Давным-давно жили-были два солдата. У каждого было ружье, была шинель и был окоп. По колено залитый водой. Потому что дело было поздней осенью, вода сочилась отовсюду. У каждого солдата были патроны и гранаты. Вот только не было ни жены, ни детей. Потому что они были еще очень молодыми солдатами. Каждый из них думал о доме, о Родине. И еще о старшине, вот уже второй день застрявшем где-то в тылу с продовольствием. О промокших сапогах. И завтрашнем дне.
Дум хватало. Первый солдат пытался отогнать их и хотя бы на несколько минут уснуть. Потому что не спал уже третьи сутки. А второй солдат думал о каких-то глупостях. О том, что через несколько часов зарозовеет небо на востоке. И когда лучи солнца начнут купаться в каплях утренней росы, весь мир увидит изуродованное воронками авиабомб и окопами поле. Это было как-то неестественно, неправильно. Он не мог изменить весь мир. Он был всего лишь солдат. Он мог совсем немного. Распилил старой, кем-то брошенной, пилой дерево, сваленное недалеко от его окопа артиллерийским снарядом. Получившимися бревнами перекрыл окоп. Укрыл бревна и бруствер окопа дерном и замаскировал ветками. Оставшимися ветками застелил дно окопа. Среди окружающего его безумия стало прорисовываться что-то логичное, простое. Он заузил бойницы, попутно вспомнив добрым словом профессора, который читал у них в институте лекции по древнерусскому зодчеству. Рядом с гранатами положил гроздь рябины, просто потому, что она напомнила ему о доме. И вычистил винтовку. Большего сделать он не успел.
Утром, после артподготовки, на поле появились немецкие танки и пехота. И два солдата приняли свой первый бой. Каждый из них защищал Родину. Вот только у первого солдата она предстала в образе самого близкого и родного ему человека — ротного старшины. Того самого, потерявшегося два дня назад с полевой кухней где-то в нашем тылу. И солдат оставил свой окоп, бросился искать старшину. А второй солдат в это время ни о чем не думал. Пулю за пулей он посылал в сторону грязно-серых фигурок, маячивших на горизонте. Он защищал свою Родину. Свой окоп, в который вложил не только силы, но и душу. Защищал гроздь рябины, которая напомнила ему о доме. И даже образ старика-профессора, оставшийся где-то далеко в другой жизни.
Когда танки подошли ближе, по одному из них он бросил противотанковую гранату. Но не подбил его. И снова взял в руки винтовку и открыл огонь по пехоте. Так учил его командир отделения, сержант Чураков. Танки прошли через его позицию, но были уничтожены противотанковой батареей. Потому что танки без пехоты становятся беззащитными.
В этом бою второй солдат не подбил ни одного танка, возможно даже не убил ни одного немецкого солдата. Ведь это был его первый бой. Орден «Красной Звезды», медаль «За Отвагу» и другие медали он получит позднее.
А первого солдата в тот же день расстреляли бойцы заградительного отряда.
Мы живем по принципу «Перекати-поле». Останавливаясь на один день в гостинице, стараемся не обращать внимания на отсутствие каких-то бытовых удобств. Откладываем ремонт в квартире на следующий год, забывая о том, что жизнь отложить на завтра невозможно, что следующего года может и не быть. Каждый день — миниатюра всей твоей жизни. Как ты проживешь свой СЕГОДНЯШНИЙ день, насколько красиво, интересно и содержательно — точно такой будет и ВСЯ твоя жизнь. Поэтому, где бы ты ни собирался провести свой день — в дорогом отеле или полузатопленном окопе, постарайся украсить его. И проживи свой день интересно. Словно это твой последний и самый лучший день.
Так закончилась притча «О двух солдатах». Напоследок мне подарили книгу афганских сказок и легенд. Перевод с пушту института востоковедения. Сан Саныч сказал, что в сказках хранится душа и ключ к пониманию любого народа. Из сказок можно узнать о народе, его обычаях и традициях гораздо больше, чем из любых справочников по этнографии. Об этом я догадывался уже давно. Но в данный момент я почему-то думал, что получу от своих новых знакомых инструкции, шифры, явки, парашют и буденовку. Тогда я еще не знал, что получил гораздо больше. Благословение. Потому что на прощание Сан Саныч повторил мне девиз Рихарда Зорге: «Чтобы узнать больше, нужно знать больше других. Нужно стать интересным для тех, кто тебя интересует». Этим словам я старался следовать всю свою жизнь…
Через день, утренним рейсом, я прилетел в Ташкент. В штабе округа получил загранпаспорт с открытой визой. К обеду прибыл в Тузель на пересыльный пункт. Медпункт, буфет, четыре двухэтажных общежития и почти ежедневная смена жителей этого небольшого островка «афганской» земли. Вылет планировался на девять утра. Но где-то под Кабулом обстреляли наш самолет. И все вылеты отложили на трое суток. Моментально на пересылке скопилось несколько десятков офицеров и прапорщиков. Полупустые общежития наполнились шумом и гамом.
На четвертый день границу открыли. В 18.30 мою фамилию зачитали среди вылетающих утром на ИЛ-76. Глажу форму, бреюсь, пишу письма маме и сестре. Завтра на войну. Не проспать бы.
Но всю ночь в нашем номере «чертова мельница». Народ травит анекдоты, рассказывает байки. Из двенадцати человек спят только трое: прапорщик Слава из 180-го, капитан из штаба армии, да летчик — старший лейтенант. Безуспешно пытаюсь уснуть и я.
В 4 утра подъем. Короткие сборы и небольшие цепочки полусонных людей потянулись в сторону контрольно-пропускного пункта. Старенькие ЗИЛы, забитые нашей разношерстной командой, отбывают в аэропорт Южный. Длиннющая очередь на таможне. Перед нами регистрируется группа афганцев из ХАД, афганской госбезопасности, на ИЛ-18. Затем наш 76-й. Получаю «талон-вылет», заполняю его. И на взлетную полосу. Слышен голос командира экипажа: «… борт-стрелку занять свое место». Короткий взлет и через полтора часа крутая посадка в Кабуле. Кабул встречает нас грязью и моросящим дождем, температура около 18-ти градусов. И это после +40 в Ташкенте. Сказывается высокогорье. Сдаем предписания и паспорта. Разбитый ПАЗ отвозит нас на самый край взлетно-посадочной полосы. Там находится центральная кабульская пересылка. Штаб, три одноэтажных сборно-щитовых казармы, две столовые, несколько брезентовых палаток и кинотеатр «Ветерок» — несколько скамеек и белый экран под открытым небом. В кинотеатре каждый вечер новый фильм. «Салют, Мария», «Эта настоящая мужская работа».
Старший прапорщик Загребайло, командир взвода переменного состава. Кличка «Бибер», и действительно сходство с бобром поразительное. Инструктаж вновь прибывших: «На территории пересыльного пункта запрещается: ходить по центральной дорожке (чтобы не мозолить глаза командованию), нарушать форму одежды, ходить в спортивной форме, выходить из помещений после отбоя, покидать территорию пересыльного пункта». Добро пожаловать на войну!
Мне нужно было попасть во второй батальон 180-го кабульского мотострелкового полка. Для этого необходимо было съездить в Баграм, отметиться в штабе 108-й дивизии. Это примерно 60 километров севернее Кабула. Затем вернуться в столицу, представиться в полку. И снова в Баграм. Там располагался второй батальон. Мне еще повезло, что я не попал в третий батальон — он стоял под Джелалабадом. А это в несколько раз дальше.
По громкоговорителю на пересыльном пункте целый день одна и та же песня без музыки: «Лейтенанты такие-то, прапорщики такие-то, вылетающие в…, срочно собраться с вещами у автомобильной стоянки». Наконец-то звучит моя фамилия. На Баграм летела большая партия молодых солдат, и я вылетел только на третьем борту. АН-12. Мое первое знакомство с ним не было приятным. Вы когда-нибудь летали в бочке с пропеллером? Падал вниз он точно так же. Правда в отличие от бочки АН-12 мог еще и подниматься вверх. Но ощущения были те же. Крутой взлет, три круга над аэродромом для набора высоты и пятнадцать минут лёта. В Баграме меня никто не встречал. Не было ни цветов, ни музыки. Останавливаю ГАЗ-66, направляющийся в сторону штаба дивизии. И никак не могу поверить, что я уже на афганской земле. Изрытая, словно оспой, дорога. Пыльные кишлаки. В горах догорает закат. Кто-то торгует в дуканах, местных магазинчиках. Кто-то ковыряется на своих крохотных участках земли. Кто-то достраивает свой дувал (глинобитный забор), а кто-то готовит оружие к ночной смене… Даже не верится, что это уже не наша земля.
Добираюсь до штаба, но заходить уже поздновато. Устраиваюсь в гостинице. Это сборно-щитовое одноэтажное здание, которое здесь называют модулем. Самое распространенное архитектурное творение на территории военных городков в Афганистане. В гостинице довольно уютно: свет, вода в душе, чистое белье. Возможно, и не пяти-звездный отель, но после пересыльного пункта чувствуешь себя почти как дома. Всю ночь над модулем ревели взлетающие штурмовики, за перевалом слышалась орудийная канонада, и совсем рядом — автоматные очереди. Такая обычная тихая домашняя обстановка.
Подъем в пять часов. А я-то надеялся, что на войне можно поспать до обеда. Ведь кроме обеда я
