объяснила, что через три минуты противник потеряет сознание, а через 3–8 минут может наступить и его клиническая смерть. Невольно хотелось спросить, а кто вам даст эти три минуты? Если хотите убить, передавите сонную артерию и человек умрет через несколько секунд. Но это уже не будет самозащитой. Нет, эти «завершающие приемы» были здесь совсем ни к чему. Единственное, что можно было взять на вооружение из них, так это уколы большими пальцами в глаза и пах.
Незаметно тренировка подошла к концу. Девушки подходили к Анусе. Довольно улыбались. Кивали в мою сторону и что-то говорили по-польски. Шутили. После этого все пошли в душ.
Душ у них тоже оказался раздельным. Но я уже ни чему не удивлялся. Хотя одному в душе мне было очень сиротливо. Мне даже не хотелось попасть в женский душ. Мне просто не хватало Ануси. Не кому было подать мне мыло, потереть мочалкой мою бедную и израненную спину. К тому же я начинал всерьёз опасаться, что мои одинокие водные процедуры постепенно станут для меня привычными. Ведь пока человек этому сопротивляется, он живет. Я сопротивлялся. Но в душе я снова был один.
Зато после душа мы заехали в небольшой ресторанчик пообедать. И все мои грустные мысли моментально куда-то улетучились. Ведь я не злопамятный. Просто иногда бываю злой. И память у меня хорошая. Это шутка. На самом деле, моя сестра говорит, что у меня только один недостаток. Я слишком добрый. Она ошибается. Увы, недостатков у меня гораздо больше. Ну, как минимум, два. Второй, — у меня слишком короткая память. Я быстро забываю все плохое. Об одиночном душе я уже и не вспоминал.
Выбор блюд я доверил Анусе. Я знал, что рядом с нею голодным не останусь. Судя по тому, что она диктовала официанту, я не ошибся.
— На перше барщ (На первое блюдо борщ). На друге дане шныцель по ведэньску помидоры и шинка (На второе шницель, помидоры и ветчину). Кавэ и бутэльку вина (Кофе и бутылку вина).
На душе стало легче. Я готов был умереть от любви. Но умирать от голода я всегда считал полным безрассудством. Ануся повернулась в мою сторону.
— Еще что-нибудь будете?
— Пока не знаю. Потом, может быть, повторим.
Ануся отпустила официанта.
— Кшиштоф говорил, что у вас хороший аппетит.
Я смиренно потупил очи.
— Я и сам хороший. Вы просто не пробовали.
Кто из Кшиштофов выдал военную тайну о моем аппетите, Старший или Джуниор, мне было не интересно. Всему свое время. Сейчас было не до них. Встречу, покусаю. А пока мне было о ком думать. К тому же, насколько я помню, хороший аппетит никогда не был недостатком. Иногда недостатком считался большой живот. Хотя мама всегда говорила, что хорошего человека должно быть много. Я был в отца, хороший, но меня было мало.
Мы сидели, пили вино. Болтали. После борща, шницеля, ветчины и помидоров наступало время для душевных разговоров. Правда, я всегда считал, что после обеда наступает время тихого часа. Если бы я был один, сомнений на этот счет у меня бы не было. Но я был не один. Рядом с Анусей со мною что-то происходило. Любой психиатр, не задумываясь, поставил бы свой диагноз. Шизофрения. В острой форме. И, скорее всего, не ошибся.
Со мною действительно происходило что-то необычное. Или наоборот, обычное раздвоение личности. Я заметно поумнел. Я вел светский разговор. Иногда высказывал довольно интересные и глубокие мысли. Я слушал себя и удивлялся. Откуда во мне это? И я ли это только что сказал?
Анусе было интересно со мной. Я это чувствовал. Иногда она удивленно поднимала свои глаза, что-то переспрашивала и кивала головой. Но это был не я. А лишь половина меня. И в этой половине поселилась какая-то частица Ануси, которая придала моим мыслям и словам изящество и совершенство. Не свойственные мне раньше. А вторая моя половинка осталась неизменной. И мысли у неё были все такими же глупыми, что и раньше. Но это были мысли об Анусе. И о тихом часе вместе с нею.
Мы оставили машину у ресторана. И немного прошлись пешком. Зашли в костел Святой Марии Магдалены. Побродили вдоль набережной Одры по бульвару Дуниковского. И очень долго сидели на скамейке у небольшого сквера. Да, на скамейке мы действительно задержались. Просто заболтались. И забыли обо всем на свете. О времени, об окружающих. Поверьте, с такой собеседницей, как Ануся, это было совсем не сложно. И только вечерние сумерки вернули нас на землю.
Как здорово, что никуда не нужно было спешить. Впереди еще было целое воскресение.
Глава 9
Мы вернулись домой около одиннадцати. И почти всю ночь проболтали о Марке Шагале. О новом диске Джо Коккера. О прочитанном Анусей в Москве романе Владимира Орлова «Альтист Данилов». Кстати она сказала, что недавно в Польше вышла еще одна его книга. Как ей кажется, она называется «Аптекарь».
А я вспоминал, как после четвертого класса родители отправили меня почти на все лето в ссылку. Нет, не в Сибирь. Гораздо хуже. Меня отправили в деревню. В деревню, которая находилась почти в центре Завидовского заповедника. Там было много лосей, кабанов, маралов. Но ни одной девушки моего возраста. Да и из ребят, моих ровесников, там был только один мой двоюродный брат Коля, который постоянно где-то пропадал со своим старшим братом Александром. Меня, как городского чужака, в свою компанию они не брали. Зато мы сдружились с моим двоюродным братом Володей. В восемнадцать лет он неудачно нырнул в речку, повредил позвоночник и вот уже несколько лет, как у него были парализованы ноги. На небольшой коляске с велосипедными колесами и цепным приводом он приезжал к ближайшему пруду, и мы целыми днями ловили с ним карасей. Это было здорово! Хотя я все равно тосковал по городу. До тех пор, пока он не дал мне почитать одну из своих книг. Книга называлась «Четыре танкиста и собака». У Володи это была единственная детская книга. Но зато какая! Вы можете представить?! Всего лишь полгода назад этот фильм показали по телевизору. В утренние часы, когда все нормальные дети сидят на уроках в школе. Чтобы посмотреть хотя бы одну серию, мне пришлось однажды даже прогулять уроки. На что не пойдешь ради такого фильма?! И вот такое богатство! Книга! Это было больше, чем счастье. Лишь одна совершенно незначительная мелочь немного омрачала эту радость. Книга была на польском языке.
Я читал её все лето. Каждый вечер, спрятавшись на сеновале. Слова были немного похожи на русские. Я понимал, что в книге написано очень много интересного. Волшебного. Некоторые слова действительно были понятны. Но далеко не все. Я был похож на кота, который обнимает большую банку сметаны. Но добраться до самой сметаны он не может. Потому что банка плотно закрыта крышкой.
Все это было после четвертого класса. Совсем в другой жизни.
Сегодня не было камина. Не было свечей. Мы сидели на кухне за круглым стеклянным столом. Пили чай. И говорили, говорили, говорили… Словно всю жизнь ждали этой возможности выговориться друг другу. И вот эта возможность появилась. Так прошли первые сутки моего знакомства с пани Анусей. Анной Барткевич.
А потом меня снова уложили спать, поцеловали в щеку и пожелали «доброй ночи». Как ни странно, я уснул почти сразу. И почти сразу мне приснился сон. И в этом сне была Ануся.
Я проснулся в очень хорошем настроении. Сладко потянулся. Привычно протянул руки в стороны. Нет, это был только сон. Рядом со мною снова никого не было. Но сегодня я отнесся к этому более спокойно. Я подумал, что вот так и подкрадывается старость. Тебе уже скоро тридцать. Никто уже не хочет провести ночь с тобою вместе. Никому ты уже не интересен. Никому ты не нужен.
Но грустно мне от этих мыслей сегодня почему-то не было. Возможно, потому что за окном было прекрасное июньское утро. А в соседней комнате спала самая прекрасная девушка на свете. Или уже не спала?
В воздухе витали ароматы чего-то вкусненького. Интересно, а не завтрак ли это? Такие вещи проще всего определять по запаху. Я всегда так делаю. Определяю по запаху, что у нас будет сегодня на завтрак?
