– Дальше таможня. Только скажи им, кто я, и нас сразу...
– Кажется, таможни больше нет, – перебил Тулага, пристально глядя вперед.
Они вплыли под могучие своды, на которых покоился город. Ввысь тянулся бесконечный внутренний лабиринт Эрзаца, в эфир между корпусами галеонов уходили могучие сваи, вокруг плескались облака. Над ними торчали узкие и широкие трубы, от которых доносилось гудение: внутри крутились пропеллеры, проталкивающие свежий воздух вниз. Дневной свет лился сзади, сквозь проем под аркой – однако в огромном гулком пространстве все равно было полутемно, хотя везде горели блеклые огни.
– Что там? – спросила Гельта. – Что-то случилось?
– Таможенный пункт разгромлен, – ответил Гана. – Никто не следит за теми, кто приплывает к Эрзацу.
Принцесса молчала, и Тулага, взглянув на нее, произнес:
– Что?
Не открывая глаз, она сказала:
– Я думаю, отец умер. Но брат... он, наверное, жив?
Много позже они выбрались на поверхность.
И надолго остановились, пораженные.
– Перемешалось, – сказал наконец Смолик. – Как похлебка из отбросов, которую варят портовые бродяги. Ладно, идем, чего стоять. Попробуем добраться до северного побережья, а там...
Фавн Сив, прижимающий к груди бочонок, полный светящейся зелено-розовой субстанции, тронул его за локоть и, когда Тео обернулся, показал рукой на юго-восток.
– Знаю, знаю! – рассерженно ответил Смолик, отталкивая его. – Фермент надо доставить туда, а иначе Аквалону... – И он выругался так смачно, что идущая позади рядом с Эрлангой Арлея даже открыла рот, чтобы одернуть капитана, но передумала.
Вместо Грязевого моря вокруг простиралась спекшаяся материя: обгоревшая смесь стекла, земли, железа, облачного пуха, древесины и камней. Небесный выстрел будто нарушил внутреннюю структуру всех этих веществ, превратил их в горячую жижу, которую взболтал, а после разлил по округе и позволил застыть, вновь затвердеть.
Они шли в странной тишине по твердому морю, то ровному, то покрытому волнами, иногда маленькими, а иногда большими, через которые приходилось перебираться, как через длинные покатые холмы. Под ногами тянулись полосы и круги – грязно-серые, черные, коричневые, белые и синие, – а иногда все это смешивалось в невообразимый, небывалый цвет, от которого у Арлеи начинали болеть глаза. Один раз девушка увидела в нескольких локтях под поверхностью почти неповрежденное тело джайрини: волосатый человек-обезьяна висел, подогнув ноги и вытянув руки, впаянный в толщу мутно-прозрачной субстанции. В другой раз за очередным холмом обнаружился до половины ушедший в твердь корпус эфироплана: носовая часть оставалась вверху, будто он все еще тонул, медленно погружаясь в облака. А потом слева показалась воронка с крутыми склонами, нижняя часть которой, находящаяся в сотнях сотен локтей внизу, была затоплена бурлящими облаками. И, судя по всему, они до сих пор прибывали.
– Этот смерч, который с неба упал, задел самый край острова. И все равно от него ничего не осталось. А вон, – Тео ткнул пальцем в кратер, – место, куда выстрел угодил. Хорошо, что в стороне, а то не было бы сейчас ни нас, ни овума...
Долго-долго шли они мимо кратера на западном краю Гроша, соединившего полуостров с Орбитиумом, но наконец он остался позади. Молчун, как ему и было положено, молчал, Эрланга тоже. Тео Смолик, после того как девушка несколько раз обратилась к нему с вопросом, стал рассказывать, как был капитаном мародерского шержня в Преторианских Таитах, как основал и возглавил пиратскую корпорацию и как потом ему пришлось бежать на своем клиргоне и заняться торговлей укушенными, потому что корпорация прогорела, а он задолжал денег и своим подопечным, и Чиоране.
– Сопка, так меня пираты называли. Это порода дерева, которое на Тхае растет, пальма тамошняя.
– Значит, не вышел из тебя торговец, – насмешливо сказала Арлея.
– Не торговец. Коммерсант. Это тот, кто зарабатывать деньги любит больше, чем тратить их, – объявил Смолик презрительно. – Так я не коммерсант, тут ты права. Тратить я люблю более всего прочего. Коммерция для унылых губошлепов, скучных зануд. Спору нет, я не таков.
Через некоторое время область поврежденной материи закончилась. Дальше тянулось черно- коричневое пространство – край Грязевого моря, за которым была узкая полоса земли, а потом – облачный пролив, отделяющий северное побережье Гроша от Орбитиума.
Грязевое море в этом месте было уже неглубоким, из него рос бамбук-грязевик.
– Нужен плот, – решил Тео.
Связав стволы бамбука обрывками одежды и ремнями, они сделали неказистое плавучее сооружение и на нем добрались до пустоши. Это была окраина мира, где ютилось бедное рыбацкое поселение из нескольких семей: полудикие люди, промышляющие ловлей летучих рыб у самого Орбитиума. Путешественников, не говоря худого слова, тут же попытались ограбить, но Эрланга чуть не оторвал голову одному из нападавших, а Тео своим Стерхом распугал остальных, после чего рыбаки накормили путников и предложили остаться на ночлег.
В кошеле Смолика пряталось несколько золотых монет. Путешественники отказались ночевать в селении, но купили у рыбаков дряхлый вельбот – лучшее плавательное средство, нашедшееся здесь. Тео еще долго ворчал, что за ту монету, которую он отдал, можно было бы приобрести у этих прощелыг весь поселок вместе с их уродливыми женами и оборванцами-детьми. Получив еще и сеть, а также корзину с рыбой и несколько плохо пропеченных лепешек, они отправились в путь и спустя много дней проплыли между двух островов. После этого за левым бортом вельбота в облачной дымке замаячила северная оконечность Змеедана, а впереди открылась гладь Стоячих облаков.
Влад Пиранья не особо удивился, когда вошедший в шатер матрос доложил:
– Два шержня с Суладара, командор. Они сигналят, что на одном принц... то есть король Рон. Хочет
