— Милый, — деловито заметила Марша, — это невозможно.
— Почему?..
— Она… — Марша сделала неопределенный жест, — у нее нет того, что тебе нужно…
— А об остальном тебе наплевать?
— Ну не сходи с ума. Это беспредметный разговор. Ты ведь не стал бы спорить о розовых крокодилах. Их не существу-у-ет! Широким шагом Гамильтон ринулся в гостиную и схватил Силки за руку.
— Пошли! — отрывисто приказал он. — Спустимся в мой подвал послушать квартеты Бетховена.
Недоуменная девушка, спотыкаясь, неохотно побрела за Джеком.
— А как же обед?
— К черту обед! — Он рывком распахнул дверь на лестницу. — Поторопись, пока Притчет не упразднила музыку. В подвале было холодно и сыро. Гамильтон включил обогреватель и спустил шторы. Когда вместе с теплом вернулся уют, Джек принялся пачками доставать пластинки.
— Что будем слушать? — спросил он нервно.
Перепуганная Силки жалась к дверям.
— Я хочу есть! Марша приготовила чудный обед…
— Только скот ест! — проворчал Гамильтон. — Отвратительное занятие.
И неприличное! Я отменил его.
— Не понимаю! — жалобно заныла Силки.
Включив усилитель, Гамильтон подкрутил регуляторы.
— Что скажешь о моей системе? — гордо спросил он.
— М-м… симпатичная.
— Симпатичная… Параллельный выход в противофазе! Никаких искажений вплоть до тридцати тысяч герц. Одних низкочастотных колонок — четыре!
Восемь — высокочастотных. Трансформаторы ручной работы. Алмазный звукосниматель, идеальная кинематика! — Он поставил пластинку на проигрыватель и, не удержавшись, добавил:
— Способна крутить восьмитонный груз без потери скорости хотя бы на десятую процента! Неплохо, а?
— Угу.
Зазвучала «Дафнис и Хлоя»… Добрая половина фонотеки загадочным образом испарилась — в основном современные аранжировки или эксперименты с ударными. Миссис Притчет предпочитала добротных классиков: Бетховена, Шумана, тяжеловесные концерты, привычные для слуха человека пуританских устоев. Утрата любимой коллекции Бартока привела Джека в страшное уныние. Вещи Белы Бартока лучше всего ложились Джеку на душу, отзываясь самыми интимными переживаниями. Нет, жить в мире миссис Притчет нельзя — старуха оказалась пострашней Тетраграмматона.
— Как теперь? — почти машинально спросил он, убавив свет лампы почти до нуля. — Свет больше не бьет в глаза?
— Он и не бил, Джек! — откликнулась Силки. Смутное беспокойство отразилось у нее на лице. — Странно… Я не вижу, куда идти. Боюсь, упаду!..
— Упадешь — так найдем! — усмехнулся Гамильтон. — Что будешь пить?
Где-то тут оставалась бутылочка виски Дернув дверцу бара, он опытной рукой пошарил внутри. Пальцы обхватили горлышко бутылки. Одновременно он нагнулся за стаканами. Бутылка показалась подозрительно легкой — ближайшее ознакомление подтвердило отсутствие выпивки.
— Тогда хлебнем мятного ликера, — вздохнул Джек. — О'кей?
«Дафнис и Хлоя» уже наполняли полутемную комнату великолепием страсти и неги. Джек подвел Силки к тахте и усадил девушку. Она послушно взяла рюмку ликера и чинно пригубила. Джек с видом судебного эксперта на месте преступления расхаживал взад-вперед, то регулируя звук, то убавляя, свет. Потом взбил подушку на тахте, убедился в том, что дверь заперта на ключ.
Сверху слышалось, как Марша суетится на кухне. Что ж, сама виновата…
— Закрой глаза и расслабься? — приказал он Силки.
— Я расслабилась!.. — В ее голосе по-прежнему звучал испуг. — Этого, что ли, недостаточно?
— Конечно, конечно, — мрачно согласился Джек. — Все просто замечательно. Послушай, а что, если ты сбросишь обувку и сядешь по-турецки? Вот увидишь, Равель будет восприниматься совсем по-другому. Силки послушно сбросила белые кроссовки и, подтянув ноги, уселась по-восточному.
— Очень мило, — проговорила она с грустью.
— В сто раз лучше, правда?
— Ага.
И тут неожиданный приступ отчаяния накатил на Джека.
— Все бесполезно, — подавленно забормотал он. — Ничего не получится!
— Что не получится, Джек?
— А, не важно!
На пару минут повисло гнетущее молчание. Потом Силки тихо и осторожно тронула Джека за руку:
— Мне очень жаль.
— Мне тоже.
— Я виновата, да?
— Немного. Так сразу не объяснишь.
Чуть поколебавшись, Силки сказала:
— Можно тебя спросить?
— Конечно. О чем угодно.
— Ты бы хотел…
Голос девушки звучал едва слышно. В сумерках ее широко распахнутые глаза напоминали две тусклые звездочки на затянутом тучами небе.
— Джек, хочешь меня поцеловать? Один только раз?
Джек крепко обнял девушку и притянул к себе. Взял в ладони ее маленькое острое личико и поцеловал. Силки прильнула к нему, легкая, хрупкая и ужасно костлявая. Джек не разжимал объятий, пока девушка сама не высвободилась. Впрочем, какая девушка? Всего лишь слабая тень, потерянная своим владельцем в сумерках.
— Мне так плохо. — Голос ее задрожал.
— Не надо…
— Я какая-то… опустошенная. У меня все болит. Почему, Джек? В чем дело? Почему мне так плохо?
— Оставь! — отрывисто бросил он.
— Мне страшно. Мне хочется тебе что-то дать… и нечего. Я — всего лишь пустое место, да? Пустышка?
— Не совсем.
Силки вскочила на ноги и теперь маячила размытым силуэтом, быстро передвигаясь по комнате. Когда Джек вновь поднял глаза. Силки предстала уже полностью нагой. Одежда аккуратной стопочкой сложена рядом на тахте.
— Ты меня хочешь?
— Да, до… скорее теоретически.
— Ты можешь!
— Могу? — иронически усмехнулся Гамильтон.
— Тебе — можно, я хотела сказать.
Гамильтон протянул ей обратно тряпки:
— Одевайся. Мы зря теряем время, а обед стынет.
— Что, бесполезно?
— Да! — с горечью ответил Джек, стараясь не смотреть на нелепо исковерканное женское тело. — Абсолютно бесполезно. Но ты сделала все, что могла.
Как только Силки оделась, Джек взял ее за руку и повел к двери. Проигрыватель за спиной все еще
