в последнем форту заночевали, старались поддерживать ровную рысь.
Сулкары ездили верхом отнюдь не с легкостью гвардейцев: они мрачно никли в седлах, слишком тесных для этих великанов — Магнис Осберик вовсе не был среди них исключением, — но держались и не отставали с решимостью людей, для которых главным врагом было время.
Утро было ясным, на придорожных кустах в лучах солнца горели пурпурные цветы. Ветерок доносил спереди запах морских волн, и Саймон вдруг почувствовал такое воодушевление, какое не приходило к нему уже много лет… Он уже и не думал, что способен на подобное. И не заметил, что мурлычет что-то под нос, пока знакомый грудной голос слева не произнес:
— Рано пташечка запела…
Легкое ехидство не задело его.
— Не хочется в такое утро прислушиваться к недобрым предчувствиям… Слишком уж хорошо.
Она тронула кольчужный шарф, что окутывал ее плечи и шею, словно желая избавиться от него.
— Море… Как пахнет морем, — взгляд ее устремился вперед, туда, где дорога сливалась с горизонтом. — Капелька моря течет в крови людей Эсткарпа. Поэтому кровь сулкаров может смешиваться с нашей, прежде это случалось. Когда-нибудь я съезжу к морю… Просто так. Шум прибоя так притягивает к себе, знаешь, когда волны откатываются от берега…
Ее певучий шепот еще отдавался в его ушах, но Саймон внезапно насторожился и умолк. Естественно, у него не было дара ведьм Эсткарпа, но что-то пробудилось в его сердце, ожило, и, не успев толком что-либо сообразить, он сделал знак рукой, как учили его далеко отсюда.
— Да! — Ее рука взлетела вверх следом за его собственной, люди за ними остановились. Корис рывком обернулся, тоже подал сигнал и отряд встал целиком.
Оставив Тонстона за себя впереди, капитан поехал назад. Аванпосты в потере бдительности упрекнуть было нельзя.
— Что случилось? — требовательно спросил Корис.
— Мы едем в какую-то западню. — Саймон огляделся, дорога перед ними невинно нежилась в лучах солнца. Ничто не шевелилось, только в вышине кружила птица. Но весь его опыт, разум говорили, что перед ними разверстый капкан, ежесекундно готовый захлопнуться.
Удивление Кориса проходило. Он перевел взгляд от Саймона к ведьме. Она перегнулась в седле вперед, ноздри ее раздувались, усиленно втягивая воздух, словно принюхиваясь. Бросив поводья, она начертила в воздухе некие знаки, а потом убежденно и резко кивнула.
— Он прав, перед нами пустое пространство, за которым я ничего не вижу. Может быть, это силовой барьер… укрытие для засады.
— Но он-то как догадался… откуда у него дар? — моментально возмутился Корис. Он бросил на Саймона взгляд, в котором тот не мог прочитать ничего, кроме неодобрения. Потом что-то приказал и умчался готовить фланговую атаку, чтобы вспугнуть чересчур осторожных врагов из укрытия.
Саймон вытащил самострел. И в самом деле, откуда он знал, что его ждет опасность. Такое иногда случалось с ним, например, в ту ночь, когда он встретил Петрониуса, но никогда еще предчувствие не было столь ярким и сильным.
Ведьма держалась рядом с ним, как раз позади первой линии гвардейцев, теперь она читала заклинания. Из-под кольчуги она ухитрилась извлечь свой дымчатый кристалл, что был и оружием и знаком ее власти. И потом на вытянутой руке подняла его вверх и громко скомандовала что-то, но не на том языке, который с трудом одолел Саймон.
И тогда перед ними вдруг появились мрачные скалы, вздымавшиеся вверх, словно зубы из челюсти гиганта. А дорога бежала дальше, туда, где в виде арки сходились два утеса. Подножие отвесных скал закрывал кустарник, то бурый и засохший, то живой и зеленый.
Луч света из камня ударил в вершину утеса, что вздымался над остальными. Из нее повалил дым, густым пологом подернувший кустарник, да и сами утесы. И оттуда, из белой пелены в полном молчании повалили вооруженные, закованные в броню люди.
Выступавшие вперед забрала на гладких прилегавших к голове шлемах придавали им вид каких-то клювастых хищных птиц. И только абсолютное молчание — ни криков, ни команд — делало этот натиск словно бы нереальным.
— Сул… Сул… Сул! — мореходы обнажили мечи, под громогласные возгласы выстроились в линию, переломившуюся в клин, на острие которого был сам Магнис Осберик.
Гвардия молчала, Корис не отдавал приказов. Стрелки выбрали цели и уже стреляли навстречу, мечники выехали вперед с мечами наготове. У них было преимущество: все были на конях, а молчаливые враги сражались пешими.
Доспехи Эсткарпа Саймон уже изучил и прекрасно знал, где их слабые места. Но справедливы ли его наблюдения для брони воинов Колдера? Потому он все же прицелился в подмышку того колдерита, что замахнулся на гвардейца, первым приблизившегося к ощетинившемуся мечами катящему валу вражеской пехоты. Воин Колдера дернулся и упал, зарывшись в землю острым забралом.
— Сул… Сул… Сул! — Боевой клич воинов Сулкара ревом прибоя покрыл звуки начавшейся битвы — воины сходились, расходились, кружились в яростных поединках. В первые мгновения стычки Саймон обращал внимание только на свои действия — целился, стрелял. И только потом удивился воинам, с которыми они бились.
Ведь никто, ни один из них, не сделал даже попытки защититься. Один за одним слепо встречали они смерть, потому что пренебрегали зашитой. Не было никаких финтов, ударов они не отбивали ни клинком, ни щитом. Пехота врага билась с тупой свирепостью, но как-то без мысли. Словно механические игрушки, подумал Саймон, — завели и пустили шагать.
И их-то считали в этом мире самыми грозными воинами! Да на его глазах колдеритов косили, как дитя оловянных солдатиков.
Саймон опустил самострел. Ему не хотелось по одному щелкать слепых вояк. Шпорами он повернул скакуна вправо, и вовремя — одна клювастая голова повернулась к нему. Колдерит бросился вперед отрывистой рысью. Но не к Саймону, как тот ожидал, — к ведьме, ехавшей позади.
Умело владея лошадью, она уклонилась от удара и взмахнула мечом, но ее удар пришелся вкось, задел острое забрало воина и не попал по плечу.
Пусть в бою он казался незрячим, но уж работать-то клинком умел. Синяя лента стали сверкнула в его руке, меч ведьмы отлетел в сторону. Потом он отбросил в сторону и собственный меч, ухватил кольчужной перчаткой ведьму за пояс и, несмотря на все сопротивление, вытащил ее из седла с ловкостью, которой позавидовал бы и Корис.
Но Саймон был уже рядом, а странный недостаток всех воинов Колдера был присущ и этому. Ведьма столь отчаянно билась в его руках, что Саймон даже не посмел воспользоваться мечом. Он вынул ногу из стремени и, подъехав поближе, ударил воина носком сапога, вложив в этот удар все силы.
Удар пришелся прямо в круглый затылок воина и болью отозвался в ноге Саймона. Человек из Колдера споткнулся и рухнул вперед, подмяв под себя ведьму. Саймон выпрыгнул из седла, опасаясь, что подведет ушибленная нога. Кольчужные перчатки скользнули по панцирю на плечах колдерита, но Саймон все же сумел стащить тяжелое тело с задыхающейся женщины. Воин откатился на спину и лежал острым забралом кверху, словно жук шевеля руками и ногами.
Стянув металлические перчатки, женщина склонилась над поверженным и принялась расстегивать пряжки на шлеме. Саймон тронул ее за плечо.
— В седло! — приказал он, подводя ей своего коня.
Поглощенная делом, она отрицательно покачала головой. Упрямый ремень наконец поддался, и она сорвала шлем. Саймон, собственно, даже не думал, что за лицо ожидает увидеть. Впрочем, его воображение живее, чем хотелось бы ему самому, нарисовало несколько возможных портретов ненавистных чужаков… Но это лицо совершенно не соответствовало ни одному из них.
— Херлуин!
Увенчанный ястребом шлем Кориса заслонил это лицо от Саймона, и капитан гвардии Эсткарпа преклонил колена рядом с ведьмой, положив ладони на плечи поверженного, словно обнимая старого друга.
