И весь рабочий день размышляла: имела ли она моральное право назвать погибшую девочку родственницей только потому, что провела несколько минут в ее теле, да и то во сне?
Катя шла по длинному советскому универмагу. Она была совсем ребенком, когда наступили бурные девяностые, и жила тогда с родителями в Загорске. Может быть, поэтому ей так врезался в память этот поход по магазинам с мамой. Магазин был не только длинным, но и узким, со ступеньками между отделами. В нем толпились пролетарские женщины — все как одна в квадратных пальто серого или коричневого цвета, с большими сумками и начесанными волосами. Катя не видела их, ее вниманием завладели витрины с бижутерией. Ох, там лежали настоящие сокровища, вызывающе сверкая и маня экзотичностью. Катя просто прилипла к столу и не сразу заметила, что ее кто-то толкает. Оглянулась — и рассердилась, увидев серого мужика. Мужик пихал ее животом, вынуждая едва не лечь на витрину, и сверлил взглядом. Катя обиделась и треснула его ладонью. Попала в шею и поморщилась: как будто студень шлепнула.
Мужик не отстал, и Катя быстро пошла к выходу. Преследователь затерялся в толпе, Катя выскочила на улицу. Она была на «Бауманской», точно совершенно, ведь она училась в Бауманке и знала тут каждый квадратный сантиметр. Но почему-то станция называлась «Курской». Катя юркнула в боковой проход между павильончиками и тут увидела лоток. Обычный столик с мелким товаром. Там была бижутерия, и куда более красивая, чем в магазине.
Катя быстро отобрала все, что ей понравилось, получилась немаленькая горка. Самое главное, ей подошел оригинальный браслет с кольцом на цепочке. И тут в затылок кто-то задышал. Она обернулась — ну что за проклятие такое, опять этот серый приперся! Высказав ему все, что думала, в резких выражениях, Катя сгребла купленную бижутерию в сумку и быстро пошла в сторону Ладожской улицы.
Там не было укромных мест. Везде толпа. И белый день. Поэтому Катя очень удивилась, почувствовав, как в шею входит ледяной клинок ножа. Даже не испугалась.
Проснувшись, она рывком села и потрясла головой. Пора что-то делать. Но что?
Новости она смотрела очень внимательно, но не заметила ничего, похожего на ее сон. Может, обычный кошмар? Как ни странно, отделаться от тягостного воспоминания получилось очень легко, только немного саднила шея — в том месте, куда ударил серый мужик. Катя посмотрела в зеркало и обнаружила длинную царапину. Ну вот вам и ответ, засмеялась она: во сне почесалась, а ногти длинные, оцарапалась, а приснилось убийство.
Но вечером снова смотрела новости, не обращая внимания на подозрительный взгляд тетки.
Оно.
На этот раз Катя не испугалась. Она даже равнодушно смотрела на труп молодой женщины. Убита ударом ножа в шею, недалеко от метро «Бауманская». И вроде белый день, а свидетелей нет. Катя рассматривала не труп, а сумку. Из нее выкатился тот самый браслет — с кольцом на цепочке.
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — осведомилась тетка.
— Я это видела, — просто сказала Катя.
— В смысле, ты очевидец?
— Нет. Во сне. Как с Егором было. И девочку эту, внучку кагэбэшника, я видела. И девочку, и эту женщину убил этот серый мужик из нашего сквера.
— Очень интересно, — бесстрастно ответила тетка.
Катя пожала плечами и рассказала все в подробностях.
Тетка выслушала и посоветовала:
— Вот что, дорогая, выпей-ка ты на ночь глицинчику. От кошмаров помогает.
— А что делать с тем, что сны вещие?
— Разберемся. Тебе надо нервную систему беречь, она у тебя одна.
Катя подумала и решила, что тетка права. И таблетку съела.
Кошмаров действительно не было. Только страх. Но едва Катя почувствовала знакомый уже ужас, как в ее опущенную ладонь ткнулся чей-то холодный нос. Катя посмотрела и увидела здоровенную, лохматую немецкую овчарку.
— Привет, — сказала ей Катя.
Собака не ответила, конечно. Она дисциплинированно рысила подле ее левой ноги, и встречные расступались, пропуская Катю с этаким зверем. Потом пришлось идти по дорожке, так плотно обсаженной кустами, что овчарка отстала. Но Катя чувствовала, что собака рядом, поэтому не боялась. Правда, когда она миновала заросли и обернулась, собаки не было. Вместо нее был знакомый уже негр в белом костюме. Негр проводил Катю до дому. Молча. Наверное, он не говорил по-русски, а Катя забыла английский.
Тетка разобралась с вещими снами просто: позвонила участковому и спросила, не могут ли помочь следствию видения ее племянницы. Следствие вели не здесь, и вообще это было полной чушью, но почему-то участковый перезвонил и попросил Катю зайти. Не в отделение, в его кабинет. Катя после работы пошла, конечно. Она очень хотела, чтобы серого поймали.
Прием ей не понравился. В кабинете было четверо: участковый, почему-то имевший растерянный вид, следователь и двое мужчин, должность которых Кате не сообщили. Один был просто красавец: рослый брюнет с волосами до плеч и синими глазами. Настоящий вырожденец. Эмоции у него отсутствовали в принципе, он говорил как автомат с хорошим произношением — все правильно, но без души. Звали его Дмитрием Святославичем. А четвертый стоял у окна спиной ко всем. Когда Катя вошла, он повернулся, представился Константином Викторовичем Ковалевым и снова отвернулся.
Катя рассказала все, что видела во снах. С максимумом подробностей. Она старалась показать, что не какая-то сумасшедшая, наслушавшаяся новостей. То, что она рассказала, в новости не попало. Например, она вспомнила, как звали подружку убитой девочки, описала и всю бижутерию, купленную убитой женщиной.
Следователю показалось мало. Он принялся расспрашивать Катю, как давно она знакома с Егором, с соседями убитой девочки, какие отношения у нее были с убитой женщиной… И где скрывается серый мужик. Катя безмерно удивилась, потому что Егор — еще туда-сюда, но остальных она в жизни не видела! Следователь ловил ее на противоречиях и чуть не довел до слез.
— Да не знаю я этого! — воскликнула Катя.
— А вот мы тебя сейчас задержим… — со значением произнес следователь. — Как соучастницу. Посидишь в камере недельку — сразу все вспомнишь.
Катя задохнулась от возмущения. Мужчина у окна лениво повернулся:
— Хватит ваньку валять. Там не было никаких соучастников. И уж тем более — соучастниц.
Следователь метнул в его сторону неприязненный взгляд.
— А откуда она знает такие подробности?!
— Да она экстрасенс. Самый обыкновенный, каких по Москве пруд пруди.
— Знаешь, давай без этого, а? — раздраженно буркнул дознаватель. И Кате стало ясно, что мужчина у окна — главный. — Разведешь тут чертовщину…
— Чертовщину я, извини, не развожу, а вывожу. Девчонка ни при чем. Показания с нее снял? Ну и угомонись.
— Да как я их оформлять должен, а? — нешуточно взбесился следователь. — Сны по закону показаниями не считаются! А если она все так и видела…
Дмитрий Святославич медленно встал. Оперся ладонями о стол. Тяжело посмотрел в глаза следователю, и тот разом стушевался. Принялся какие-то бумажки перекладывать, и видно было по лицу: вырожденец раздражает его еще больше, чем Катино ясновидение.
— Ты сам хотел поехать с нами, — очень негромко, но четко, как будто вбивая слова в уши, произнес вырожденец. — Услышал, что хотел? Как ты это оформишь, меня не касается. Ее — тоже. У тебя к ней вопросы есть?
— Нет, — выплюнул следователь.
— Прекрасно. Костя, займись. — Вырожденец показал ему на Катю.
— А ты?
— Я здесь бесполезен. Подтянусь на конечном этапе.
— Отлично, — согласился Ковалев и подмигнул Кате: — Поработаем?
