появление Мирона.
— Выследили… — едва слышно прошептала она. — Не сумела… Теперь все!..
— Не надо так отчаиваться. Попытаемся его спасти!..
— Спасти?! — в глазах Майи надежда боролась с недоверием. — Жеку можно спасти?!
— Майя! — Мирон старался придать своему голосу твердость и решительность. — Ты сейчас дашь мне ключ от своей квартиры и минут пятнадцать побудешь на улице. Мне надо поговорить с твоим Жекой, как мужчине с мужчиной. Идет?
Майя зажмурилась и закивала. Из кармана жакета, который она надела поверх синего платья, достала плоский ключ, отдала Мирону.
— А вы меня не обманываете? — заглянула она в его глаза.
— Нет, Майя, не обманываю. Судить его, конечно, будут. Он это и сам понимает… Понимает?
— Понимает…
— А вот наказание может быть очень суровым. Даже самым суровым. А может быть и относительно мягким. Это будет во многом зависеть от результатов нашего с ним разговора… Ну я пошел. Придешь минут через пятнадцать, не раньше.
И ободряюще улыбнувшись Майе, вошел в подъезд.
Майя прошла во двор, села на скамейку и стала ждать.
Тихо открыв и закрыв за собой дверь, Мирон вошел и квартиру. В прихожей поставил в уголок хозяйственную сумку.
На кухне горел свет. Влад остановился у открытой двери. Доля сидел за кухонным столом и чистил картошку.
— Евгений Иванович, если не ошибаюсь?
Доля уронил недочищенную картофелину, вскочил на ноги. Какие-то секунды лицо его было воплощением испуга. Но постепенно до него доходило, что это не милиция за ним пришла, а просто забрел со двора парень, возможно, бывший Майин ухажер. Испуганное выражение исчезло с лица и сменилось угрожающим. С ножом, которым он чистил картошку, Доля шагнул вперед к незнакомцу:
— Ну, чего надо? Чего пришел?
Незнакомец улыбнулся:
— Ножик-то положите! У меня игрушка посерьезнее! — достал из кармана черный массивный пистолет. — Клади нож, сядь, поговорим!..
Продолжая недоумевать: кто это? кто-нибудь из дружков Серегина? — Доля оставил на кухне нож, прошел в комнату, сел против незнакомца за круглый обеденный стол, покрытый старомодной плюшевой скатертью с помпончиками-висюльками.
— Представляюсь: следователь городского управления милиции капитан Влад Мирон Петрович. Разговор у нас серьезный, а времени мало. Минут через пятнадцать придет Майя, а разговор надо закончить в основном до ее прихода… Историю своих отношений с Жанной Вишневецкой и с Серегиным. Коротко.
Владу показалось, что его собеседник внутренне облегченно, даже удовлетворенно вздохнул.
— Серегин подсел ко мне на стадионе. Познакомились…
— Это было?
— Второго августа. На следующий день познакомил с Жанной.
— И она тебе сразу очень понравилась как женщина?
Доля кивнул:
— Очень она меня к себе расположила. На откровенность вызвала. А у меня как раз конфликт возник с начальником отдела…
— С Булатом?
— С Булатом… Вы знаете суть конфликта?
— Знаю.
— В общих чертах, наверное?.. А знаете, что он более трех лет меня обкрадывал, присваивал себе мои рацпредложения и изобретения? А за автогенный перфоратор мне пришлось даже морду ему побить…
— И об этом знаю. Продолжай о Вишневецкой.
— Продолжаю. Мы стали встречаться с ней каждый день…
— Где?
— Сначала у Серегина, а потом у нее. Стали жить.
— Когда остался у нее первый раз?
— Седьмого. Вели с ней длинные разговоры о том, что нечего мне на Булата холку гнуть, что голова и руки у меня золотые и было бы у нас много денег, уехали бы мы куда-нибудь, домик бы купили. Я работал бы где-нибудь на скромном месте, занимался бы изобретательством, сам патентовал бы, без всяких Булатов. Ей тоже надоело проводить молодость медсестрой в больнице…
— А в какой больнице она работает?
— Не знаю. Она не говорила, а я не спрашивал… Словом, дело, говорила она мне, за деньгами. Где их взять — Николай подскажет.
— И подсказал?
— Подсказал… А почему вы меня не у себя допрашиваете? Не в милиции?
— Есть причины. Скоро узнаешь. Сейчас я тебе должен кое-что показать. Специально для тебя захватил. — Влад достал из кармана паспорт. — Посмотри-ка!
Доля раскрыл документ, взглянул на фотографию:
— Жанна…
— Нет, ты прочти.
— Перуанская Галина Викторовна… Ничего не понимаю!
— Сейчас поймешь. Что там в паспорте лежит?
Евгений перевернул страницу:
— Билет на самолет. Выписан Перуанской. На завтра!
— И у Серегина билет на этот же самолет. Тебе забыли купить. Когда деньги должны забрать из камеры хранения?
— И об этом знаете?! Они что — уже все рассказали?.. Впрочем, неважно. Сначала хотели двадцать восьмого, когда мой круиз кончится и я в институт вернусь. А вчера Жанна сказала, что узнавала — срок хранения трое суток. Потом все просроченные ячейки вскрывают. Если, говорит, в понедельник не возьмем — все старания коту под хвост. Уговорила пойти завтра утром… Жаль, что вы пришли сюда…
— Почему?
— Потому что теперь вы мне не поверите. А я ведь хотел утром, до возвращения Жанны с дежурства, пойти на вокзал один и принести деньги в милицию…
— С повинной явиться хотел? Но как бы ты сумел деньги взять? Ты ведь знаешь только свои две цифры.
— Смог бы. Я набирал вторым. Попросил Серегина отойти, чтобы он щелчков не слышал — я ведь уже немного догадывался, что это за птица. Он отошел. Я, когда стал набирать, отодрал кусок пластыря, которым он свои цифры заклеил, посмотрел, что он набрал, и на место прилепил…
— Что же получилось?
— Сорок третья ячейка, Д682. Я восемьдесят два набрал — число своих лет. Только цифры местами поменял.
— Майе ты говорил, что хочешь явиться с повинной?
— Сказал в такси, когда мы от Жанны сюда ехали.
— Тогда я тебе верю… Ты знаешь, что добровольная явка с повинной не избавляет от наказания?
— Знаю. Но что попишешь!..
— Теперь слушай внимательно. Твоя Жанна… Впрочем, сначала она была Еленой Сутеевой. Потом, в шестнадцать лет, убежала от родителей и стала Нонной Чарской, затем — Жанной Вишневецкой, а теперь чуть было не стала Галиной Перуанской. Ладно, пусть Жанна. Так вот, твоя Жанна ни в какой больнице не работала и ни на какие дежурства не ходила. Она вообще в своей жизни не работала ни часа, если не
