Монсо как будто без усилий нес их обоих, хотя Алон заставил его идти гораздо медленней, чем накануне вечером – к большому облегчению Эйдрис. Ход у кеплианца был необыкновенно ровный, и спутник девушки разнообразил скорость с изменением местности. Жеребец переходил от шага к рыси и иногда на галоп. Добравшись до дороги, ведущей к Южному Велдингу, Алон повел коня легким галопом.
Эйдрис поражалась выносливости Монсо Влажная глина дороги бесконечно уходила назад под неустанными ногами кеплианца, как вода вниз по течению. И ко времени остановки на дневную еду они, по подсчетам девушки, покрыли не менее десяти лиг.
Монсо пасся, а девушка, стоя рядом с ним, решилась коснуться его мускулистого черного плеча.
– Поразительный конь! Мало кто мог бы преодолеть такое расстояние, как он сегодня, неся одного всадника, не говоря уже о двоих. – Черный жеребец поднял голову, пучки зеленой травы торчали из его губ. Он шумно подул на девушку, и она засмеялась.
– А я нахожу поразительным, что он так легко принял тебя. – Алон лежал в тени высокой березы на берегу ручья. – До вчерашнего дня он никому, кроме меня, не разрешал прикоснуться к себе… и едва выносил присутствие Хилариона.
Эйдрис подошла к нему и села рядом, наслаждаясь прикосновением к свежей траве.
– Давно он у тебя? Сколько лет Монсо?
– Он родился в год Оборотня, – ответил Алон. – Когда мне было тринадцать.
«Значит, Алон родился в год Гиппогрифа, как и я», – сообразила Эйдрис. И, не подумав, спросила:
– А в каком месяце ты родился, Алон?
Он повернулся на бок, чтобы посмотреть на нее, и выражение его лица неожиданно стало серьезным.
– Не знаю, – ответил он. – И когда я сказал, что мне было тринадцать в году Оборотня, это мое предположение. На самом деле я не знаю.
– Ты сирота? – догадалась она, вспомнив его слова накануне вечером, что свой первый настоящий дом он нашел как приемыш Каттеи и Хилариона.
Он кивнул.
– Я считаю, что мне сейчас девятнадцать, но могу быть и старше. Правду я никогда не узнаю.
Эйдрис вспомнила, какое тепло и любовь окружали ее, когда она росла к Кар Гарудине, в годы, предшествовавшие исчезновению матери. «Может быть, – подумала она, – есть и нечто худшее, чем расти без дара. Гораздо более худшее…»
Ей захотелось попросить Алона рассказать историю его жизни, но она подавила это желание. «Нужно избегать… осложнений. У меня есть долг, и ничто не должно отвлекать меня от него».
– А тебе сколько лет? – негромко спросил Алон.
– Я родилась в месяц Сокола… девятнадцать лет назад, – ответила девушка.
– А почему… – начал он и замолчал, как будто передумал спрашивать. Чуть погодя он поднял голову и улыбнулся. – Вернулся Стальной Коготь… с подношением. Сегодня мы хорошо поужинаем!
Эйдрис села и смотрела, как Алон направляется к ближайшему дереву. На низкой ветке сидел сокол. А на траве под веткой лежал окровавленный комок бело-коричневых перьев. Молодой человек поднял курицу и покачал головой.
– Опять грабишь птичники? Я тебе говорил, что это опасно! А что если бы у фермера оказалось игольное ружье?
Птица наклонила голову и издала звук, который даже Эйдрис показался полным презрения.
– Мы могли бы обойтись кроликами, – настаивал Алон. Внимательней разглядев добычу сокола, он нахмурился. – Неудивительно, что ты так легко ее поймал. Она повидала немало весен.
Сокол принялся чистить перья, не обращая внимания на слова Алона.
Юноша шумно вздохнул, потом посмотрел на Эйдрис и пожал плечами.
– Я мог бы с таким же успехом поговорить с ветром.
Он начал ощипывать курицу. Эйдрис присоединилась к нему.
– Вы действительно разговариваете?
– Не так, как соколы разговаривают со своими друзьями сокольничими, – ответил он. – Стальной Коготь понимает большую часть того, что я говорю, но наш разговор обычно бывает односторонним. Я не могу разговаривать с ним, как Джонтал.
Сказительница посмотрела на сокола, вспоминая слышанные рассказы. Сокольничьи и их птицы неразрывно связаны, и смерть одного партнера почти неизбежно вызывает смерть другого, даже когда он не ранен и не болен. Она слышала, что иногда сокольничьи остаются жить после смерти своих крылатых собратьев, но не знала ни одного случая, чтобы такое пережил сокол.
«Месть… – подумала она. – Алон сказал, что сокол остался жить, чтобы отомстить убийце Джонтала…»У нее на губах вертелся вопрос, знает ли Алон убийцу своего друга, но она снова сдержалась.
«Скоро мы достигнем Лормта, – строго подумала она. – И там расстанемся навсегда. Побереги силы для собственного поиска!»
Позволив Монсо пастись еще с час, Алон снова оседлал полукровку, и они продолжили путь. Несколько раз Эйдрис замечала Стального Когтя, который летел так высоко, что казался черной точкой среди пушистых белых облаков, двигавшихся по весеннему голубому небу.
К тому времени как они достигли развилки, указывающей на путь к Южному Велдингу, солнце уже
