Но погони я не заметил. То ли осторожничали они, опасаясь стрельбы из укрытия, то ли вообще решили не соваться в путаницу железнодорожных вагонов и обветшалых построек, настоящий лабиринт из всякого хлама, кое-где скрывающего смертоносные аномалии.
Вот и знакомый тоннель — торопливо побросав болты, проверив дорогу детектором, вижу, что ничего не изменилось — «жарки» на прежнем месте, и мы с Костей принялись лавировать между ними, пробираясь на другую сторону.
Где-то по дороге, во время коротенькой остановки для отдыха, судорожно пытаясь отдышаться, мы остановились, хватая ртом воздух, как выловленные рыбины на берегу, и Костя выдал странную фразу — что просит не оставлять его, когда придет время главного испытания, побыть рядом, не отворачиваться. Я тогда отмахнулся — какие еще испытания, только-только ушли, теперь-то уж доберемся, до базы ученых на Янтаре, куда мы собственно и направлялись с момента выхода из Бара, совсем ничего осталось.
И добрались — практически целыми, без боя и существенных потерь. Правда, полученный от меня трофейный «ТТ» Костя утопил в болоте, оступившись на скользком замшелом бревне, на подходе к базе ученых, но это было просто досадной мелочью.
Смысл Костиной просьбы обнаружился внезапно, и тогда, когда я уж о ней и думать-то позабыл. Думал я совсем о другом — переживем ли мы Волну. Про нее мало что было известно достоверно, как и о многом в Зоне.
Добравшись до лагеря ученых, я решил — все серьезные опасности оставлены позади, и теперь мы спокойно переждем Выброс, чтобы отправиться дальше. От бандитов ушли, по пути ни в какие ловушки Зоны не вляпались, и теперь можем расслабиться, ожидая приближающийся Выброс в бункере ученых — в укрытии они не отказывали никому из сталкеров, оказавшихся поблизости. Военизированная охрана поддерживала на территории лагеря железный порядок, и случись за нами погоня — можно не опасаться, в лагере никаких «разборок» не состоится.
Но оказалось, что мы с Костей угодили в ловушку много хуже той, что устроили нам бандиты. Выброс породил Волну, которая возникла совсем рядом с лагерем и покатилась по измученной земле Зоны, неумолимо приближаясь к нашему убежищу.
Эта пакость — несущаяся с огромной скоростью стена водоворотов и завихрений аномальной энергии, шириной в несколько десятков метров, гнала перед собой сплошную полосу аномалий. В доли секунды перед Волной возникали и тут же пропадали там, где прошла стена, аномальные образования — «воронки», «жарки», «комариные плеши» и «электры» огромной мощности, испепеляя все живое, попавшее на пути, смертоносным ураганом проносясь по Зоне. Обычно, Волна гасла, промчавшись, километр или полтора, но точное расстояние никто не измерял — такого ужаса ни один танк бы не выдержал, какие уж там измерения или наблюдения.
О появлении Волны, нервно дрожа и немного заикаясь, объявил во всеуслышание Степанов — замнач. экспедиции, руководящий исследованиями. Он вышел на середину зала, взмахнул тоненькой пачкой бумажных листов, немного помолчал, явно собираясь с духом, а затем сообщил свою страшную новость:
— Вот что, товарищи…. Волна. На лагерь идет В-волна. Она близко, очень б-близко….
После своего объявления Степанов еще несколько секунд растерянно глядел на компьютерные распечатки, которые держал в руках. Потом обреченно, небрежно бросил эти бумаги прямо на пол, и в напряженной, звенящей тишине, воцарившейся в главном зале бункера, мы все отчетливо услышали его простую, но жуткую фразу: «Это…конец».
Теперь все, кто оказался перед Выбросом в лагере ученых, сгрудились возе пульта, на который поступали данные. Мы старательно прикидывали, как далеко пройдет Волна и докатится ли до нас. По всему выходило, что докатится. Бункер, заглубленный в землю на несколько метров, с толстенными бетонными перекрытиями, вполне защищал от воздействия Выбросов. Ну, голова поболит, в глазах круги разноцветные поплавают — это ладно.
Но бывали уже случаи, когда схроны, прежде вполне надежные, накрывала Волна, и укрытия, многократно до этого выручавшие бродяг Зоны, становились братской могилой для всех, кто там находился. Обычно, Волна проходила по открытым пространствам, и до крупных строений или объектов ни разу не докатывалась. Если мы станем первыми, кто погиб в таком серьезном сооружении, от понимания своей роли первопроходцев нам легче не будет — ни на капельку.
На душе становилось тоскливо. Волна была совсем рядом, и быстро приближалась. Ревели сигналы, беспрерывно трещали какие-то датчики, усиливая панику и ужас. Кто-то грыз ногти, кто-то лупил кулаком в стену. Под потолком зала часто мигал огонек аварийной сигнализации, потом один из нас не выдержал, выстрелом из дробовика разнеся надоевшую мигалку к чертовой матери, и никто ему даже замечания не сделал — что ситуация аварийная, понятно и так, а на нервы действовало здорово.
Хуже всего было осознавать свою беспомощность. Что ни делай, как бы себя не веди — ничего не изменится от твоих усилий. Волна, равнодушная к суете маленьких, беспомощных человечков, к их ужасу, смятению и нежеланию умирать, так же бесстрастно катилась вперед, приближая нашу гибель. Порожденная и гонимая неизвестной нам силой, она неумолимо двигалась в нашу сторону, оставляя позади мертвое, безжизненное пространство.
Я не заметил, когда Костя вышел из общего зала в предбанник, а потом и наружу. Сидевший у пульта наружного наблюдения молодой белобрысый парень в белом халате, практически не отрывавший глаз от перископа, внезапно выбросил вверх руку, привлекая внимание собравшихся, выкрикнув: «Человек снаружи!». И сразу в бункере стало тихо, все замерли, только треск и частый писк датчиков, ставшие уже привычным, продолжали давить на психику.
Уж не знаю, как, но я сразу, сердцем почувствовал, — это Костя. Схватив за воротник халата, я одним мощным рывком выбросил из кресла парня, заметившего моего напарника там, под открытым небом враждебной Зоны.
Приближающуюся Волну я различал четко — темная, почти черная стена, в которой сверкали багровые вспышки и сверкали электроразряды, катилась валом цунами, надвигаясь на постройки базы.
А к ней, обреченно сгорбившись, брел Пацифист, чью одинокую фигуру было видно отчетливо, как на картинке или в кино. Волне оставалось пройти тридцать, от силы пятьдесят метров, она возвышалась над базой, как падающая гора.
Костя оглянулся, и снова, как тогда, в Баре, мне показалось, будто смотрит он не в глаза мне, а прямо в душу. Одним коротким взглядом он смог предать мне все — свою боязнь перед неминуемой смертью, желание бежать от этого ужаса и понимание, что это невозможно, и перебивающую все эти страхи и сомнения главную ноту камертона — резко, мощно звучащий зов, требующий остановить Волну любой ценой.
Видеть это было невозможно. Очень хотелось отвернуться, закрыть глаза, обхватить голову руками и ожидать конца, каков бы он ни был. Но я помнил, что обещал напарнику. Наверное, так ему было легче — когда он знал, что я пусть и не рядом, не плечом к плечу, но вижу его, верю в него, и надеюсь на чудо.
А чудо произошло. Наткнувшись на выставленные ладонями вперед руки крохотной человеческой фигурки, Волна застыла на месте, сдерживаемая неведомой силой Костиного дара. Сверканье молний и яркость вспышек белого света усилились, блеск всего этого становился нестерпимым, а еле слышимый до того гул превратился в пронзительный, дико давящий на барабанные перепонки визг. И вдруг все закончилось — мгновенно.
Волна осела покорно, как шапка мыльной пены, остановившись перед самой стеной бункера, и исчезла. Разом смолкли все датчики, наступила тишина. Несколько секунд в бункере царило молчание, быстро сменившееся возбужденной суматохой — заговорили почти все, кто-то даже кричал, радуясь, что снова пронесло, что выжили…
От Кости не осталось ничего, ни тела, ни даже пепла. Он словно растворился в черной пелене Волны. То ли она вобрала его в себя, то ли он поглотил стену хаоса, надвигавшуюся на лагерь, и превратился во что-то неведомое — я не знаю. Ученые, которых я расспрашивал, только плечами пожимали — очередная загадка Зоны, вряд ли нам станет известно, что же это такое мы видели. Наверное, не знал этого и сам Костя. Все свое время, отмеренное Зоной, он ждал свой главный бой, и не проиграл его.
Теперь, когда опасность осталась позади, всякий занялся своим делом. Прошедший Выброс и прокатившаяся Волна доставили достаточно хлопот, и возможности некоторые открылись. Ученые
