бы усталой ты ни была. Каждый вечер без исключения, перед отходом ко сну. Ты сможешь проделать все это, не произнося вслух ни единого звука; никто из окружающих не догадается, чем ты занята. Могу ли я полагаться на твое обещание?
— Вполне.
— Каждый вечер?
— Каждый вечер.
— Хорошо. А если твой кузен, который способен разговаривать с ламмергейерами, воспользуется своим шариком, чтобы связаться с тобою, я ему сообщу, где ты.
Поддавшись внезапному порыву, Майкайла вдруг вскочила и обняла огромную птицу, насколько у нее хватило для этого рук:
— Огромное спасибо, Красный Глаз! Ты настоящий царь всех ламмергейеров.
— Ну что ж, в таком случае пошли, — Красный Глаз вытянул крыло, — нам пора в полет.
Незадолго до восхода солнца Майкайла уже стояла опять на тропинке возле храма Мерет и провожала взглядом улетающего Красного Глаза. Шарик на зелененькой ленточке был надежно привязан к птичьей лапе.
— Удачного перелета, Красный Глаз, — прошептала она. Затем повернулась и зашагала по тропинке к храму, не забыв воспользоваться заклинанием, которое делало ее невидимой — до тех пор, пока не проберется в отведенную ей комнату, умоется, переоденется и будет вполне готова к участию в обряде, посвященному восходу солнца.
Когда Майкайла присоединилась к прочим Дочерям Богини, приготовившимся, как всегда, чинно проследовать в Святилище, Старшая Дочь приветствовала ее одобрительным взглядом. Однако в соответствии с обычаями этого храма никто ни слова не произнес, пока не окончился завтрак. К тому времени Майкайла уже вновь все припомнила и вошла в колею; религиозные службы, последовательность разных ритуалов и весь распорядок дня показались ей такими естественными, будто она вовсе и не покидала храма.
— Ты не забыла о своем обещании, сестра, — проговорила Старшая Дочь. — Наша Богиня довольна тобою.
— Благодарю, старшая сестра, — произнесла она. «Хорошо, когда тебя встречают добрым словом. Начинаешь понимать, что человеческое общество может быть порой приятным».
Майкайла, как и обещала, каждый вечер разговаривала с Красным Глазом, хотя ей и нечего было ему рассказать. Всякий последующий день был в точности похож на предыдущий. Проведя в храме несколько дней, она все больше и больше поддавалась впечатлению, что вовсе не покидала его. Единственной новинкой оказался праздник Весны, посвященный ежегодному разливу реки Ноку, вызванному таянием снегов.
Во время этого празднования Младшая Дочь представляла саму Богиню в большой торжественной процессии, восседая на богато изукрашенном резьбой деревянном троне с высокой спинкой, который юные служители мужского полз постоянно носили на руках. Прочие Дочери Богини, облаченные в зеленые одеяния, шагали по бокам с опахалами в руках. Опахала, использовавшиеся в сей процессии, были столь велики, что большая часть собравшихся вряд ли вообще могла увидеть, сидит на этом троне кто-нибудь или же он совершенно пуст. К этому празднику всем им пришлось выучить несколько новых песнопений, но теперь для Майкайлы это уже не составляло труда; все ритуалы храма казались простыми и легко запоминающимися.
Все это она добросовестно пересказала Красному Глазу, добавив от себя, что праздник, в общем-то, по-настоящему утомителен. Ламмергейера, кажется, это позабавило.
Затем однажды вечером Супруг Богини Мерет пришел в покои Дочерей. Майкайла сперва очень удивилась, остальные восприняли его приход как явление естественное. Пожалуй, они выглядели немного возбужденными, явно старались не выказывать охватившего их волнения, но удивления, видимо, не испытал никто.
— Зачем он здесь? — прошептала Майкайла сидящей рядом девушке.
Та ответила удивленным взглядом.
— Настал момент Избрания, — зашептала она. — Он выберет ту, что должна стать Младшей Дочерью Богини на следующий год.
— А-а-а, — Майкайла молча стояла на месте, последовав примеру остальных девушек. На память ей пришли первая ночь, проведенная здесь, и тот поздний осенний вечер, когда ей стало ясно, что одну из Дочерей Богини называют младшей, независимо от того, действительно ли она моложе других или нет. Однако о том, как эту «младшую» выбирают, Майкайла еще не имела понятия. «Кажется, сейчас я и это выясню», — решила она.
Жрец, как обычно, оделся для этого ритуала во все черное; на нем была и золотая маска. Старшая Дочь Богини также надела маску, очевидно, заранее принесенную с собой из Святилища, где та обычно хранится. Жрица прошла в свою комнату и принесла оттуда небольшую шкатулку, поставив ее на скромный алтарь, установленный возле боковой стены общей комнаты Дочерей Богини. Майкайла, разумеется, замечала уже этот алтарь — с тех самых пор, как впервые появилась в храме, но ни разу еще не видела, чтобы им пользовались. Старшая Дочь Богини открыла шкатулку и извлекла из нее некий золотой головной убор, на который Майкайла уставилась с благоговейным удивлением. Такой необычайной вещицы ей еще видеть не приходилось: сделанный, похоже, из чистого золота, судя по тому изрядному усилию, которое приложила Старшая Дочь Богини, чтобы вытащить его из шкатулки, внешне этот головной убор представлял собой фигуру ламмергейера. Шея его была изогнута, а голова смотрела прямо вперед — на уровне лба того, кто надел бы его. Искусно сделанные крылья — на золотой поверхности можно было разглядеть каждое перышко — чуть загибались книзу, закрывая уши и щеки человека, надевшего сей диковинный убор. «Какой тяжеленный», — подумала Майкайла, наблюдая, как Старшая Дочь и Супруг Богини вдвоем держат его, стоя перед алтарем.
Дочери Мерет отправились к длинной скамье перед камином и расселись по своим местам; Майкайла торопливо последовала за ними. Если кто-то и заметил ее пристальный удивленный взгляд, то, по крайней мере, не подал вида, однако девушка почувствовала себя как-то неловко и неуверенно — впервые с тех пор, как окончательно выучила все песнопения и ритуалы.
Жрец принялся распевать молитву — новую, никогда еще Майкайлой не слышанную.
— Воздайте хвалу Пику юга, — начал он речитативом.
— Поцелуйте землю пред нею, пред хемсут, — отозвалась Старшая Дочь Богини.
— Восхвалите Мерет, могущественную.
— Восхвалите Мерет, сокрытую.
— Восхвалите Мерет, величественную.
— Восхвалите Мерет, мать всея земли.
— Восхвалите Мерет, источник великой реки.
— Восхвалите Мерет, источник самого моря.
— Хвала Мерет в ее безграничности.
— Хвала Мерет в ее сокрытости.
— Хвала Мерет во мраке ее.
— Хвала Мерет в выборе ее.
Супруг и Старшая Дочь Богини вдвоем проходили вдоль сидящих в ряд девушек и некоторое время держали над головой каждой из них золотой головной убор. Дочери Богини продолжали сидеть тихо, спокойно и неподвижно. Краем глаза Майкайла следила за происходящим, пытаясь разобраться, в чем тут смысл: ничего существенного, кажется, не происходило. Но вот жрец и жрица подошли к ней, подняли золотого ламмергейера над головой Майкайлы, и тут он, кажется, сам собою выскользнул из их рук.
Расстояние между головным убором и головой девушки было, пожалуй, не больше, чем толщина одного-двух пальцев, но Майкайла почувствовала такой удар, будто эта груда золота упала с огромной высоты. Под тяжестью согнулась шея, а пальцы рук инстинктивно сцепились. На какое-то мгновение Майкайлу охватило странное чувство, что головной убор движется, как если бы птица, в форме которой он изготовлен, была жива и старалась поудобнее устроиться на голове — удобнее для самого убора. Что касается Майкайлы, то она подумала, что эту тяжелую штуковину никогда и ни за что не назвала
