Я повел бровью, подумав про себя, — интересно, неужели тесть и впрямь так говорил про меня, и если да, то странно, что в разговорах с ним, я никогда не замечал этого.
Мы простились. Собравшиеся разошлись, и я попросил водителя, чтобы он отвез тещу и мать, которая вызвалась некоторое время побыть рядом со сватьей, домой. Маша уехала по своим делам, а мы с женой отправились домой.
Раздевшись и приняв ванну, я лег на кровать. Ирина сидела у туалетного столика, и что-то упорно рассматривала у себя на лице.
— Ты знаешь, прощаясь с нами, сослуживец Анатолия Сергеевича, сказал, что тот оказывается, всегда с гордостью отзывался обо мне на работе.
— Ты веришь в это? — слегка скептически ответила Ирина, по-прежнему продолжая рассматривать себя в зеркало,
— А почему нет?
— А по-твоему что, тебе должны были сказать что-то другое?
— Нет, почему, разве Анатолий Сергеевич не мог мной действительно гордиться?
Ирина повернулась в мою сторону и произнесла:
— Свежо предание, да верится с трудом.
— Почему ты так категорична?
— Потому что я слишком хорошо знаю своего отца. Просто он слишком интеллигентен был, чтобы сказать тебе то, что он в действительности думает.
— И все же я так не думаю.
— Можешь оставаться со своим мнением и дальше.
— Нет, а почему ты считаешь, что он просто сделал мне приятное и так сказал?
— Потому что я прекрасно знаю, как мой отец относился к тебе.
— Вот как, а почему я об этом не знаю?
— А зачем. Я не нахожу нужным, чтобы его мнение как-то задевало тебя, а заодно и меня.
— И все же, что именно он обо мне думал?
— Тебе это надо?
— В конце концов, его больше нет, могу я узнать хотя бы сейчас, его отношение ко мне?
Ирина посмотрела на меня, словно размышляя, говорить или нет правду, и подумав, произнесла:
— Знаешь, он действительно к тебе хорошо относился, до тех пор, пока не началась война. Он считал, что ты и те, кто руководит страной, специально раздувают весь этот конфликт с американцами и тем самым стараются создать в стране атмосферу страха и напряженности. Именно тогда он изменил свое отношение и стал считать тебя карьеристом.
— Меня, карьеристом!
— Представь себе.
— И ты знала это и никогда мне об этом не говорила?
— А зачем. У тебя что, мало забот, чтобы реагировать на такое отношение к тебе да еще в семье. Мне стоило больших трудов, чтобы ты об этом случайно не узнал. Разве ты не заметил, что мы довольно редко бывали у моих родителей, а встречи носили весьма дипломатический характер?
— Я как-то не придавал этому значению.
— И слава Богу.
— Но зачем?
— Что зачем?
— Почему ты не могла просто как-то, ну я не знаю, намекнуть что ли?
— Алеша, ты находишься на такой должности. У тебя столько дел, обязанностей, наконец, у тебя такие перспективы, а тебе надо знать, что твой любимый тесть, считает тебя карьеристом? Для чего, чтобы лишний раз вспомнить об этом, когда мы едем в гости или приглашаем родителей к нам? Нет, уволь, мне этого не надо. Хватает того, что я это знала. Я не хотела, чтобы ты лишний раз волновался. Тебе и так приходится выслушивать такое, что не позавидуешь, — она поднялась и, подойдя, присела на край кровати, — пойми, твой покой мне важнее. Я и сейчас тебе ни о чем бы не сказала, если бы не смерть отца. Пойми, я его любила, но это любовь дочери к отцу, а моя любовь к тебе совсем иная, мне приходится оберегать тебя от всего негативного, чтобы хотя бы дома, ты не думал о работе в плохом ракурсе. Разве ты не согласен со мной?
— Согласен, — неуверенно ответил я.
— Вот видишь, ты уже огорчился, я вижу это, — она наклонилась и поцеловала меня. Её халат распахнулся, и она прижалась ко мне. Она лежала обнаженная на мне, и я впервые за много лет, неожиданно произнес:
— Только не сейчас, все-таки сегодня такой траурный день и вообще, как-то неудобно.
Она отстранилась и, запахнув халат, тихо произнесла:
— Как скажешь, — её зеленые глаза сверкнули, и мне показалось, что они отразили свет лампы, висящей над изголовьем кровати.
Именно тогда между нами наметился разлад. Нет, внешне все оставалось таким же, как и раньше. Ни скандалов, ни ссор, ничего, что внешне является проявлением разлада в семье, но и я и Ирина прекрасно понимали, что прежней любви, которая была между нами все эти двадцать лет, больше не было. Постепенно мы стали отдаляться и вскоре вообще разъехались по разным комнатам. Я мотивировал это тем, что, приходя поздно с работы, должен немного побыть один, да и беспокоить жену не хотелось. Ирина, понимая, что происходит, не стала возражать. Внешне, мы по-прежнему оставались мужем и женой, но оставаясь дома одни, мы перестали таковыми быть, и это было больно нам обоим, а вернуть прежнего мы были не в силах, хотя и предпринимали для этого попытки. Что-то сломалось в наших, некогда нежных и радостных взаимоотношениях. Порой мы сидели за обеденным столом и молча ели, понимая, что нас разъединяет не метр стола, а гораздо больше, то, что невозможно измерить километрами или часами. Мы жили и мыслили разными категориями, и словно два шарика, подвешенные на нитке, раскручиваясь в водовороте жизни, всё дальше и дальше удалялись друг от друга.
Порой мне хотелось ворваться в её комнату, схватить в охапку и крикнуть:
— Ириша, милая, родная, проснись. Вспомни, какая ты была, когда мы встретились. Что случилось с тобой? Почему жажда власти и стремление видеть меня на вершине иерархической лестнице, затмило для тебя все остальное? Ты постарела не годами, а мыслями. Я даже не мог представить себе, что тебя будет волновать только это — стремление продвинуться наверх. Хотя… Может быть, я обманываю себя? Возможно именно эта черта толкнула тебя ко мне, и твои зеленые кошачьи глаза, сумели разглядеть во мне то, кем я был, потерявшимся во времени человеком…
Глава 4
2002 год стал для меня знаменательным. Мне исполнилось сорок девять, и меня назначили членом Совета Глав регионов, как в это время назывался высший орган в стране. Он уже давно заменил Политбюро и состоял из семи постоянных членов Совета и пяти временных, которые входили в него, являясь одновременно Главами регионов. Совет являлся высшим руководящим органом власти в стране. Изначально, руководителем или Главой Совета назначался кто-то из его состава, сроком на три года. По окончании этого срока, производились перевыборы нового руководителя на следующий срок. Такая ротация, по мнению покойного Зацепина, который много усилий приложил в создание такой системы, давала возможность избежать абсолютизации власти и как следствие, тех негативных последствий, которые неизбежны при этом.
Совет обладал огромной властью. Он определял внешнюю и внутреннюю политику, занимался экономикой, руководил силовыми структурами. Я вошел в состав Совета миную одну ступень, иначе говоря, вошел сразу в состав семи постоянных членов, являясь одновременно главой сил безопасности и внешней разведки, которая имела довольно странное название «Комитет противодействия внешней угрозы». Я до
