нормальные жены никогда не делают. Во всяком случае, принародно.
В конце концов Эдику приелись радости семейной жизни. Развод шел со скандалом, взаимным обливанием помоями, перетряхиванием грязного белья.
С обеих сторон участвовали родственники и знакомые, семейную жизнь Хлысту новых обсуждали «в инстанциях». Потом начались судебные тяжбы из-за квартиры, имущества, денег.
— Ты знаешь, что она придумала на этот раз? Элефантов почти не слушал скороговорку Хлыстунова. Зная Веруху, нетрудно было предположить, чего от нее можно ждать.
К тому же Эдик уже подробно информировал всех, кого мог, о перипетиях судебной процедуры. Эта способность посвящать посторонних в сугубо личные дела всегда удивляла Элефантова. Впрочем, Эдик стремился быть свойским парнем, дружить со всеми, и излишняя откровенность органично вписывалась в привычный стереотип его поведения.
— …А я говорю: «Как не стыдно, ведь это подарок моих родителей…»
Разочаровавшись в Верухе, он яростно изобличал все ее отрицательные качества и пороки натуры.
— Хочу ей предложить: пусть забирает подарки, но выписывается и уходит к чертовой матери. Лучше потерять несколько сотен, чем квартиру.
Расчетлив он был до мелочей. Однажды они поехали на рыбалку к дальнему, разведанному Элефантовым озеру. Против ожидания поймать ничего не удалось, и припасший объемистый мешок Эдик заметно погрустнел. Всю обратную дорогу он сетовал на холостой прогон машины и сожженный даром бензин. Элефантов, который был инициатором поездки, чувствовал себя несколько неловко.
Когда подъехали к бензоколонке, Элефантов решил развеселить Хлыстунова и с серьезным видом протянул два рубля: «Чтобы не разорять тебя, я оплачу половину за горючее». Он ожидал, что Эдик засмеется шутке, но тот обрадованно взял деньги и действительно заметно повеселел. После этого он перестал для Элефантова существовать.
— Как ты думаешь, я правильно решил?
— Конечно, правильно, — с тех пор Элефантов разговаривал с ним в ироничном тоне, но Эдик не всегда это понимал. — Лучше расскажи, как новая работа?
Полтора года назад Хлыстунов уволился. В детстве он окончил музыкальную школу и сейчас устроился в ресторанный оркестр. Почему вдруг? Он не делал из этого тайны: папин друг занял руководящую должность в общепите, почему же не использовать удобный случай? «Чистая специальность, веселая, всегда на виду, — охотно объяснял он. — Заработки неплохие, к тому же вечер отыграл — день свободный, можно частные уроки давать».
Элефантов был уверен, что Эдик тщательно подсчитывал, какой «навар» принесет ему деятельность на музыкальной ниве. И, конечно, учел побочные выгоды. Теперь он снабжал особо ценных знакомых зернистой икрой, осетриной, копченой колбасой и прочим вкусным дефицитом.
— Все нормально. Правда, Верка дала маху, но там разобрались, что к чему.
«Ой ли?» — усомнился Элефантов, но вслух ничего не сказал.
— Мне на троллейбус.
— Тогда держи, — Эдик протянул короткопалую руку. — Как там коллеги?
Марии Викторовне привет!
Чего это он вспомнил про Нежинскую!
— А тебе если вдруг понадобится столик на праздники — обращайся, сделаю! С деликатесами сейчас туго, но если очень захочешь — приходи, что-нибудь придумаем.
Хлыстунов остался верен себе.
«Ну и гусь!» — Элефантов саркастически хмыкнул. Неужели он действительно может вызвать у кого-то симпатию? А почему бы и нет? Откровенен, доброжелателен, услужлив. Одним словом, милейший человек, приятный во всех отношениях. И очень легко плывет по жизненным волнам, никаких проблем, разве что пустячные, вроде раздела имущества с бывшей женой.
Но завидовать Хлыстунову Элефантову не хотелось.
Наступил сезон отпусков. Мария собиралась на море, в Хосту.
— Будь осторожна, — пошутил Спиря. — Там сердцееды так и ищут жертвы!
— Ну и что? — засмеялась она. — Я — женщина свободная!
Эти слова резанули Элефантова по сердцу. Не может быть, чтобы она действительно так думала!
Элефантов спросил, каким поездом она уезжает, но Нежинская отшутилась, оставив вопрос без ответа.
Шестым чувством Элефантов ощутил, что она едет не одна, и готов был поставить десять против одного за то, что знает, кто является ее спутником. Но ошибся. Как-то зайдя на «Прибор», он встретил Астахова и так обрадовался своей ошибке, что готов был подпрыгнуть до потолка. А следующим побуждением было немедленно поехать к Марии, провести с ней хотя бы день или два, рассказать о новых чувствах, которые он к ней испытывает… Но что-то удерживало от этого шага, интуиция подсказывала: в жизни Марии есть неизвестные обстоятельства, о которые могут вдребезги разбиться все его идиллические намерения.
И Элефантов решил получить ответы на интересующие его вопросы у более осведомленного Спирьки. Несколько раз он как бы между прочим заводил разговор о Нежинской. Спирька охотно поддерживал его, и Элефантов жадно впитывал каждую крупинку информации.
Спиридонов отзывался о Марии довольно скептически, критиковал ее внешность — мол, длинный нос, маленькие глаза — и нередко приводил ее в качестве отрицательного примера.
Вот Элефантов с возмущением пересказал уличную сценку: приличная на вид и хорошо одетая девушка в разговоре со спутником буднично употребляла нецензурные слова, и Спирька тут же пожал плечами: «Подумаешь, Мария тоже ругается…»
Зашла речь о спекулянтах — вновь тот же жест: «И Мария спекулирует!»
Само по себе двуличие Спирьки Элефантова не удивляло, но причин, по которым тот старается очернить Нежинскую, возводя на нее явную напраслину, он понять не мог.
Однажды, возвращаясь с работы, они остановились выпить по кружке пива возле обшарпанного ларька, под яркой табличкой «Пиво есть» у мокрой стойки толкались несколько человек со стеклянными баллонами и алюминиевыми бидончиками. Чуть в стороне две размалеванные девицы в шумной компании лихо пили водку из замызганных стаканов. Элефантов поморщился.
— Мария тоже пьет! — перехватив его взгляд, пакостно засмеялся Спирька. — Когда мы были на курсах, в кабаке раздавили бутылку коньяка и шампанского! На равных! А вторую бутылку распили у нее в номере!
— А что потом? — тихо спросил Элефантов, чувствуя, как у него похолодело внутри.
— Потом? — Спирька бросил на него короткий взгляд из-под опухших век.
— Потом ничего. Я попрощался и ушел. Давай и мы водочки выпьем?
Ни обстановка, ни компания, ни окружение не располагали к выпивке, но Элефантова охватило болезненное желание узнать, было ли что-нибудь между Спиридоновым и Нежинской, а ситуация для этого складывалась подходящая: выпив, Спирька обязательно развяжет язык.
— Давай.
Спирька быстро принес бутылку, Элефантов придержал горлышко, дав налить себе только четверть стакана.
— Напрасно, — Спирька наполнил свой до краев. — Ну, будем!
Водку он запил пивом, лицо сразу покраснело и покрылось каплями пота.
— Зачем отказывать себе в удовольствиях? Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким умрет, ха-ха… Пей, пока пьется, гуляй, пока гуляется, да баб не пропускай, покуда получается!
Он снова разлил водку.
— Видишь, как девочки веселятся! — Он кивнул на шумную компанию.
— Шлюхи! — брезгливо сказал Элефантов.
— Так все бабы шлюхи! И ничего плохого в этом нет: что естественно — то небезобразно.
Элефантова бесила привычка Спирьки подводить «теоретическую базу» под всевозможные гадости и оправдывать любые гнусности. Если послушать его рассуждения, то пьянство, подлость, разврат являются естественными свойствами человеческой натуры и потому их не следует стыдиться или осуждать. Он был последователен и, придерживаясь этого принципа, рассказывал о таких своих похождениях, о которых
