— Завтра же набью ему морду!
Этих слов Элефантов не говорил уже лет двадцать пять — со времен начальной школы.
— Не хватало еще, чтобы вы из-за меня дрались — Мария несколько успокоилась. — Нашли яблоко раздора! Не вздумай этого делать!
Элефантов пообещал, но про себя решил, что, если Спирька хотя бы намеком еще раз бросит тень на Марию, он вобьет слова ему в глотку вместе с обломками зубов.
Но Спирька больше ничего о Марии не говорил. Да и вообще они совсем перестали разговаривать, за исключением тех случаев, когда по условиям работы без этого нельзя было обойтись.
Теперь Элефантов постоянно думал о Марии, — и мысли эти были радостнее, чем прежде. Раскрывшись с неожиданной стороны, она стала еще дороже.
«Вот видишь, — говорил себе Элефантов, — стоило только поговорить откровенно, по-человечески, и все стало на свои места! А ты почти год носил в себе сомнения, переживания и чувства, стеснялся… Она же не может читать мысли?» И он решил всегда быть с Нежинской прямым и честным.
В эти же дни, размышляя о взаимоотношениях с Марией, он неожиданно сочинил стихи. Они родились сами — оставалось только перенести на бумагу:
Будь все это игрою от скуки, Я, конечно, спокойней бы был И забыл твои нежные руки, Запах бархатной кожи забыл, Я не ждал бы тебя, как прохлады, И не видел бы в розовых снах, Позабыл бы я привкус помады На податливых мягких губах.
Постоянство мне служит укором, Но в привычном мелькании дней Все стоит перед мысленным взором Хрупкость стройной фигурки твоей.
Когда-то давно, в юности, он писал стихи одной женщине, но так и не показал их ей. Сейчас его тоже охватили сомнения: не будет ли он смешным?
Но колебался Элефантов недолго: он же решил быть откровенным и полностью доверять ей. А она сумеет правильно оценить его поступки.
— Удивительно…
Мария внимательно посмотрела на него и перечитала еще раз.
— Удивительно… — медленно повторила она. — Просто так этого не напишешь. Тут нужно вдохновение…
Мария с каким-то новым выражением рассматривала Элефантова, а он радостно думал, что не ошибся: только тонкая натура способна так точно все понять.
Фактически он признался ей в любви.
Выздоравливала Мария медленно: мучили головокружения, иногда нарушалась координация движений, резкость зрения. Ей кололи кучу витаминов и укрепляющих препаратов, но особого эффекта это не давало. Иногда Мария начинала грустить, и Элефантов ненавязчиво, исподволь ободрял ее, как бы невзначай рассказывая истории об аналогичных, только еще более тяжелых болезнях своих дальних знакомых, которые в конце концов полностью выздоравливали.
Ему удавалось ободрить ее, поднять настроение, и как-то она сказала:
— Ты действуешь на меня успокаивающе. Как это у тебя получается?
Он только пожал плечами. Ответить правду? Прозвучит слишком красиво и напыщенно.
— Не знаю.
Но то, что его поддержка нужна Марии, обрадовало Элефантова. Он чувствовал, что она стала относиться к нему лучше, и еще, уже в который раз, выругал себя за излишнюю гордость, мешавшую раньше открыться любимой женщине.
Но через несколько дней произошло событие, вновь выбившее его из колеи. Было воскресенье, и он приехал к Марии во внеурочное время — перед обедом.
— Сегодня мы не пойдем гулять, — она, как всегда, весело поздоровалась, поблагодарила за цветы. — Ко мне приедут из дома…
Они сидели на скамейке у входа в клинику, когда к ним вприпрыжку подбежал Игорек.
— Мама! — Он обхватил Марию за шею, и она прижала сынишку к себе.
Вслед за внуком не торопясь шла Варвара Петровна, а следом, широко улыбаясь, — Эдик Хлыстунов с объемистой хозяйственной сумкой в руках.
— Здравствуй, Серега, — он протянул руку, ничуть не удивляясь встрече. — Как наша больная?
— Да вроде поправляется. — Элефантов лихорадочно думал: почему Хлыстунов здесь? Обычная услужливость свойского парня — подвезти, поднести, проведать? Или нечто другое? Он умел быстро реагировать на неожиданные ситуации, но сейчас настолько растерялся, что не мог прийти ни к какому выводу.
— Пойдем, Мария, я тебе передачу до палаты донесу, а то сумка тяжеленная!
Элефантов первый раз встретился с матерью Марии, говорить им было не о чем, и он стал беседовать с Игорьком на школьные темы, одновременно напряженно обдумывая ситуацию.
Нежинской и Хлыстунова не было долго, раза в три дольше, чем требовалось, чтобы отнести передачу. За это время Элефантов связал воедино целую цепь, казалось, разрозненных фактов.
Эдик иногда звонил им и, поболтав с кем-нибудь из сотрудников, звал к телефону Марию. Время от времени он заходил, и Мария выходила его провожать. Все как в случае с Астаховым, один к одному, но Элефантов никогда раньше не обращал внимания на это совпадение, не проводил между Петром Васильевичем и Хлыстуновым никаких параллелей. Когда однажды Нежинский приревновал Марию к Эдику, Элефантов первым посмеялся над вздорностью подобных подозрений. Глупец! А цепочка разматывалась все дальше. Неоднократно Мария беседовала по телефону с матерью Эдика, на вопросы отвечала, что они знают друг друга давно, через общих знакомых. Элефантову показалось странным, что только после знакомства с Эдиком Мария выяснила, что давно знает его мать, но значения этому он не придал. В прошлом году Эдика видели в Хосте в то же время, когда там отдыхала Нежинская.
Но и это он посчитал случайностью.
И, наконец, последнее — недавно Эдик на своем «Москвиче» попал в аварию. Сам он не пострадал, но сетовал, что сильно повредил машину. Вот и разгадка таинственному происшествию с Нежинской!
Хлыстунов! Элефантов чувствовал себя последним идиотом, которого только что обвели вокруг пальца. И не один раз. Он вспомнил придуманный Честертоном эффект почтальона: от привычного, примелькавшегося человека не ждут чего-то необычного.
Вернулись Эдик с Марией. Веселые, оживленные. Он сыплет анекдотами, она смеется.
— Ну что, поехали? Я тебя подвезу!
Эдик всегда был услужливым парнем.
Мария поцеловала мать и сынишку.
— А нас?
И предприимчивым, старался ничего не упускать.
Она чмокнула Эдика и Элефантова.
— До свидания. Спасибо, что проведали.
Потом подошла к Эдику вплотную и три раза крепко поцеловала его в щеку.
Сердце у Элефантова покатилось куда-то вниз.
Эдик завез домой Варвару Петровну и Игорька, дружески попрощался и пообещал еще заехать. Чувствовалось, что он в семье свой человек.
— Где ты отдыхал? — спросил Элефантов, когда они остались одни.
— На море, — беспечно ответил Хлыстунов.
— В Хосте?
— Ага, — он отвел глаза и не спросил, откуда Сергей это знает.
— С Марией? — продолжал Элефантов, подумав, что любой на месте Эдика послал бы его к черту за такую назойливость.
— Ну как тебе сказать… Я в санатории, а она дикарем…
Эдик не любил ни с кем ссориться. Элефантов почувствовал, что он врет, но даже эта ложь дела не меняла.
— Я слышал, ты разбил машину?
— Кошмар! Вернулся из отпуска и на второй день — бац! Пришлось крыло менять и лобовое стекло! Еще
