Батюшков по-прежнему метафорически обозначает богатства души, дары жизни, эстетизируя их и не называя прямыми именами. Его поэтического словоупотребления почти не коснулись перемены. Но художественная мысль и слог принадлежат уже зрелому мастеру. Новый Батюшков не может довольствовать мечтами и надеждами. Чувство и разум говорят ему, что путь человечества и каждого человека – исчезновение, смерть. Ни любовь, ни дружба, ни поэзия, ни ум, ни эмоции – ничто не может устоять перед забвением:
В мире царствует один всеобщий закон: земная жизнь – это не вечные наслаждения, а вечные утраты. Все тленно, все гибнет, и человек – всего лишь «минутный странник». Если раньше поэт отвергал суету, бежал от нее в уединенный «домик», надеялся, что удастся избежать ее, то ныне он понимает, что земной мир – это суета и спастись от нее нельзя: «Так здесь все суетно в обители сует!».
В поисках выхода Батюшков вновь уходит в себя. Эти типично романтическое решение вставшей перед ним проблемы. Внешняя материальная действительность мыслится косной, грубой, подвластной слепым законам и потому неспособной разрешить сомнения духа. Разрешение духовного кризиса надо искать в самом себе. Значит, для романтика на земле нет никакой точки опоры, кроме его «я». Но и оно исчезает. Грозные вопросы встали перед Батюшковым во всей остроте и мощи. Ответ на них поэт находит в религии, в вере, там, где соединены земное и небесное, человек и Бог.
Ощутив твердую почву веры, поэт преодолевает духовный кризис. Теперь надо найти место поэзии в новой жизненной программе. Результатом этих размышлений стало стихотворение «Надежда», открывшее раздел элегий в сборнике «Опыты в стихах и прозе».
В стихотворении слово «надежда» употреблено вкупе с выражением «лучшая жизнь» (т. е. загробная) – «надежда лучшей жизни». Теперь Батюшков думает о земном бытии как приготовлении к потустороннему блаженству. При этом религиозная вера и христианская мораль не препятствуют поэтическому творчеству. Надежда на «лучшую жизнь» – прежде всего «доверенность к Творцу», предполагающая приятие земной жизни во всей ее полноте. Творец, рассуждает Батюшков, «Меня провел сквозь бранный пламень»; его рука «таинственно спасала» от врага; он дал силу «сносить Труды и глад и непогоду» и «в бедстве сохранить Души возвышенной свободу…». Доверие к Творцу – доверие к жизни. В его ведении и наша любовь к прекрасному и к поэзии:
Отказ от земных испытаний и радостей, печалей и наслаждений, от всех жизненных впечатлений и выражающей их поэзии не выдерживает критики с религиозно-гуманистической точки зрения. Это был очень важный момент в умонастроении Батюшкова. Отныне земная жизнь осмыслена не в эпикурейском плане, а в серьезно трагическом, подчас даже с явными нотами безысходности («Изречение Мельхиседека»), но от нее не отринуты ни человечность, ни красота, ни поэзия. Ключевое слово в этой жизненной программе «надежда» связывается со словами «терпение» и «мужество». В его смысловой круг входят понятия твердости, стойкости перед ударами судьбы («Мужайся; будь в терпенье камень»).
Перемена в миросозерцании побудила Батюшкова к интенсивному литературному творчеству. В это время он написал «Песнь Гаральда Смелого», начал элегию «Переход через Рейн» и стихотворение «Гезиод и Омир – соперники». Тогда же поэт счел нужным обобщить свой опыт лирика в нескольких статьях («Ариост и Тасс», «Петрарка», «О впечатлениях и жизни поэта», «<Нечто о поэте и поэзии>», «О характере Ломоносова», «Две аллегории», «О лучших свойствах сердца»). Впоследствии к ним присоединились «Вечер у Кантемира» и «Речь о влиянии легкой поэзии на язык».
В статьях Батюшков формулирует и защищает от нападок принципы романтизма: «Надобно, чтобы вся жизнь, все тайные помышления, все пристрастия клонились к одному предмету, и сей предмет должен быть – Искусство. Поэзия, осмелюсь сказать, требует всего человека». Батюшков имел в виду не только полную самоотдачу в искусстве, но и полноту и многообразие впечатлений, в которых нуждается поэзия, ибо скудный жизненный опыт истощает ее. По мнению Батюшкова, можно знать правила, можно изучить образцы, но научиться «творить изящное» нельзя. Он не считает, что социальные условия формируют «образ жизни» поэта и его характер, но не отрицает влияния общества, хотя оценивает воздействие внешней среды целиком отрицательно. В «Речи о влиянии легкой поэзии на язык» Батюшков горячо отстаивал важное значение малых лирических жанров («поэзия и в малых сих родах есть искусство трудное, требующее всей жизни и всех усилий душевных»), говоривших «языком страсти и любви, любимейшим языком муз». При этом он ссылался на историю греческой, римской и русской словесности.
«Опыты в стихах и прозе»
Своеобразным завершением творческой жизни Батюшкова на рубеже 1816–1817 гг. и крупнейшим событием в литературе того времени стал сборник «Опыты в стихах и прозе», вышедший в свет осенью 1817 г. Сборник готовился довольно долго. Щепетильный и мнительный, поэт был не уверен в своем таланте, отказался поместить портрет и строго предупреждал своего друга Гнедича, чтобы тот выпустил книгу «без шуму, без похвал, без артиллерии».
Название «Опыты…» Батюшков дал своей книге, по всей видимости, в подражание любимому им Монтеню. Смысл заглавия можно понять не как «ученические пробы пера», а как «опыты жизни», воплощенные в стихах и в прозе. В предваряющем стихотворную часть послании «К друзьям» поэт дает ключ к расшифровке заглавия и к построению сборника: он пишет об истории своих «страстей». Сборник стихов – это «журнал», т. е. дневник.
Батюшков стремился представить свою жизнь в разнообразии страстей, мыслей, настроений, а свое лирическое творчество – в многообразии жанров. Весь стихотворный материал был разделен на три части по жанровому принципу: «Элегии», «Послания», «Смесь». Жанровый принцип расположения стихотворений свидетельствовал о том, что над Батюшковым еще тяготели жанровое мышление, приличия, правила и регламентации, сохранившиеся в литературе и после ушедшего XVIII в. Однако этот принцип был выдержан не до конца: например, в раздел «Смесь» попали такие типичные исторические (эпические) элегии, как «Умирающий Тасс» и «Переход через Рейн», послание «К Никите», а в раздел «Элегии» были включены послания «К Г<недичу>», «К Д<ашкову>», «К другу». Это означало, что жанровые перегородки стали стираться, а сами жанры смешиваться. Батюшков и был одним из первых поэтов, кто способствовал диффузии лирических жанров и предпочитал мыслить элегии, послания и другие «средние» жанры в составе некоей общей малой формы («малые жанры»), почти не делая различий между, например, элегией и посланием.
Критика встретила «Опыты в стихах и прозе» доброжелательно. Книга принесла поэту известность и закрепила за ним славу одного из крупнейших современных лириков в кругу знатоков и ценителей поэзии.
По-прежнему неудовлетворенный современным ему обществом и ходом истории в целом, разочарованный в земной жизни, не дающей подлинного и, главное, вечного счастья, Батюшков выбирает
