его полную несостоятельность в вопросах моды.
– Джон, милый, но что же нам теперь делать? Что скажут соседи? – Лицо мамы еще сильнее побелело, и она сдавленно всхлипнула. – Что все скажут на воскресном собрании?
Я уже открыла рот, чтобы ответить, но Джон угрожающе прищурил глаза и заговорил сам:
– Мы поступим так, как подобает всякой добропорядочной семье. Положимся на волю божью.
Они что, решили отдать меня в монастырь? Тут, как назло, на меня снова напал кашель, и я не смогла помешать Джону продолжить свое выступление.
– Кроме того, мы немедленно позвоним доктору Эшеру. Он знает, что делать в таких случаях.
Обалдеть! Просто провалиться мне на этом месте! Джон собирался пригласить нашего семейного психоаналитика, Человека с Фантастически Бесстрастным Лицом. Умнее он, конечно, ничего не мог придумать!
– Линда, набери экстренный номер доктора Эшера. Кроме того, я полагаю, мы должны активизировать телефонное древо общины. Позаботься о том, чтобы все ее члены узнали о случившемся в нашем доме.
Мама поспешно закивала и привстала со своего места, но тут я заорала так, что она испуганно плюхнулась обратно.
– И это все, что вы смогли придумать? Пригласить психоаналитика, который совершенно не мыслит в юношеских проблемах, и собрать здесь своих спесивых единоверцев? Да я заранее знаю, что никто из них даже не попытается разобраться и вникнуть! Да очнитесь вы, наконец! Неужели вы не понимаете? Я должна уехать. Сегодня же вечером! – Я захлебнулась мучительным кашлем, от которого у меня чуть не лопнула грудь. – Видите? Мне будет все хуже и хуже, до тех самых пор, пока я не уеду к… – тут я запнулась. Почему-то мне не удалось произнести прямо: «уеду к вампирам». Наверное, потому что это звучало слишком непривычно… слишком окончательно и, если честно, совершенно невероятно, – …пока я не уеду в Дом Ночи.
При этих словах мама вскочила с дивана, и на какой-то миг я решила, что она хочет меня защитить. Но тут Джон по-хозяйски положил руку на ее плечо и усадил обратно. Мама посмотрела на него, потом перевела взгляд на меня, и хотя в глазах ее промелькнула слабая тень сожаления, вслух она, как обычно, сказала лишь то, что хотел услышать от нее Джон.
– Зои, я думаю, ничего страшного не случится, если сегодня ты переночуешь здесь.
– Разумеется, не случится, – подтвердил Джон. – Я уверен, что доктор Эшер пойдет нам навстречу и проконсультирует на дому. В присутствии врача с девочкой ничего дурного произойти не может. – Он с напускной нежностью потрепал маму по плечу, а меня так и передернуло от его «заботы».
Я перевела взгляд на маму. Мне все было ясно. Они не собирались отпускать меня. Ни сегодня, ни завтра, а, может, и вообще никогда. По крайней мере, до тех пор, пока не покажут всем врачам. Неожиданно я поняла» что дело совсем не в Метке, и не в том, что моя жизнь полетела вверх тормашками. Дело было в контроле. Они чувствовали, что если отпустят меня, то потеряют нечто важное.
Если говорить о маме, то мне хотелось думать, что она боялась потерять
Джон явно вознамерился во что бы то ни стало сохранить видимость семейного благополучия, и, если бы для этого пришлось пожертвовать моим здоровьем и даже жизнью, – что ж, он был готов заплатить и эту цену.
Вот только я не была готова расплачиваться.
Я поняла, что пришло время брать ситуацию в свои идеально наманикюренные ручки.
– Хорошо, – кротко сказала я, – звоните доктору Эшеру. Обзвоните общину. Но, если можно, я бы хотела пойти к себе и прилечь, пока все не соберутся.
И подкрепила свою просьбу убедительным кашлем.
– Ну конечно, родная! – с заметным облегчением воскликнула мама. – Думаю, небольшой отдых пойдет тебе на пользу. – Она выскользнула из-под властной руки Джона, робко улыбнулась и обняла меня. – Дать тебе ложечку «Найквила»?
– Нет, спасибо. Со мной все будет хорошо, – ответила я и на мгновение прижалась к ней, отчаянно мечтая, чтобы не было этих проклятых трех лет, и мама по-прежнему была моей мамой, которая раньше всегда меня защищала. Потом глубоко вздохнула, сделала шаг назад и повторила: – Со мной все будет хорошо.
Мама посмотрела на меня, кивнула и сказала мне взглядом, что ей очень-очень жаль. Больше она никак не могла меня пожалеть.
Я развернулась и поплелась в свою комнату.
И тут злотчим бросил мне в спину:
– Кстати, ты окажешь нам огромную услугу, если найдешь какую-нибудь пудру или что-то в этом роде и замажешь эту мерзость у себя на лбу.
Я даже не остановилась. Я просто пошла дальше. И не заплакала.
«Я это запомню, – пообещала я себе. – Навсегда запомню, как они со мной обошлись. И когда снова испугаюсь, почувствую себя одинокой или когда со мной случится еще какая-нибудь гадость, обязательно вспомню, что на свете нет ничего страшнее, чем жить в этом доме. Ничего».
ГЛАВА 4
Я сидела на кровати, давилась кашлем и слушала, как мама со слезами в голосе звонит по экстренному номеру нашему Семейному психоаналитику, а затем в таких лее истеричных тонах беседует еще с кем-то, активируя проклятое телефонное древо Людей Веры. Значит, через полчаса в нашем доме соберется толпа жирных теток и их муженьков-педофилов с сальными глазками.
