это.
Волшебница вернула шарики Майкайле. Уложенные рядом, они как раз заполняли всю ширину ладони девочки, и когда она попыталась их повернуть, шарики ударились друг о друга, издав металлический звук. Девочка попыталась крутить их в другую сторону, но уронила один, и он с громким звоном покатился по полу. Майкайла поморщилась от резкого звука и торопливо полезла за шариком под стол.
Выбравшись оттуда, она поймала страдальческий взгляд Харамис.
— Захвати их в свою комнату и тренируйся каждый день перед сном и с утра, как только проснешься. По крайней мере, если ты уронишь их на кровать, такого грохота не будет! — Харамис поднялась, явно собираясь идти спать. — Тебе надо упражняться до тех пор, пока не научишься каждой рукой поворачивать их в обе стороны бесшумно.
Задание было столь неожиданным, что Майкайла даже не догадалась спросить, чего ради ей приобретать такие навыки. А Харамис уже вышла из комнаты. В недоумении девочка положила шарики в шкатулку и поднялась в предназначенную для нее спальню. Переодевшись в ночную рубашку, она сразу улеглась в постель, ибо больше здесь просто нечего было делать.
Майкайла думала о том, как одинока она была в детстве, пока Файолон не переехал жить в Цитадель. Но ведь тогда с нею была семья, пусть даже и очень редко ее замечавшая. Да и прислуга в Цитадели всегда оставалась очень дружелюбной. Здесь же одна только Энья изредка разговариваете ней… Если Майкайле случалось проходить мимо кого-то из прочих слуг, те смотрели сквозь нее, словно она — невидимка. Узун отныне всегда готов беседовать с нею, и она часто долго просиживает рядом с ним, пока Харамис по вечерам занимается чем-то своим. Но Узун, будучи арфой, совершенно не может передвигаться: к тому же Майкайла, осторожно задавая вопросы, скрытые среди разговоров на обшие темы, убедилась, что он действительно слеп. По-видимому, последняя, унесшая жизнь, болезнь свалила оддлинга неожиданно, или Харамис сделала из него арфу только потому, что таково было первое попавшееся ей заклинание, способное сохранить его разум. Майкайле доводилось слышать о слепых арфистах, а сами арфы, разумеется, вообще не обладают глазами. Но ведь арфы, как правило, и неодушевленные! У Узуна замечательный слух, куда лучше, чем у Майкайлы — а у нее он не так уж плох, — и он компенсирует им неспособность видеть и двигаться, но все-таки ему известно лишь то, что можно услышать в кабинете Харамис и прилегающем коридоре. Майкайла все время думала, сильно ли это его беспокоит. Она всегда чувствовала, что от него исходит какая-то грусть, даже когда «голос» Узуна звучит более чем ободряюще, а когда он сам себе играет какие-нибудь песни, они оказываются полны меланхолии.
Усевшись на кровати, Майкайла снова взялась за шарики. Она подносила каждый к уху и встряхивала, вслушиваясь в разницу между тонами и раздумывая, чем она вызвана. Ей так хотелось, чтобы рядом оказался Файолон: можно было бы спросить его или хотя бы просто дать ему на них посмотреть.
«Они бы ему полюбились, — подумала она с тоской, — и жаль, что его здесь нет. Как-то он теперь себя чувствует там, на дороге?»
Держа шарики Харамис на правой ладони, она вытащила из-под одежды свою подвеску на зеленой ленточке и, забавляясь, стала постукивать ею по двум большим шарикам и вслушиваться в их звучание. Майкайла заметила, что если маленькую сферу поднести к большим сверху, то она трижды отражается в каждой из них. А если поместить ее рядом и смотреть сверху вниз, отражение образует между ними треугольник. Сперва сквозь этот треугольник была видна ее ладонь — она ведь как раз и была под шариками, — но через минуту пристального разглядывания изображение расплылось, а затем, когда оно снова прояснилось, Майкайла разглядела Файолона, лежавшего, закутавшись в спальный мешок, возле маленького костра. Подобный оборот дела так ее поразил, что Майкайла уронила шарики на кровать, а взявшись за них вторично, уже не смогла вернуть видения. В ту ночь она все же уснула с улыбкой на лице, думая о том, что шарики могут иметь назначение, о котором Харамис даже и не подозревает.
На следующее утро она проснулась почта на заре и сразу же снова взялась за шарики. Мысль о том, сможет ли она еще раз поймать изображение Файолона, как это случилось вчера, не давала ей покоя. Майкайла покатала шарики на ладони, заметив, что справляется с этим уже гораздо лучше. И тут обнаружила, что начинает входить в транс. Шарики на ладони стали разогреваться — так, что их трудно уже было держать. Она прикоснулась своей круглой подвеской к тем двум шарам и направила взгляд между ними.
Файолон был виден совершенно отчетливо, он спал на земле рядом с двумя привязанными фрониалами, запрятавшись в свой спальный мешок. «Ну лежебока, — удивилась Майкайла. — Интересно, не смогу ли я его разбудить?» Она слегка качнула шарики на ладони, и они тихонько зазвенели.
В ее видении Файолон открыл глаза и резко сел, схватившись за грудь. Может быть, его шарик тоже звякнул? Майкайле очень хотелось не только видеть, но и слышать все, что происходит вокруг него.
«А что, может быть, и удастся. По крайней мере стоит попробовать». Она почувствовала, как сознание движется куда-то вдаль и в голове возникает некое напряжение. И вот послышалось тихое посапывание спящих фрониалов, шелест деревьев и даже дыхание Файолона — несколько отрывистое, как если бы его только что разбудили, не дав досмотреть сон.
— Файолон, — мягко произнесла она, даже не понимая, вслух разговаривает или нет, — ты слышишь меня?
Он завертел головой, оглядываясь по сторонам:
— Майка? Где ты?
«Это просто чудо! — подумала девочка. — Может быть, Харамис вообще никогда не удастся нас разлучить».
— Я до сих пор торчу в этой дурацкой башне. Там, где ты меня оставил! — добавила она с укором. — Но я, кажется, обнаружила нечто интересное. Взгляни-ка на шарик, висящий у тебя на шее.
Файолон еще раз осмотрелся по сторонам и, пожав плечами, вытащил наконец из-под своего плаща шарик. Тот зазвенел, и маленькая подвеска в руке Майкайлы отозвалась таким же звуком, хотя девочка держала ее совершенно неподвижно. Большие шарики, касаясь подвески, начали резонировать и тоже зазвенели. Мальчик держал свой шарик перед глазами, и лицо его появилось на маленьком шарике Майкайлы, вытеснив изображения всех остальных предметов.
— Я вижу на нем твое лицо, Майка! — сказал Файолон удивленно. — Это что, какая-нибудь магия? Это волшебница научила тебя?
— Нет, она меня не учила, — сухо отрезала Майка, — просто у меня еще сохранились мозги. Я не уронила их в реку, когда она сажала нас на ламмергейеров. А что касается магии, — добавила девочка, подумав, — то Харамис, по-моему, была бы сильно раздражена, если б услышала, что ты называешь это магией. Вспомни, где мы их нашли! Наверняка это какие-то приборы Исчезнувших, с помощью которых они общались друг с другом. Может быть, их использовали в театре, чтобы подсказывать актеру позабытую роль.
— Пожалуй, ты права, — согласился Файолон. — Там их было великое множество, но те, что мы взяли, совершенно одинаковы. Может быть, они как-то связаны друг с другом? Но если они предназначались только для театра, как мы можем разговаривать на таком большом расстоянии?
— У меня есть на этот счет одна гипотеза, — объяснила Майкайла. — Харамис дала мне ящичек с двумя шариками того же типа, только побольше, — жаль, что не могу тебе их показать; они совершенно одинакового размера, но издают звуки разной высоты. А когда я спросила Харамис — почему, выяснилось, что она не знает или не желает в этом разбираться. Думаю, она вообще никогда не замечала разницы. Как тебе кажется, может, у нее даже нет музыкального слуха?
— Я слыхал, что такие люди бывают, — сказал Файолон. — Но тогда вряд ли она превратила бы господина Узуна в арфу, ведь музыка была бы для нее просто пустым местом. Да и все старые песни говорят, что она была музыкальна.
— Может быть, острота музыкального слуха снижается от старости, — сказала Майкайла. — Она ведь очень стара, да?
— Ей чуть больше двух столетий, — подтвердил Файолон. — Она должна была выйти замуж, когда произошло последнее Великое Тройное Соединение. А следующее должно наступить примерно через четыре года. Значит, ей лет двести десять — двести пятнадцать.
— Но люди не способны прожить так долго! — возразила Майкайла — Ты ничего не путаешь?
— Она не совсем обычный человек, — сказал Файолон, — она Великая Волшебница. И я больше чем
