использование этих сил для изгнания иракских войск из Кувейта и тем более нанесения удара по самому Ираку.
И в своем выступлении на сессии Генеральной Ассамблеи ООН 1 октября президент США не заикнулся о применении военной силы против Ирака. Наоборот, он подчеркнул, что «военная сила никогда не будет применена. Мы стремимся к мирному исходу, такому, который был бы достигнут дипломатическими средствами». Такая линия администрации США в тот период объяснялась наличием в стране сильных опасений насчет того, как бы прямое вовлечение США в военные действия в зоне Персидского залива не привело к «новому Вьетнаму».
И вот в этой ситуации первым о возможности применения силы против Ирака заговорил с трибуны ООН тогдашний советский министр иностранных дел Шеварднадзе. Конечно, и без его подсказки США сами пришли бы вскоре к тому же. Но американские политики, считавшие целесообразным и возможным добиваться ухода Ирака из Кувейта путем продолжения и при необходимости наращивания экономических и иных санкций, но без использования вооруженных сил, прямо говорили мне, что заявления советского министра помогали не им, а скорее тем, кому не терпелось разделаться с Ираком, не останавливаясь перед войной.
И когда США, вопреки своим недавним заверениям об обратном, официально поставили вопрос о принятии Советом Безопасности резолюции, разрешающей использование военной силы против Ирака, Шеварднадзе стал их верным помощником в проталкивании такого решения. Дело дошло до того, что, когда в октябре в Вашингтон в качестве личного представителя Горбачева, который еще колебался в этом вопросе, вылетел Примаков, чтобы попытаться отговорить Буша от курса на войну против Ирака, Шеварднадзе по своим каналам дал знать Бейкеру о своем неодобрительном отношении к миссии Примакова. По грубому, но по сути верному выражению близкого к Бейкеру работника госдепартамента, они расценили полученный от Шеварднадзе сигнал как его рекомендацию «насрать на все, что будет говорить Примаков». Поведавшие эту закулисную историю журналисты, пишут: «Это был еще один рубеж в отношениях между двумя странами. Советский министр иностранных дел и государственный департамент учиняли заговор, чтобы подорвать миссию специального эмиссара Кремля». Пожалуй, это был действительно «еще один рубеж», но не в отношениях между нашими странами, а в «грехопадении» Шеварднадзе, не остановившегося пред шагом, который мог быть квалифицирован, по сути, как сговор с иностранным государством за спиной и против главы своего государства.
Можно ли было после этого удивляться тому, что миссия Примакова не увенчалась успехом и развитие событий пошло по руслу, угодному руководству США и его лучшему другу Шеварднадзе.
Конечно, ввиду упорного отказа Ирака уйти из Кувейта в принципе возникала необходимость в оказании дополнительного давления на него, в частности путем принятия новой резолюции Совета Безопасности. Задача, однако, состояла в том, чтобы сделать резолюцию такой, которая, с одной стороны, служила бы серьезным дополнительным средством давления на Ирак, а с другой — не канализировала бы все усилия в военную плоскость, не делала бы применение вооруженных сил неизбежным. Другими словами, речь шла о создании ситуации, когда над Ираком был бы подвешен дамоклов меч, но не было бы необратимости и автоматизма в его использовании. Сказать это, разумеется, легче, чем сделать. Но в том и состоит непростое политическое и дипломатическое искусство, если не сводить его к высокопарной риторике.
Вместо этого, однако, Совет Безопасности по настоянию США и при личном участии Шеварднадзе принял резолюцию 678, главное смысловое положение которой гласило, что Совет Безопасности «уполномочивает государства — члены ОНН, сотрудничающие с правительством Кувейта, если Ирак на 15 января 1991 года или до этой даты полностью не выполнит, как предусматривается в пункте 1 выше, упомянутой резолюции, использовать все необходимые средства, с тем чтобы поддержать и выполнить резолюцию 660 (1990) и все последующие соответствующие резолюции и восстановить международный мир и безопасность в этом районе».
Уже одно то, что в резолюции устанавливался конкретный ультимативный срок (15 января), делало войну практически неизбежной. Так и произошло. Авторы резолюции (а в их числе оказался и СССР) сами себе связали руки в смысле ее предрешенности. Главное же — тот факт, что Совет Безопасности разрешил, вернее даже уполномочил государства антииракской коалиции использовать при этом все необходимые средства, означал предоставление им полной свободы рук в выборе таких средств.
Поскольку в резолюции не было обозначено никаких ограничений на этот счет, то, реши США применить ядерное или другое средство массового уничтожения, они и в данном случае формально были бы вправе говорить, будто это разрешено Советом Безопасности. Оставляя в стороне эту и другие гипотетические ситуации (хотя авторы резолюции обязаны были исключить малейшую возможность вольного ее толкования), а имея в виду то, что реально произошло после 15 января 1991 года, невозможно не прийти к выводу: масштабы и характер военных действий США и их союзников против Ирака вышли далеко за рамки задачи освобождения территории Кувейта.
В этом отношении трудно было не согласиться с характеристикой, которую дала западногерманская газета «Цайт»: «Что касается адекватности средств, то полагать, будто жертвы среди иракцев не были крупными, по меньшей мере наивно, все эти рассуждения не могут опровергнуть одного: степень жестокости по отношению к гражданскому населению, а затем — и к разбитой иракской армии превзошла все допустимые пределы, в ней не было нужды. Террор, который палачи Саддама насаждали в оккупированном Кувейте, — это факт. Но непреложным фактом остается также и террор воздушной войны, разыгравшейся на глазах багдадских детей. Половина нефтедобывающих объектов Ирака уничтожена бомбами, три четверти электростанций лежат в руинах, водоснабжение в городах не функционирует. Было ли это логичным и адекватном ответом? И допустимо ли было превращать в «поле смерти» возвышенность Мутла, по которой иракские войска отступали из Кувейта в Басру? Можно ли превращать битву в бойню? Была ли необходимость в столь резком наращивании мощи воздушных бомбардировок иракских городов именно в последние дни войны? Жертвы еще долго останутся на совести полевых генералов и командиров авиации союзников».
Единственное, с чем здесь нельзя согласиться, так это с тем, будто ответственность за содеянное лежит только на полевых командирах. Для того чтобы удостовериться в этом и вообще лучше понять замысел военных действий США против Ирака, достаточно послушать тогдашнего помощника президента США по национальной безопасности Скаукрофта, который откровенно заявил следующее: «Нынешняя война была исключительно удобной для использования мощи, которую мы создали для другой войны, войны в Западной Европе. Она позволила нам испытать нашу технику, наши концепции войны с воздуха и на суше и т. д.». Сказано цинично, но правдиво.
А все упреки относительно того, что их действия вышли за рамки мандата Совета Безопасности, США не без формальных оснований отводили ссылками на по существу «безразмерные» формулировки резолюции 678. И действительно, сами рамки мандата были определены настолько широко и нарочито расплывчато, что США и их союзники получили возможность помещать в эти рамки все, что им заблагорассудится. С этой точки зрения указанная резолюция вполне заслуживала включения в учебники по дипломатии в качестве образца того, как не должны формулироваться столь ответственные документы.
Приводились доводы насчет того, что, не дай мы согласия на такую резолюцию Совета Безопасности, США все равно предприняли бы военные действия против Ирака, но сделали бы это не под эгидой ООН, что было бы, дескать, еще хуже, поскольку у них была бы полная свобода рук. Довод, казалось бы, резонный, но он не бесспорный. Достаточно вспомнить, каких трудов стоило Бушу, уже имея карт-бланш от ООН, добиться согласия от конгресса США на использование вооруженных сил в районе Персидского залива; он получил его только 12 января 1991 года, за три дня до истечения предъявленного Ираку ультимативного срока, причем в сенате за предоставление президенту такого права проголосовало немногим более половины его состава (52 против 47 сенаторов). Ясно, что получить согласие конгресса на начало военных действий не по мандату Совета Безопасности, а самочинно Бушу было бы гораздо труднее, если бы вообще удалось его получить. Что же касается свободы рук в ведении военных действий, то, как все видели, она оказалась у США практически полной и при той резолюции Совета Безопасности, добиться которой им помог Шеварднадзе.
Поначалу я, по правде говоря, думал, что, соглашаясь на включение в резолюцию Совета
