2 сентября мы вновь погрузились на шлюпки и перед закатом были уже в открытом море. Тут нас ждала новая опасность: западный ветер поднял сильную зыбь, и так как шлюпки сидели глубоко, из них постоянно приходилось вычерпывать воду. Черпаками нам служили тяжелые и неудобные раковины, найденные на острове. Весь первый день мы не знали ни минуты отдыха.
Утром 13 – го мы увидели землю – голубоватое облачко на горизонте. Вначале мы просто не могли поверить, что это Тимор, однако мало-помалу даже скептики признали, что мы видим действительно землю. Но наши душевные и физические силы были столь истощены, что мы даже не смогли обрадоваться этому.
В довершение всех несчастий днем мы попали в полосу мертвого штиля. Сразу же были разобраны весла, и из последних сил мы принялись грести. Однако работать на веслах могли далеко не все: на пашей шлюпке некоторые пожилые матросы не имели сил даже сидеть – они лежали на дне, стонали и просили воды.
Как выглядел Тимор с моря, я не помню. В памяти моей запечатлелись лишь смутные картины зеленых холмов и далеких гор. Взгляд каждого из нас был прикован к береговой полосе. Прибой везде был очень силен, и мы несколько часов кряду искали место, где могли бы высадиться на берег без риска разбить шлюпку… но тщетно. Ближе к вечеру мы подошли к более тихому месту, и двое матросов поплыли к берегу за пресной водой, привязав себе на шеи бутылки. Утолив немного жажду, мы вновь пошли вдоль берега, пока наконец на следующее утро не наткнулись на удобное для высадки место, рядом с которым бил прозрачный ключ. Это произошло как нельзя более кстати, потому что еще сутки без воды никто из нас не продержался бы.
15 сентября около полуночи наша шлюпка подошла на расстояние пушечного выстрела к форту в бухте Купанг. Все вокруг спало. Неподалеку виднелся корабль и несколько небольших суденышек, однако тьма не позволила нам разглядеть, есть ли среди них хоть одна шлюпка с «Пандоры». Ночь была тиха, и только на одном из бастионов форта печально выла собака. Так нас приветствовал Купанг. Измученные долгим путешествием, мы решили подождать утра и уснули в шлюпке. Никогда еще мы не спали так крепко.
О том, что произошло между нашим прибытием в Купанг и минутой, когда мы увидели утесы Англии, я расскажу лишь вкратце. Капитан Эдвардс и его экипаж нашли в Купанге теплый прием у голландской Ост- Индской компании. Мы же, пленники, были гостями другого рода. Нас сразу же препроводили в форт и посадили в караульное помещение – мрачную камеру с каменным полом, освещавшуюся сквозь два маленьких зарешеченных оконца, прорезанных высоко в стене. Присматривавший за нами все тот же Паркин позаботился, чтобы удобств у нас было как можно меньше. Эдвардс не посетил караульное помещение ни разу, однако доктор Гамильтон о нас не забыл. Первую неделю он ухаживал за больными с «Пандоры», некоторые из которых умерли через несколько дней после нашего прибытия на Тимор, однако как только ему представилась возможность, он пришел к нам в тюрьму в сопровождении голландского врача. У нас к этому времени стало настолько грязно, что. прежде чем он вошел, слуги голландцев вместе с нами дочиста выскребли все помещение. Мы принялись умолять доктора Гамильтона, чтобы он попросил назначить вместо Паркина лейтенанта Корнера. Все напрасно: Корнер был слишком честен и добр, и Эдвардс на это не пошел.
6 октября мы вместе с оставшимися в живых членами экипажа «Пандоры» сели на корабль «Рембанг» голландской Ост-Индской компании, который должен был доставить нас в Батавию, на остров Ява. «Рембанг» был очень старым и так тек, что приходилось непрерывно откачивать воду. Эту работу возложили на нас, но как ни тяжела она была, мы предпочитали ее заключению в трюме. Около острова Флорес поднялся жестокий шторм, налетевший так внезапно, что почти все паруса разлетелись в клочья. Голландские моряки решили, что судну конец, тем более что вдруг отказали помпы и «Рембанг» начало быстро сносить к берегу. Лишь благодаря Эдвардсу, взявшему на себя командование, да нескольким опытным матросам нам удалось избежать кораблекрушения.
– Мы прибыли в Самаранг 30 октября и были несказанно обрадованы, найдя там нашу шхуну «Решимость». Оказывается, командовавший ею Оливер, потеряв нас в море, отправился к островам Дружбы, но прибыл не к острову Намука, назначенному местом встречи, а на остров Тофоа, который он ошибочно принял за Намуку, – поэтому-то мы и не встретились. Дальнейший его путь был усыпан опасностями и лишениями не меньшими, а быть может, и большими, нежели наши. Дойдя до большого рифа между Новой Гвинеей и Австралией, он стал искать проход, но тщетно, и наконец принял отчаянное решение: перескочить через риф на гребне большой волны. Вероятность успеха была ничтожная, но ему повезло, после чего, пополнив давно закончившийся запас воды у встречного голландского судна, Оливер довел шхуну до Самаранга. Эдвардс продал в Самаранге шхуну и разделил деньги между членами своего экипажа, чтобы они смогли купить себе самое необходимое. Моррисон и другие пленники, помогавшие ему в постройке шхуны, очень горевали, утешая себя лишь тем, что им удалось построить крепкое мореходное судно.
В Самаранге «Рембанг» немного подлатали, и мы дошли на нем до Батавии, где компания разделила нас на четыре группы и отправила на своих кораблях в долгий путь до Голландии. Капитан Эдвардс, несколько его офицеров и десять пленников, в том числе и я, были помещены на корабль «Врееденбург». Дойдя до мыса Доброй Надежды, мы нашли там английский корабль «Горгона» и пересели на него. У мыса Доброй Надежды мы простояли три месяца. Лейтенант Гарднер, командир «Горгоны» относился к нам неплохо: мы были прикованы только за одну ногу, ручных кандалов нам не надевали и даже выделили старый парус, на который мы могли ложиться ночью. Во время долгого перехода в Англию нам позволяли ежедневно проводить несколько часов на палубе. Все это весьма злило Эдвардса, но корабль был не его, и он не мог ничего поделать.
19 июня мы прибыли в Спитхед и до темноты успели бросить якорь в Портсмутской гавани. Со дня выхода «Баунти» в экспедицию прошло четыре с половиной года, из которых почти год и три месяца мы провели в кандалах.
Глава XIX. Сэр Джозеф Банкс
На всех судах, стоявших в Портсмутской гавани, было известно о приходе «Горгоны», равно как и о том, что на ее борту находится несколько мятежников со знаменитого «Баунти». 21 июня 1792 года нас перевели на стоявший в гавани военный корабль «Гектор», где мы должны были ожидать суда. День стоял обычный, собирался дождь, короткие волны разбивались о нос шлюпки. Мы двигались мимо кораблей, вдоль бортов которых толпились матросы, желавшие на нас поглазеть.
На борту «Гектора» нас приняли весьма торжественно. По обеим сторонам трапа стояли моряки, держа в руках мушкеты с примкнутыми штыками. В глубоком молчании мы прошли сквозь строй и спустились на пушечную палубу. Нас провели на корму, в кают-компанию младших офицеров, и мы с облегчением увидели, что больше с нами не собираются обращаться так, как делал это капитан Эдвардс. Никаких кандалов, приличная пища, подвесные койки, короче говоря, большего в нашем положении и ожидать было нельзя.
Не прошло и часа, как меня вызвали в каюту командира корабля, капитана Монтагью. Отпустив часового он весьма учтиво предложил мне сесть. О бунте не было сказано ни слова. Минут пятнадцать мы весьма мило болтали, словно я был офицером, которого капитан пригласил к себе отобедать. Он расспросил меня о
