади и наверняка сломают хребет, и крутанулся, судорожно вскидывая меч наотмашь… Цепкие пальцы поддели его запястье и локоть, что-то сделали, крутанули, и потоптанный снег с жуткой быстротой ринулся Искре в лицо. Удара, отправившего в темноту, он потом так и не вспомнил, и это само по себе было унизительно и обидно. Искра долго силился сообразить, как ударил его одноглазый, но в памяти ничто не всплывало. И не было ни шишки, ни синяка, чтобы её подтолкнуть. Но признать, что утратил сознание просто от неожиданности и страха, когда летел носом в снег и чуял нутром, что лютый соперник вот сейчас, вот прямо сейчас без большого усилия сотворит над тобою всё, что ни пожелает, и твой меч, свидетель воинской чести, казавшийся тебе самому столь смертоносным и грозным, – ему, одноглазому и едва оправившемуся от болезни, не то что не гроза – даже не помеха…
Когда Искра очнулся, Харальд ещё не поднимал головы, лишь скрёб пальцами снег, и его меч, выбитый из ладони, блестел рядом, косо торча из сугроба. Искра завертелся в поисках своего, не увидел и понял, шалея от срама и ужаса: унёс!!! Но потом различил в двух шагах рыхлый след на снегу и узкий пролом в корке плотного наста, где пригревало яркое, уже на весну, солнышко. Ринулся туда, не вставая с колен, потерял равновесие и упал, барахтаясь в сугробе, но рука всё же дотянулась и ухватила облепленный снегом черен. Ему даже показалось, будто обмотанный ремешками металл не успел остыть окончательно. Ещё казалось – уж теперь-то он точно искрошит одноглазого, вздумай тот появиться опять…
Одноглазый не появлялся. Постепенно Искра чуть успокоился и стал слушать холодную тишину леса. Человека,
Искра подобрался к Харальду и стал тормошить его, называя по имени.
Эгиля берсерка не пришлось долго ждать. Он отправился разыскивать конунгова сына налегке, вдвоём с ижором-проводником, оставив отроков стеречь добычу. Выбежав на полянку перед зимовьем, Эгиль увидел двоих юношей перед дверью маленького жилья. Они держали что-то в руках и рассматривали на солнце.
Искра неплохо владел языком Северных Стран. Но из того потока брани, которым громогласно отвёл душу старый викинг, – как ни силился, ни слова не сумел разобрать.
Харальд болезненно сморщился, поднимая ладонь к виску: от Эгилевой ругани в голове у него зазвенело.
– Не бранись, – устало попросил он соплеменника. – Всё, что ты говоришь, я уже сам себе трижды три раза сказал. Вот, посмотри лучше… Не узнаёшь?
Эгиль, сверх всякой меры удивлённый его поведением, закрыл рот и подошёл посмотреть.
Двое друзей держали деревянное изображение меча. Не учебный клинок, ибо кто же разумный делает учебный меч из мягкой сосны, а именно изображение. Чьи-то руки очень любовно и тщательно трудились над ним, а потом… сломали о колено, раскромсали в щепы ножом, разбросали по полу избушки. Хорошо ещё, в огонь не отправили. Знать, не думал тот человек, что у двоих юнцов достанет внимания узнать в расколотых щепках нечто знакомое. А потом и терпения – подобрать, сложить воедино…
Эгиль, озадаченно хмурясь, рассматривал удивительно похожий образ меча с сапфиром на рукояти. Того, что долго принадлежал Хрольву Пять Ножей, а потом был им подарен гардскому Сувору ярлу. Рукоять и чудесный камень на ней были вырезаны особенно тщательно, до последнего завитка цветов и листьев узора, деревянный клинок так и остался незавершённым. Искра крепко сжимал пальцами щепки, чтобы они не рассыпались.
У Харальда на лице и под подбородком разгорались багровые пятна. Он горстями прикладывал к ним снег, но отметины, словно в насмешку над его усилиями, только делались ярче и обещали стать полновесными синяками. Они с Эгилем обошли всю поляну, разыскивая следы одноглазого, но ничего не нашли. Как видно, чужак очень хорошо умел сбивать с толку погоню. Да и предсказанная