оказывается, тоже могут быть важными и интересными. И никогда он не хотел так заботиться о — Марии, никогда не скучал по ней и не стремился увидеться, никогда не дарил ей цветов.
"Моя вина! — думал он, досадуя на себя. — Сколько времени упущено!
Если бы я отнесся к ней тогда по-другому, все было бы иначе. Она бы, конечно, не связалась с этим ничтожеством Спирькой, дорвала бы с Астаховым и была бы гораздо счастливее, чем сейчас… Каким же я был дураком!"
Часы их свиданий пролетали очень быстро, она провожала его до ворот и возвращалась, а Элефантов смотрел вслед, лаская взглядом легкую фигурку до тех пор, пока она не скрывалась из глаз. Каждый раз он ожидал, что она обернется, помашет рукой, улыбнется на прощание, и будет понятно, что между ними протянулась какая-то ниточка, пусть пока еще тонкая… Но Мария никогда не оборачивалась, и это его обижало, хотя обида оставалась глубоко-глубоко внутри, а в голову одна за другой приходили тягостные мысли.
Да, Мария радовалась его приходу, да, она целовала его и охотно проводила с ним время, но он чувствовал, что она рассматривает его просто как хорошего знакомого, отвлекающего от однообразия больничной жизни. И не больше. Наверное, так же, а может быть, еще радостнее она встречала и Спирьку, который тоже часто приходил сюда.
Элефантов поморщился, как от зубной боли.
По молчаливому уговору они со Спирькой проведывали Марию в разные дни, и тот тоже очень суетился, собираясь к ней. После беседы у пивной Элефантов почти перестал с ним разговаривать, но по отдельным репликам, которые предназначались специально для него, понял, что к Марии ходит кто-то еще. Присутствие этого третьего иногда давало о себе знать: как-то Мария, позвонив, отменила Спирькин визит, и тот, отвернувшись к окну, переживал, нервно глотая сигаретный дым. А однажды соседка по палате, которая завидовала небольничному виду Марии, частым посещениям и обилию цветов, улучив момент, как бы невзначай сообщила Элефантову:
— Сегодня к ней муж приходил. Долго разговаривали, почти до самого обеда!
Элефантов понял, что это и есть Он. Но почему «муж»? Догадки досужей сплетницы? Или так отрекомендовала Мария? Недалекие, примитивные бабы всегда выдают любовников либо сожителей за законных супругов, чтобы подчеркнуть свою добропорядочность. Но Мария не станет прибегать к столь жалким уловкам.
Как бы невзначай, полушутя, он пересказал этот разговор Марии и напряженно замолчал. Нежинская неопределенно пожала плечами.
— Они же не знают, кто муж, кто не муж…
От этого обтекаемого, ничего не объясняющего и довольно двусмысленного ответа тоже дохнуло неискренностью. Почти неуловимо. Но достаточно для того, чтобы на душе заскребли кошки.
Впрочем, теперь кошки скребли на душе постоянно. От неопределенности положения. Ревности. Неотвязных тягостных мыслей.
Вчера, например, Мария привела его к остановке и посадила в подошедший троллейбус раньше обычного. Попросту говоря, выпроводила. Умело, так, чтобы он этого не заметил. Зачем?
Все дела и заботы отодвинулись для Элефантова на второй план, ничто его не интересовало, не радовало и не огорчало. Ничто, кроме одного. Мария. Мария. Мария. Он стал хмурым, невнимательным и рассеянным. Работа валилась из рук, исследования не продвигались ни на шаг, он с трудом отбывал урочные часы. И оживал, только когда шел к Марии. Нет, когда видел ее одну и проходили опасения, что можно столкнуться с Ним и оказаться в дурацком положении бедного родственника. Он ведь ужасно боялся дурацких положений. И не терпел неопределенности.
На первый решительный шаг его толкнул Спирька.
— Наверное, лучше не ходить к Марии, — он пришел с опухшей помятой физиономией, в обед выпил пива и опять захмелел. — Даже мне.
— Почему? — поинтересовался Элефантов.
— Видишь ли, в чем дело, — когда у Спирьки пробуждался алкогольный интеллект, он становился вычурным и велеречивым. — Можно ей помешать. У нее ведь свои дела, о которых ты, как человек, бесспорно, неглупый, — он сделал полупоклон, — безусловно, не можешь не догадываться. Она свободная женщина…
Элефантова передернуло.
— …и это многое означает. Не правда ли?
— А почему ты подчеркнул «даже мне»? — В Элефантове вновь начала зарождаться тихая ярость.
— Да потому, — Спирька многозначительно полузакрыл глаза, — что у меня с ней особые отношения, в которые тебе лучше не лезть.
Элефантов стиснул зубы. «Ах ты жалкая пьянь! Особые отношения! Да я сделаю из тебя котлету! Но вдруг это правда? Нет, к черту, хватит! Спрошу у нее напрямую! Если она занята и я ей мешаю, значит, надо взять себя в руки и кончать со всем этим! А если он пытается интриговать, то я отучу его раз и навсегда!»
— Сегодня у меня к тебе дело.
Элефантов волновался и безуспешно пытался это скрыть, но отступать не собирался.
— Пожалуйста, — Мария не выразила удивления, как будто по деловым вопросам к ней обращались тут каждый день.
— Ты обсуждаешь с уважаемым Валентином Спиридоновым мои визиты?
Волнение усилилось, он почувствовал, что у него дергаются губы. Никогда раньше такого с ним не было.
— Нет, — несколько удивленно ответила Нежинская. — Почему ты спросил?
— Наверное, не просто так.
Губы у него задергались еще сильнее.
— Ты волнуешься, — встревоженно сказала Мария. — Серега, ты сильно волнуешься!
— Да, я сильно волнуюсь, — голос предательски подрагивал. — Но я хочу знать правду…
Волнение Элефантова передалось и Марии, она говорила напряженно и нервно.
— …и я тебе отвечу. Спиридонов хороший человек — добрый, мягкий, отзывчивый. Но он не тот, кого я могла бы любить и находиться в близких отношениях…
Ее голос тоже дрогнул, на глаза навернулись слезы, она сдавила пальцами переносицу и запрокинула голову, но говорить не перестала.
— Не тот. Он недостоин любви. Мне очень неприятно говорить на эту тему, но раз ты поставил вопрос…
Ответ Марии опередил вопрос Элефантова, очевидно, она предугадала ход его мыслей.
— …Я считаю, что человека, готового на все ради бутылки водки, любить нельзя!
Она прикрыла глаза и, закрыв ладонями лицо, приложила пальцы к векам.
Такая реакция настолько не соответствовала ее обычной невозмутимости, что у Элефантова мелькнула чудовищно нелепая мысль: Мария играет, причем хорошо играет… Он даже не успел устыдиться: подозрение бесследно растворилось в нахлынувшей теплой волне. Она говорила искренне, она открыла свою душу, которую обычно прятала за напускным равнодушием и рискованной бесшабашностью, поэтому ее поведение и кажется необычным! Мария оказалась такой, какой он ее видел, и от этой мысли Элефантову — захотелось плясать!
— Успокойся, Машенька, — он отнял ее руки от лица и с жаром принялся их целовать. — Извини, что заставил тебя нервничать, ты хорошая, порядочная женщина…
— Порядочная! — с оттенком то ли горечи, то ли сарказма произнесла Мария, и Элефантов не понял, к чему относится эта горечь или сарказм.
— …А Спирька — мерзавец!
В подсознании Элефантова вертелся целый рой вопросов по поводу обстоятельств, косвенно подтверждающих слова Спирьки, но он отмел их начисто.
Если верить человеку, то полностью и безоговорочно. Именно так он и поверил Марии. А всякие зацепки для подозрений… Мало ли какие бывают совпадения, иной раз кажется, что факты бесспорны, а на самом деле за ними ничего не стоит. Мария откровенна и правдива, а раз так…
