полуразрушенным домом ее предков. Теперь слабые лучи послеполуденного солнца падали на Стену, делая снег и лед, на которые она отбрасывала длинные фиолетовые тени, великолепным, исполненном красоты зрелищем.
Но, возвращаясь домой, девушка чувствовала, что на ее сознание легла гораздо более густая тень. Она торопилась подчиниться приказу Сына Неба, посланному после десяти лет молчания. То, что рассказывал ей отец о шунг-ню, заставляло ее заглядывать за Великую Стену не со страхом, а с любопытством. Она знала, что за стеной тянутся бесконечные просторы степей, населенных безбожными дикарями, которые едят мясо сырым, никогда не моются и пытают цивилизованных людей. Но там же, за Стеной, открытые просторы и свежий воздух, там свобода и утраченная честь отца.
К тому времени как госпожа Серебряная Снежинка добралась до древней полукрепости-полужилого дома (престарелые лучники на сторожевой башне кивнули ей и ее сопровождению), ее заставлял торопиться не только холод, но и стремление подчиниться воле отца и узнать, какие новости заставили их самого молодого слугу рисковать собственной жизнью и жизнью лошади, чтобы как можно скорее добраться до нее и передать приказ возвращаться. Дрожа от холода и возбуждения, девушка сделала последний поворот – мимо пустого пространства, с которого прошлой зимой загадочно исчезла нефритовая статуя, мимо стены, с которой за последние два поколения стерлась краска – и попала в свой собственный крошечный дворик. Ширмы и стены приглушали суматоху, которая поднялась после ее возвращения.
Здесь Серебряную Снежинку схватила старая нянька – руками, похожими на цыплячьи лапы, но сильными, несмотря на старость, – и потащила во внутренние помещения, где ждали огонь, горячая вода и одежда, пусть поношенная, но теплая и безупречно чистая.
Но когда старуха собралась раздевать Серебряную Снежинку, девушка ее остановила.
– Матушка, такая служба, – и такая быстрота, подумала она, – тебе не под силу. Где моя служанка Ива?
– Она там. – Женщина показала в сторону двора. Несмотря на тщательно расставленные ширмы, в открытую дверь врывался сквозняк. Можно было мельком разглядеть клочок вечернего неба, ставшего фиолетовым, как весенняя одежда первой наложницы.
Нянька сделала жест, отвращающий зло. Если бы старуха не была для Серебряной Снежинки почти бабушкой, девушка ударила бы ее.
– Твоя недоверчивость глупа, – укоризненно сказала она. – Десять лет, с того самого времени, как отец привез ее с собой, Ива служит преданно и хорошо.
Старуха поклонилась – на руках у нее лежало тяжелое, стеганое, подбитое мехом платье – и что-то пробормотала, какой-то очередной слух об Иве.
– Опять глупость, – сказала Серебряная Снежинка. – Старушечьи сказки. Зачем девушке оборачиваться против дома, который спас ей жизнь? – Она пальцем потрогала горячую воду. – Вода слишком холодная. Добавь горячей и оставь меня.
Еще не привыкшая к тому, что ее недавняя воспитанница обращается с ней, как госпожа дома, женщина поклонилась и вышла. Пальцы закололо, в них возвращалось кровообращение; Серебряная Снежинка неловко расстегнула застежки, направляясь к служанке. Ива склонилась за ширмой, как всегда, словно не замечая холода. Слабый свет огня и двух экономно расставленных ламп освещал ее роскошные красновато-рыжие волосы, такого же цвета, как шкурка лисицы, с которой Ива словно разговаривала повизгиваниями и резким лаем. Так конюхи разговаривают с лошадьми, а дети – с разными домашними животными. На земле лежал кусок мяса – остаток ужина самой Ивы.
Опытная охотница. Серебряная Снежинка умела незаметно подбираться в своих плотных войлочных сапожках. Однако лисица и служанка услышали ее шаги и застыли, как преследуемые звери. Ива повернулась к хозяйке, на лице ее появилось выражение страха, страх отразился в необычных зеленых глазах. Именно цвет глаз, а также рыжие волосы заставляли темноволосых черноглазых ханьцев считать служанку необычайно уродливой, слишком похожей на страшных духов-лис, которых они так боятся. Серебряная Снежинка, самая снисходительная из всех хозяек, это суеверие сурово преследовала.
– Младшая сестра, узнай все, что тебе необходимо, но побыстрей. Ты мне нужна. – Серебряная Снежинка говорила негромко и с улыбкой, но твердо.
И, как будто они действительно понимали друг друга, Ива и лисица обменялись повизгиваниями. Потом лиса раз подала голос, принюхалась, схватила мясо и исчезла. Медленно, неловко Ива встала; ее зеленые глаза не отрывались от места, где во тьме исчезла лиса. Хромая, служанка направилась к госпоже.
– Если бы не родилась хромой, – больше к себе самой, чем к девушке обратилась Серебряная Снежинка, – осталась бы со мной или захотела бы, как говорят слухи, сменить шкуру и уйти к своим сестрам в меху?
Она считала, что говорит тихо, но не приняла во внимание ночной ветерок и сверхъестественную остроту слуха Ивы. Служанка осторожно взяла из пальцев Серебряной Снежинки застежки платья. Ее руки были теплыми, даже горячими; это еще одно обстоятельство, в котором винили ее остальные слуги: известно, что у лис – и у тех, в кого вселяется лисий дух, – кровь горячей, чем у обычной женщины. Это обстоятельство, а также рыжие волосы Ивы и ее умение обращаться с мелкими зверьками едва не погубили ее. Ее хотели убить, а спас купивший ее отец Серебряной Снежинки. С тех пор она преданно служила дому; и, как всегда. Серебряная Снежинка расслабилась и успокоилась под искусными теплыми прикосновениями рук служанки.
На меховое платье Серебряной Снежинки упали слезы.
– Когда твой отец купил меня и сделал твоей служанкой, он меня спас. Сначала меня хотели убить, как лису, потом – как рабское отродье. Как я могу тебя бросить – даже если бы не была калекой и могла бегать в шерсти, как мои сестры, – если обязана тебе жизнью? – спросила Ива. И тут же добавила, сверкая глазами, с каким-то невысказанным чувством:
– Скорее, это ты меня бросишь.
Быстро, как и появились, слезы высохли. Хромая, Ива повела госпожу по комнате. Они походили скорее ва сестер, чем на служанку и хозяйку. Как всегда. Серебряная Снежинка подумала: ((Ива просто не может быть лисьим духом. Известно всем, что лисы-духи не могут любить, они лишь делают вид, что любят и заботятся».
– Я тебя брошу? – переспросила Серебряная Снежинка. Она глубоко вдохнула, чтобы подавить нарастающее волнение. Она знала, что должна призвать ли и чи – атрибуты достоинства и мудрости, которые учитель Конфуций объявил необходимыми для достижения чун юн – безукоризненной и строгой дисциплины мыслей, к которой должен стремиться каждый человек. Однако достойные мысли трудно
