Весенин.
Расхаживая по кабинету, старшина продолжал рассуждать и сопоставлять. Работник Весенин отличный. Но ведь и засланный шпион тоже должен быть не дураком и знать, что хорошая работа — лучшая рекомендация деловых качеств.
Но, замаскировавшись, разве вражеский шпион станет говорить старшине, что он, Весенин, все понимает, что старшина вовсе не старшина, а следователь-контрразведчик, что он ищет убийцу капитана Егорова. Нет, шпион, убийца на такой откровенный разговор не решится. Он затаится.
Старший лейтенант постоял у окна, покурил, потом направился к подполковнику Тарасову.
— Разрешите?
— Заходи. Здравствуй. Что у тебя?
— Сегодня ЧП. Снова даны неверные ориентиры. С майором Спасовым я переговорил, представился ему. Нашему расследованию он не помешает. Это первое, товарищ подполковник. Второе… Меня раскрыл Весенин. Я не стал разубеждать его.
— Почему?
— Так вышло. К вам выбраться с ним не мог, а вы ко мне не ехали.
— В штаб армии вызывали. Ну ничего, будем исправлять ошибки вместе. Так что же вы насчет последнего ЧП думаете? Почему неверные ориентиры даны летчикам, артиллеристам? Дешифровщики утратили способность точно работать? Может быть, Весенина вина?
— Нет, Весенин ни при чем, и дешифровщики работают точно. Я все время думаю о сургучном оттиске. Он — ключ к раскрытию преступления. Если печать осторожно срезать, вскрыть конверт, смыть верные показания, нести другие, тогда и произойдет то, что случилось сегодня.
— Что же молчал до сих пор?
— Мне эта версия пришла в голову, когда произошло ЧП. Только сегодня. Ее проверить надо. Я хочу сказать, что брать преступника надо во время совершения преступления.
— Выкладывай сбой план. Может, оперативная группа нужна?
— Нет. Сам, пожалуй, все сделаю. А план прост. Майор Спасов отругает своих подчиненных и на этом успокоится, потребует от них, конечно, впредь быть внимательней. Я вернусь в фотоотделение. Там заново отпечатают кадр с дальнобойной артбатареей и вручат мне для доставки в штаб. Я это и сделаю. По часам установлю, сколько потребуется времени…
— Зачем время?
— Вчера срочный пакет в штаб корпуса был доставлен через тридцать шесть минут. Между штабом и фотоотделением 2800 метров.
— Когда успел замерить?
— Вчера довелось раскатывать на «виллисе», так завернул и к своим в фотоотделение. Вроде чтоб пообедать. Спиртом угостили. Возвращаясь в штаб, по спидометру замерил.
— Ясно.
— Итак, 2800 метров. На преодоление этого расстояния нужно максимум двадцать пять минут. Ну пусть двадцать семь — двадцать восемь. Куда же остальные потрачены? Они и ушли на то, чтоб осторожненько срезать печать, нанести ложные данные и снова прилепить печать.
— Да… Но кругом люди. Туда-сюда машины снуют.
— Снуют. Люди кругом. Но метрах в ста от дороги дощатый сарайчик стоит. Я наведывался к нему. Там как раз мальчишки коров пасли. Я поинтересовался, что за сараюшка. Сказали, что какие-то военные в ней взрывчатку хранили. Я же думаю, что это дорожники соорудили его. Для динамита… или для тола. В карьере бутовый камень добывали взрывами. Кусок фанеры нашел там. И не просто валялся, а за тесину засунут. Чурбан в уголке лежит… Поставь его на-попа, приспособь фанерку и рисуй.
— Что-то уж очень легко, как-то несерьезно… Ну, слетали зря, сбросили бомбы не туда, куда надо. Ну и что? Укус блохи.
— Укус блохи… Согласен. Но все же — понятно на Егорова. Кому-то это было нужно…
— Да, да. У тебя все?
— Все, бегу. Митро ждет.
Старшина Игнатьев появился в фотоотделении в тот момент, когда Косушков передавал майору Спасову отпечатанный снимок.
— Отдешифрируй, — обратился к Весенину Спасов. — Ага, вот и старшина. Подготовят снимок — дойдешь до штаба и отдашь. Понятно?
— Понятно, товарищ майор, — ответил Игнатьев.
Весенин разгладил снимок о ребро столешницы, взял лупу, рейсфедер, приступил к работе. Игнатьев подсел к нему.
Старший сержант обвел кружками три точечки, расположенные посреди пестрых квадратиков. Около них обозначил условным знаком — зенитную батарею, затем подчеркнул кое-что. Через десять минут снимок был отдешифрирован. Жирной чертой Весенин обвел темное пятно, провел от него стрелу, прямо на картоне написал: «Дальнобойная артбатарея».
Игнатьев шепотом спросил:
— Слушай, Игорь, как ты определил, что это батарея дальнобойных орудий? Если не секрет, расскажи. Любопытно…
— Видишь ли, — Весенин поднял голову от снимка, повернулся к старшине. — Возьми лупу, старшина. Бери, бери, не бойся — не взорвется. Видишь — фигурные плешины? Это лес. На первый взгляд кажется — ничего подозрительного. Теперь глянь сюда. Видишь три острых угла? Как веера. В основании углов точки. Это и есть батарея. Найти ее трудно, если сноровки, конечно, нет: она здорово замаскирована. Тут такое дело… Когда из орудия, укрытого в лесу, стреляют, то струя воздуха от летящего снаряда обламывает ветки, срывает листья с деревьев, выжигает траву. Зимою этой струей воздуха, пламенем сбиваются снежные шапки с деревьев. На снимке с большой высоты эти оббитые деревья и образуют такой угол. «Огневой конус» называется.
— Интересно! — сказал старшина. — И давно ты дешифрируешь?
— Почти с самого начала войны. Товарищ майор, подпишите, — обратился Весенин к начальнику фотоотделения Спасову.
Тот взглянул на снимок, подписал и передал старшине.
— Неси в штаб, старшина.
На путь от фотоотделения до штаба ушло 24 минуты. Шел старшина нормальным шагом. Если чуточку ускорить, рассудил он, на преступление можно выкроить еще несколько минут. Следователь в штаб не зашел, помчался в разведку. Вбежал в кабинет, достал из сейфа фотосхему, что Спасов оставил, расстелил на столе, сравнил со снимком, который только что отдешифрировал Весенин. Полное несовпадение. Игнатьев взял лупу, зажег настольную лампу с двухсотсвечовой колбой, стал разглядывать место, где должна быть артбатарея противника. То, что он увидел, заставило учащенно забиться сердце. На глянцевато-темной поверхности снимка ясно видны слабые следы подтеков, точечные остатки туши и углубления от нажима пером. Стало все ясным. Артбатарея на фотосхеме указана Весениным правильно. Кто-то стер обведенный им круг и вычертил свой, указывающий ложное место огневых позиций. Тот, кто сделал это, и есть преступник.
Старшина опустился на стул, положил перед собой фотосхему и повторный снимок.
«Итак, ответ на вопрос «Кто?» — найден, — подумал Игнатьев. — Шаповал. Это он доставил схему в штаб. Это он опоздал на 12 минут. Зачем ему это было нужно? Кто он такой? Откуда взялся?».
Старшина встал, сложил схему, сунул в карман, пошел к полковнику Тарасову. Шел и думал: «Здорово получилось, что майор Спасов отвалил трое суток ареста. Не будь ареста, он был бы привязан к фотоотделению, не имел возможности прибежать к себе в кабинет; не будь ареста, о ЧП узнал бы тогда, когда майор начал разбирательство, и он, старшина Игнатьев, не смог бы помешать ему. Как говорят, «не было бы счастья, да несчастье помогло».
— У себя? — спросил старшина дежурного.
— Нет.
— Где?
— Вызвали в штаб армии.
